Молитва для ракетчика - Козлов Константин - Страница 3

Старик докурил, аккуратно втоптал в снег окурок и кряхтя встал. Перед уходом нужно было кое-что сделать. Сначала он освободил подходящий по размерам ящик, вывалив его содержимое прямо на металлический настил в свободном углу грузового отсека. Потом собрал в него все кости и поволок ящик наружу. Тащить ящик по гравию было ничуть не легче, чем по настилу отсека. Вдобавок к шуршанию камней добавился стук содержимого. От этих звуков работа веселее не шла. Еле-еле удалось протиснуть груз через входной люк. Несколько раз он устраивал перекур. Несмотря на крепкое сложение, годы брали свое. Ящик он установил у подножия сельги и забросал мелкими булыжниками. Минуту постоял над могилой молча. Все-таки в прошедшей войне они были на одной стороне, как бы там потом ни оказалось. Джем никак не мог догадаться, что за игру устроил хозяин. Потом началась основная часть работы; закончил ее Микко далеко за полдень. Солнце начало клониться к горизонту, когда он свистнул собаку и зашагал по направлению к дому. До темноты он мог пройти километров семь. Ради такого расстояния можно было и не пускаться в путь, особенно если спину и ноги ломит, как будто весь день таскал тачку с камнями. Но Хютенен ни за что не остался бы ночевать на берегу возле самолета. Когда он остановился на ночлег и. раскатал спальник поверх лапника, настеленного в шалаше, в небе уже вовсю играло первое в этом году северное сияние.

ГЛАВА 2.

«… НИЖЕПОИМЕНОВАННЫЕ НАЗНАЧЕНЫ ДОБРОВОЛЬЦАМИ…»

Своим сложением Олаф Юргенссен удался в своих далеких предков. Родись он веков на девять раньше, пришелся бы очень кстати за веслом на скамье дракара[5] какого-нибудь конунга викингов, ведущего ватагу соплеменников в лихой набег на берега Альбиона или Дании. На здоровье Олаф не жаловался никогда, и жалобы на какие-то болячки были ему попросту не понятны. В его здоровом, отлично отлаженном организме никогда ничего не болело, и то, что что-нибудь болит у других, приводило Юргенссена в искреннее недоумение. Идиллия продолжалась до тех пор, пока в один прекрасный день, точнее, вечер, а еще точнее, вечер вчерашний, закусывая пиво орешками в баре, потомок викингов попытался раскусить случайно оказавшуюся в пакете с ними призовую пластмассовую фишку. Из серии «собери таких десять штук и отправь по адресу…», в числе призов — два снегохода и полторы тысячи биотуалетов. Фишку он не разглядел в потемках, организованных по случаю стрип-шоу. Под бурные аплодисменты, сопровождавшие выступление склонной к хорошо оплачиваемому эксгибиционизму барышни, увлекшийся Олаф стиснул челюсти значительно крепче, чем следовало бы. В результате бедняга немедленно получил два куска пластмассы вместо одного и трещину в зубе. Хозяин заведения обещал возместить все затраты, связанные с лечением, но, во-первых, в баре Олаф оказался как раз по случаю мальчишника, устроенного единственным в Вадсе дантистом в связи с предстоящей завтра и полдень свадьбой, и лечить пострадавшего было некому; а во-вторых, с утра у О лафа было дежурство на метеостанции. После того как принятое вчера «болеутоляющее» было выведено из могучего организма в окружающую среду, зуб разболелся еще сильнее. По причине молодецкого здоровья Олаф, не сильно разбиравшийся в фармакологии, выгреб из имевшейся на метеостанции аптечки все имевшиеся таблетки, позвонил поселковому врачу и узнал, для чего какие предназначены. Потом отобрал те, что, по его мнению, соответствовали сложившейся ситуации, для большей гарантии он взял каждых по две, старательно размолол пилюли, используя здоровую часть жевательного аппарата и, запив молоком из пакета, применил, как пишут медики в рецептах, «внутренне». После чего повязал щеку шарфом и отправился ждать результата. Результат не заставил себя ждать слишком долго, только по непонятной причине проглоченные медикаменты подействовали не на верхнюю, а на среднюю часть организма крепыша-метеоролога. А именно как раз на то место, где нижние конечности крепятся ко всему остальному. «Результат» имел место три раза, после чего Олаф сложил оружие и решил отдаться в руки профессионалов.

