Чужестранка. Дилогия - Гэблдон Диана - Страница 77

Я принимала, губы мои приоткрылись навстречу его губам, да, я принимала от всего сердца и вызов, и побуждение. После долгого поцелуя он поднял голову и улыбнулся мне.

— … либо я должен попытаться отвлечь тебя от твоих мыслей, — закончил он.

Он прижал мою голову к своему плечу, гладил по волосам и заправлял за ухо выбившиеся кудряшки.

— Я не знаю, поможет ли это, — тихонько продолжал он, — но скажу тебе одно: для меня большой подарок и чудо знать, что я доставляю тебе радость, что твое тело откликается мне. Я думать не думал о таких вещах — раньше.

Я глубоко-глубоко вдохнула, прежде чем ответить.

— Да, — произнесла я. — Наверное, это поможет.

Мы умолкли опять — как мне показалось, надолго. Потом Джейми отодвинулся от меня.

— Я ведь говорил тебе, англичаночка, что у меня нет ни денег, ни собственности? — спросил он, с улыбкой глядя на меня сверху вниз.

Я кивнула, не понимая, к чему он клонит.

— Я предупреждал тебя, что придется нам ночевать в стогах сена, ничего не имея на ужин, кроме глотка верескового эля да хлебной тюри.

— А я не против, — сказала я.

Не сводя с меня глаз, он указал подбородком на просвет между деревьями.

— Стог сена я сейчас не могу тебе предложить, но вон там растет молодой папоротник. Если ты не прочь попробовать…

Немного погодя я потрогала его спину, влажную от напряжения и сока раздавленных папоротников.

— Если ты еще раз скажешь мне спасибо, я тебя отшлепаю, — сказала я.

В ответ раздался легкий храп. Надломившийся лист папоротника щекотал ему щеку, по руке полз любознательный муравей, и Джейми, пытаясь отделаться от него, шевелил во сне пальцами.

Я стряхнула муравья, потом, опершись на локоть, принялась разглядывать Джейми. У него были длинные ресницы, особенно заметные при закрытых глазах, длинные и густые. Странно — на концах они имели совсем темную окраску, а у корня — почти белесые.

Твердая линия рта расслабилась во сне. Уголки губ только чуть тронула усмешка, но нижняя губа изогнулась сильно и казалась одновременно чувственной и невинной.

— Черт возьми! — тихонько выругалась я.

Я боролась с этим вот уже некоторое время. Еще до нашей комической свадьбы я уяснила себе, что он меня привлекает. Такое случалось со мной и прежде, как это случается практически с каждым из нас. Внезапно возникшая чувствительность к присутствию, к появлению какого-то мужчины — или женщины. Следишь за ним глазами, устраиваешь «неумышленные» встречи, наблюдаешь за тем, как он занимается своим делом, и при этом испытываешь особые ощущения, глядя на движущиеся под рубашкой плечи, на выступающие косточки запястья или на то место под подбородком, откуда начинает расти борода.

Увлечение… Оно так обычно между медсестрой и врачом или медсестрой и пациентом, вообще между людьми в случайно возникшем на более или менее длительное время сообществе.

Нередко это приводит к коротким, бурным романам. Если все идет удачно, роман ярко полыхает в течение нескольких месяцев — и сходит на нет. А если нет… ну, тогда беременность, развод, а то и вовсе нелепый случай вроде венерического заболевания. Опасная это штука — увлечение.

Я испытала такое несколько раз, но мне хватило здравого смысла не поддаваться. И как обычно, с течением времени тяга ослабевала, мужчина терял свою золотую ауру и занимал привычное место в моей жизни, не причинив боли ни себе, ни мне, ни Фрэнку.

И вот теперь я была вынуждена, даже принуждена пойти на это. И одному только Господу известно, что все это принесет с собой, какие боли и тревоги. Но назад дороги нет.

Он лежал спокойно, растянувшись на животе. Солнце золотило его рыжую гриву и высвечивало маленькие мягкие волоски, что росли на спине, рыжеватый пушок на ягодицах и бедрах, проникало и к густым и мягким каштановым завиткам, которые виднелись сзади между раскинутых ног.

Я села и залюбовалась длинными ногами, плавной линией мускулов бедер, кончавшейся у колен, чтобы перейти в другие — от колен до длинных, красивых стоп. Подошвы ног были мягкие и розовые, слегка мозолистые оттого, что он ходил босиком.

