Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо - Страница 7

Сила чувств, испытываемых мной в те дни, стоила долгих лет однообразия и душевного оцепенения. Я не размышляла о трудностях, о том, что буду делать, если он бросит меня, куда пойду, как сумею выжить. Меня волновало лишь то обстоятельство, что я нахожусь вместе с ним, а все остальное не имело значения. Некоторые считают, будто любовь — нечто вроде болезни, внезапно обрушивающейся на тебя, и, быть может, так оно и есть. Но сейчас, много времени спустя, после всего, через что прошла, я уверена — речь идет о самом высоком и сильном чувстве, на какое только способны люди. Я также считаю, что ради этого чувства человек готов преодолеть серьезные препятствия, чем обескуражит и напугает любого, кто не способен подобного испытать.

Мы добрались до лагеря, когда было уже темно: воины поели и готовились ко сну. Все для меня здесь было ново и сложно. Я спрашивала себя, как мне сохранить привязанность человека, с которым даже не могла разговаривать, но потом решила, что, как можно скорее, выучу его язык, стану готовить для него, стирать одежду и прибирать в его палатке, не жалуясь ни на усталость, ни на голод, ни на жажду. Раз он выучил кое-что на моем языке — пускай всего пару фраз, — значит, я дорога ему и он не хочет меня потерять. Я знала, что хороша собой — красивее любой женщины из тех, кого он встречал прежде. Даже если ошибалась, сама мысль об этом придавала мне храбрости и уверенности.

Ксен очень любил красоту. Иногда он подолгу смотрел на меня. Просил принять ту или иную позу и смотрел на меня с разных точек, обходя вокруг. А потом предлагал принять другую позу. Лечь, сесть, пройтись или распустить волосы. Сначала жестами, потом, по мере того как я изучала его язык, словами. Я поняла, что эти позы принадлежали произведениям искусства, которыми он любовался в своей стране. Статуям и картинам, которых я никогда не видела, потому что в наших деревнях подобных вещей не существовало. Однако я много раз наблюдала, как дети лепят из глины фигурки и сушат их на солнце. И мы тоже мастерили кукол, наряжая потом в обрезки ткани. Статуи — это нечто подобное, только гораздо больше, в человеческий рост или даже выше, из камня, глины или металла; они украшают собой города и святилища. Однажды Ксен сказал, что, будь он художником, то есть человеком, создающим такие произведения искусства, сделал бы мой портрет, уподобив героиням древних историй, которые рассказывали у него на родине.

Вскоре выяснилось, что я не единственная женщина, последовавшая за армией: существовало немало других. Большую часть составляли молодые рабыни, в основном принадлежавшие сирийским и анатолийским купцам, которые отдавали их воинам за плату. Некоторые из девушек были очень красивы, они получали пищу в достаточном количестве, хорошо одевались и красились, чтобы выглядеть привлекательно. Но жизнь им выпала нелегкая. Рабыни не имели права отказывать клиентам, даже тогда, когда болели. Единственным их преимуществом являлось то, что они не шли пешком, а ехали в крытых повозках, не страдали от жажды и голода. А это немаловажно.

Были и другие, занимавшиеся тем же ремеслом, но при этом встречавшиеся только с несколькими мужчинами пли все время с одним и тем же, с важными людьми — военачальниками, знатными персами, индийцами, сирийцами и даже вождями воинов в красных плащах. Такие не любят пить из той же чаши, что и все.

Воины в красных плащах держались особняком. Они изъяснялись на другом языке, у них были свои обычаи, свои боги, своя собственная еда, и вообще говорили они мало. Во время остановок начищали щиты и доспехи, чтобы те постоянно блестели, и упражнялись в боевом искусстве. Казалось, больше спартанцы ничего не умеют.

Kсен был не из их числа. Он происходил из Афин, города, побежденного в великой тридцатилетней войне; научившись его языку, я узнала причину, по которой он последовал за армией. Только тогда, когда я заговорила по-гречески, его история стала моей, а происшествие и случай, вырвавшие меня из привычной жизни, составили часть общей судьбы — тысяч людей и целых народов. Ксен сделался моим учителем, не только любовником, он заботился обо всем: о моей еде, постели, одежде. Для него я была не просто женщиной, но человеком, которого он мог многому научить, в свою очередь, тоже узнавая много интересного.