Недель за пять до того, как организм Олафа Юргенссена вступил в конфликт с фармакологической промышленностью Норвегии, майор Бен Йенсен спокойно подъезжал к воротам авиабазы Буде. В лучах ярких ламп дневного света искрился снег на соснах у пропускного пункта. Настроение было отличным, в планы майора входило отметиться на службе и выбраться в город — у сына в колледже были проблемы, требующие вмешательства родителей и педагогического совета. Об этом прямо и недвусмысленно сообщил директор учебного заведения в телефонном разговоре накануне вечером. Конкретную причину вызова директор обещал изложить при встрече. Погруженный в семейные проблемы, Йенсен машинально показал пропуск сержанту местной охраны и собирался проследовать дальше, но сержант постучал по стеклу костяшками пальцев, давая понять, что у него есть для майора какое-то сообщение. Йенсен опустил стекло.

— Доброе утро, майор, — зябко простучал зубами сержант.

— Приветствую вас, — иронично ответил Бен, неодобрительно поглядывая на его поднятый воротник — прямое нарушение формы одежды при исполнении служебных обязанностей, — надеюсь, вы меня остановили не для того, чтобы сообщить этот не нуждающийся в подтверждении факт?

— Вовсе нет, господин майор, вас вызывает к себе командир базы.

— На какое время?

— Немедленно, господин майор. Вам приказано прибыть К нему сразу, как только прибудете на базу.

Бен кивнул и проехал под арку ворот внешнего ограждения. Свернув к штабу, он задумался, что это такое понадобилось начальству. Полетов на сегодня не ожидалось. Последнее время они вообще летали не так часто, как раньше. В результате развала армии и флота у русских осталось совсем мало субмарин, охота за которыми входила в задачу подчиненного майору Йенсену экипажа. Другое дело раньше — летать приходилось почти ежедневно, на земле экипажи патрульной разведывательной противолодочной эскадрильи оставались в редких случаях, когда погода была совсем уж никуда не годной. Бен оставил машину на стоянке у штаба и направился ко входу в здание. Холодный морозный ветер проник за воротник сразу, как только он выбрался из нагретого салона. Насыщенный влагой ветер дул с моря, и при влажности в девяносто восемь процентов двенадцатиградусный мороз казался сибирским холодом. На снегу перед крыльцом следов, ведущих в штаб, было еще совсем немного. Люди еще только собирались на службу. Майор кивнул дворнику, бодро шагающему за своей стрекочущей снегоуборочной машинкой, и тот вежливо помахал рукой. Йенсен засунул шапку и куртку в личный шкаф, взял из него папку с блокнотом и ежедневником и направился к командиру. Полковника Ульфа Торвальдсона он знал уже лет пятнадцать. Они вместе начинали службу в 356-й истребительно-бомбардировочной авиаэскадрилье на севере Норвегии. Все летчики части считались в НАТО экспертами ВВС по посадке при сильном боковом ветре, а лейтенант Торвальдсон и капитан Йенсен летали лучше всех. Их негласное соперничество прервалось после того, как на F-5A[6] Йенсена заглохли оба двигателя и капитану пришлось катапультироваться. Он опустился в воду Норвежского моря в десяти милях от острова Сер-Квалей и пять часов болтался в оранжевой резиновой лодочке, пока его не подобрал корвет, с борта которого он попал прямо на госпитальную койку. Лейтенант Торвальдсон все время до подхода корабля рисовал круги над морем там, где приземлился его начальник. Лежащий на дне «резинки» капитан мог отчетливо разглядеть лицо сидящего в кабине товарища. Приказ с «вышки» на возвращение он выполнил только тогда, когда с борта корвета ему сообщили, что визуальный контакт со спасательной лодкой Йенсена установлен. Садился Торвальдсон с остатком топлива в пятнадцать литров; двигатели заглохли, когда колеса F-5A коснулись холодного бетона взлетно-посадочной полосы. После этого случая судьба надолго развела их служебные дорожки, но они дружили семьями. Истребительную авиацию Йенсену пришлось оставить, летать на сверхзвуковых машинах не позволяло здоровье, и его перевели в другую часть. Со временем отношения стали прохладнее, Ульф уверенно шагал по служебной лестнице, а Бен надолго засиделся в пилотском кресле «Ориона». Через семь лет Торвальдсон командиром пришел на базу, где Бен командовал экипажем патрульного Р-ЗС[7]. Встретились два старых приятеля подчеркнуто официально. Выскочкой своего бывшего подчиненного Йенсен не считал, просто, так сложилась судьба, хотя в душе поселилось чувство легкой зависти. На месте Торвальдсона вполне мог оказаться он сам, если бы двигатели его «эф пятого» оказались тогда надежнее.