Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо - Страница 14

Поначалу все как будто шло хорошо, но потом, по мере того как отряд углублялся в ущелье, начали появляться тревожные знаки: сначала стая ворон вдруг вылетела из кустов, затем послышался грохот сорвавшегося вниз камня. Менон успел только закричать:

— Осторожно! Прикройтесь! Наверху кто-то есть!

И со скал обрушился целый ливень стрел. Трое воинов пали на землю, пронзенные. После чего обстрел продолжился, плотно, без передышки.

Менон приказал:

— Поднимите щиты! Прикройтесь! Прочь отсюда! Прочь, прочь!

Воины подняли щиты над головами и одновременно пустились бежать, но склон был слишком крут, а ущелье — узко. Многие падали, и шедшие сзади наступали на упавших. Отряд потерял многих убитыми и ранеными.

В какой-то момент показалось, что смертоносный дождь прекратился, но в действительности получилось лишь затишье перед новой бурей. Вскоре послышался оглушительный грохот, и лавина камней покатилась вниз, сея новые жертвы. Когда наконец отряду удалось остановиться на площадке, укрытой от вражеского обстрела, Менон сосчитал своих людей. Недоставало семидесяти: они погибли от стрел и камней.

— Мы не можем вернуться за их телами, — отчеканил фессалиец. — Будут новые жертвы. Но мы можем отомстить!

И пока он говорил, его голубые глаза стали ледяными.

6

Они напали на Тарс внезапно.

К стенам подошли чуть больше тысячи, но создавалось впечатление, будто их сто тысяч: казалось, они повсюду — поджигали дома, убивали.

Ужаснее всего была тишина. Нападавшие не кричали, не проклинали. Убивали не останавливаясь.

Входили в дома и выходили, оставляя за спиной одну лишь смерть.

Казалось, захватчики все на одно лицо, в закрытых шлемах с призрачными масками, в бронзовых доспехах, с черными щитами, украшенными серебром: люди Менона-фессалийца мстили за товарищей, павших в горах и оставшихся непогребенными. Когда они закончили, город лежал у их ног, истекающий кровью, обезображенный. Царь бежал в горы.

Клеарх прибыл на следующий вечер, его ждали открытые, никем не охраняемые ворота. Он шел по главной улице в сопровождении своих воинов, ошеломленный видом огромного количества трупов, лежащих там и сям перед дверями домов, на порогах или внутри. Кера, богиня смерти, прошла там, размахивая косой, не щадя никого. Казалось, она вот-вот покажется где-то рядом в своем черном плаще; вместо нее Клеарх обнаружил сидевшего на пустой площади Менона-фессалийца, наготу которого скрывал лишь его белый плащ.

— Ты опоздал, — буркнул он.

Клеарх огляделся но сторонам, пораженный. Спартанец словно попал в мертвый город. Ни единого огонька, ни единого голоса. Последние отблески заката все окрасили в алый цвет.

— Что случилось?

— Я потерял семьдесят воинов, — ответил Менон так, словно говорил о чем-то другом.

Клеарх развел руками, указывая на опустошение, царящее кругом.

— А это все? Что все это значит?

— Это значит, что тот, кто убивает людей Менона-фессалийца, платит потом высокую цену.

— Я не отдавал распоряжения нападать на город.

— Ты также не приказывал этого не делать.

— Мне следует наказать тебя за неповиновение. Ты должен лишь исполнять приказы — ничего больше.

— Наказать, говоришь? Мне эта мысль не кажется удачной. — Проговорив это, он поднялся на ноги и уставился на Клеарха льдистыми глазами.

— Уведи своих людей и разбей лагерь у реки. Оставайся там до моего распоряжения.

Менон двинулся через площадь. В тишине, нависшей над растерзанным городом, на мгновение послышался плач ребенка, но потом остался лишь звук шагов Менона, гулко раздававшихся на пустынной площади, словно по ней шел великан.

Кир явился последним, с наступлением ночи, и при виде следов кровавой бойни, учиненной в Тарсе, пришел в неописуемую ярость, однако, как только ему сказали, что все это является делом рук одного только отряда Менона, настроение его поменялось: ведь если один-единственный отряд способен на такое, что же свершит целая армия, когда наступит день боя? Потом он получил послание от царицы, приглашавшей его на свидание, и это окончательно подняло ему настроение. Свидание прошло на вилле недалеко от моря, куда Кир отправился в сопровождении многочисленной свиты.