У меня прямо-таки зудели пальцы от желания дотронуться до его маленького аккуратного уха, погладить закругленный угол челюсти. Дело сделано, и теперь уже можно не сдерживать себя. Что бы я себе ни позволила, хуже не будет ни мне, ни ему. Я потянулась и легонько дотронулась до него.

Он спал очень чутко. Внезапно, так, что я подпрыгнула на месте, он перевернулся и оперся на локти, готовый вскочить. Но, увидев меня, сразу опомнился и рассмеялся.

— Мадам, вы застали меня врасплох!

Он отвесил короткий поклон — весьма ловкий для человека, растянувшегося во всю длину на ложе из папоротников и не прикрытого ничем, кроме множества солнечных пятен. Улыбка еще сохранялась у него на лице, но выражение его изменилось, едва он взглянул на меня, нагую среди папоротников. Голос внезапно сделался хриплым.

— Мадам, я весь в вашей власти…

— В самом деле? — очень тихо спросила я.

Он не пошевелился, когда я снова протянула руку и провела ею вниз по щеке, по шее, по освещенному солнцем плечу — и ниже… Он не двигался, но закрыл глаза.

— Милостивый боже, — проговорил он.

И шумно втянул в себя воздух.

— Не беспокойся, — сказала я. — Тебе не будет больно.

— Слава Богу за милосердие.

— Лежи тихо.

Его пальцы глубоко воткнулись в мягкую рыхлую землю, но он повиновался.

— Пожалуйста, — произнес он немного погодя, и я, взглянув на него, увидела, что глаза у него открыты.

— Нет, — ответила я, забавляясь от души.

Он снова опустил веки.

— Ты мне за это заплатишь, — сказал он.

Бисеринка пота сверкнула у него на переносице.

— Неужели? — отозвалась я. — Что же ты собираешься сделать?

Он так притиснул ладони к земле, что на предплечьях проступили сухожилия, и заговорил с усилием сквозь сжатые зубы:

— Я еще не знаю… но клянусь Господом Христом и его ангелами, что… придумаю… Боже! Ну пожалуйста!

— Ладно уж.

Я отпустила его.

Я невольно вскрикнула, когда он перекатился на меня, прижав к папоротникам.

— Твоя очередь, — заявил он с откровенным удовлетворением.

Мы вернулись в гостиницу на закате, задержавшись на вершине холма до тех пор, пока не убедились, что лошади Стражи больше не бродят по двору.

Гостиница выглядела приветливо, в окнах горели огни, полоски света пробивались и сквозь щели в стенах. Лучи солнца все еще сияли позади нас, и все предметы на холме отбрасывали двойные тени. Поднявшийся ветерок нес с собой вечернюю прохладу, и тени трепещущих листьев танцевали на траве. Я вообразила, что это феи пляшут на холме среди теней, прокладывая себе путь между стройными стволами деревьев в темную глубину леса.

— А Дугал еще не вернулся, — заметила я, когда мы спустились с холма.

Крупного вороного мерина, на котором Дугал обычно ездил, не было в маленькой конюшне гостиницы. Отсутствовало и еще несколько лошадей, в их числе — лошадка Неда Гоуэна.

— Нет, он, может, и завтра не вернется, а то и послезавтра.

Джейми продолжал поддерживать меня за руку, потому что на склоне, по которому мы спускались, торчали там и сям в короткой траве острые камни.

— Куда же это его унесло?

Захваченная событиями последних дней, я ни разу до сих пор не поинтересовалась отсутствием Дугала, даже не замечала этого отсутствия.

Джейми помог мне перебраться через перелаз на заднем дворе гостиницы.

— Заканчивает дела с мелкими арендаторами поблизости. У него, как ты помнишь, оставалось всего два дня до того, как он обязан привезти тебя в Форт.

Джейми сжал мне руку, подбадривая.

— Капитан Рэндолл не слишком обрадуется, когда Дугал сообщит ему, что тебя он не получит, так что после этого Дугалу здесь особо задерживаться не стоит.

— Это очень благоразумно, — сказала я. — И кроме того, весьма любезно с его стороны, что он оставил нас тут и… дал возможность поближе познакомиться друг с другом.