Он редко говорил о своем городе, хотя мое любопытство к этому вопросу казалось очевидным. Когда же наконец я убедила его объяснить причину, по какой он уехал, всплыла неожиданная правда. После того как Афины оказались в руках врага, горожанам пришлось согласиться на присутствие в городских стенах армии победителей, спартанцев, — воинов в красных плащах!

— Если они разгромили твой город, почему же ты теперь с ними?

— Когда народ побежден, — ответил он, — это разделяет людей: одни обвиняют других в том, что те якобы явились причиной катастрофы: ведь у победы много отцов, а поражение — сирота. Это разобщение может стать столь острым и глубоким, что враждующие стороны поднимаются друг на друга с оружием в руках. Так случилось в Афинах. Я сражался на стороне тех, кому не повезло, кто потерпел неудачу, и вместе с остальными вынужден был отправиться в изгнание.

Следовательно, Kсен сбежал из своего города, как и я — из Бет-Кады.

Он долго переезжал с места на место, не решаясь покинуть Грецию. Однажды получил письмо от друга, приглашавшего его в некий приморский городок, дабы поговорить об одном важном деле — великой возможности завоевать славу, богатство и пережить удивительные приключения. Встреча произошла поздно ночью, в конце зимы, в рыбацком селении, захолустном, не слишком оживленном. Друг по имени Проксен ждал в одиноком домике на мысе.

Ксен явился незадолго до полуночи, пешком, держа лошадь под уздцы, и постучал в дверь. Ответа не последовало. Тогда он привязал коня, взял в руку меч и вошел. На столе горела одна-единственная свеча, рядом стояли два стула. Проксен сидел лицом к двери, так, что на него не падал свет, и Ксен узнал его только по голосу.

— Вошел, не дождавшись ответа. Рискованно.

— Ты пригласил меня сюда, — возразил Ксен, — я думал, опасности нет.

— Напрасно. В наше время опасность таится повсюду, а ты — беглец, которого наверняка ищут. Здесь могла ожидать ловушка.

— У меня в руке меч, — ответил Ксен.

— Садись. Однако мне нечем тебя угостить.

— Не важно. Скажи, в чем дело?

— Прежде всего знай: то, что я сейчас поведаю тебе, должно остаться между нами.

— В этом можешь быть уверен.

— Хорошо. Пять военачальников из разных мест нашей страны набирают сейчас людей, способных сражаться.

— Мне кажется, это не новость.

— Ты ошибаешься. Все знают о походе, цель которого — успокоить варваров во внутренней Анатолии, совершающих набеги и грабежи на Каппадокию.

— А настоящая причина?

— У меня такое впечатление, что она заключается в чем-то ином, но точно неизвестно.

— А почему должна существовать другая причина?

— Потому что задача военачальников — набрать от десяти до пятнадцати тысяч человек, всех — с Пелопоннеса, как можно больше — из Лаконики, лучших из лучших. Тебе не кажется, что это слишком, если речь идет лишь о том, чтобы проучить каких-то горцев, ворующих кур?

— Действительно странно. Что-нибудь еще?

— Обещано щедрое вознаграждение, и знаешь, кто платит?

— Понятия не имею.

— Кир Персидский. Брат царя Артаксеркса. Он ждет нас в Сардах, в Лидии. Ходят слухи, будто он тоже собирает войско: кто говорит, пятьдесят, кто — сто тысяч человек.

— Это много.

— Слишком много для объявленной задачи.

— Я тоже так думаю. У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Мне кажется, он целится в более важную мишень. Такая армия может значить лишь одно и иметь одну-единственную цель: проложить путь к трону. Услышав эти слова, Ксен долго молчал, боясь выдвигать слишком смелые и волнующие воображение догадки.

Наконец он произнес:

— Какое ко всему этому имею отношение я?

— Никакого. Если, конечно, у тебя нет желания сражаться. Однако в подобной экспедиции открывается масса возможностей для такого человека, как ты. Я знаю: тебя ищут и хотят судить. Поедем с нами, и ты войдешь в узкий круг тех, кто сможет говорить с Киром. Он молод, честолюбив, умен — совсем как мы, и сумеет отличить того, кто обладает мужеством и решимостью, и вознаградить по заслугам.