Что они сказали друг другу во время той встречи, никто так и не узнал, хотя личные телохранители прошли с Киром даже внутрь помещения. Известно только, что царица была невероятно красива, тело ее прикрывало легкое платье, почти прозрачное, в ионическом стиле, лицо она накрасила по обычаю египтянок, между грудей сверкала черная индийская жемчужина, а в ушах — чудесной работы серьги, купленные у купца из далекого Таранта.

Несомненно, наутро у Кира появилась еще одна причина обращаться наилучшим образом с царем Киликии Сиеннесием, сбежавшим в горы подобно трусливому зайцу.

Гонец сообщил ему, что опасность миновала, и правитель спустился в долину, где обменялся всевозможными любезностями с персидским царевичем. Очевидно, о спасении чести он думал в последнюю очередь.

На следующую ночь небо скрыли тучи; военный корабль без каких-либо опознавательных знаков вошел в устье реки Киднос и почти сел на мель в ее неглубоких водах. Команда спустила мостик, и на берег сошел человек, держащий коня под уздцы. Как только животное коснулось земли копытами, человек вскочил в седло и ускакал. Вдали виднелись огни большого лагеря, и человек двинулся в ту сторону.

Мостик убрали, и корабль, так же тихо, как и прибыл, отправился в обратный путь, с тем чтобы присоединиться к флотилии, ожидавшей его на якоре с потушенными огнями.

Кир задержался в Тарсе на несколько дней и постарался хоть как-то залечить раны города, но теперь перед ними лежало море. И сложность заключалась не в киликийцах или жителях Тарса. Проблему составляли киликийские пираты. Царевич скрывал это обстоятельство от армии, пока было возможно, но среди воинов и полководцев слишком многие знали, что значит попасть к морю через «Киликийские ворота». За плечами осталась Анатолия, и путь лежал на юг, к сердцу империи. Среди людей поползли тревожные слухи, а самый странный из них сообщил сам Ксен, выступив против Проксена-беотийца, своего друга. И сделал он это не в своей палатке, а открыто, пока тот ужинал в окружении своих воинов. Появился внезапно, озаряемый светом костра, и громко спросил, не пожелав садиться рядом:

— Ты представляешь, что будет в ближайшие дни?

— Что за странный вопрос? — ответил Проксен.

— Так ты представляешь? — повторил Ксен.

— Не думаю, что это меня касается.

— Да нет, напротив. Это касается и тебя, и всех вас, люди!

— Посмотрите, кто тут! — воскликнул один из помощников Проксена, танагр по имени Евпейт. — Писака! Ты разве не должен быть в своей палатке и работать пером?

Kсен не обратил на него внимания и продолжил:

— Мы направляемся прямо в пасть ко льву!

Многие перестали смеяться, другие стали толкать локтями соседей, продолжавших шутить, третьи вдруг посерьезнели.

— Эй, что такое ты, черт возьми, говоришь? — нахмурился Проксен.

— Я говорю правду, и всем вам неплохо было бы это понять. Кир солгал нам, и Клеарх тоже солгал: ведь ему, разумеется, все известно. Писидия не имеет никакого отношения к нашему походу: она уже давно осталась позади, ведь теперь мы находимся на берегу Киликийского залива. Как выдумаете, что там? — вскричал он, указывая назад. — Египет. А как считаете, что находится по ту сторону вон той горной цепи? Сирия! А за Сирией — Вавилон.

— А ты откуда знаешь? — спросил один из воинов.

— Знаю, потому что знаю. Все обстоит именно так, как я говорю. И мы двигаемся именно туда, уверен!

— Кто тебе сказал, что мы двигаемся туда? — поинтересовался еще один.

— Мой разум, идиот!

— Эй, поосторожней, смотри, с кем разговариваешь!

— Сам за собой смотри. Если ты не знаешь того, о чем рассуждаешь, то молчи и слушай тех, кому известно больше, чем тебе!