История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 52

Целесообразно сослаться на новейшую книгу исследователя, который по своим воззрениям весьма далек от О. Н. Трубачева, но тем не менее приходит, в сущности, к близкому выводу. Речь идет о книге В. Я. Петрухина «Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков» (Смоленск, 1995): «…из контекста источников ясно, – утверждается в книге, – что выражение „вся русь“ означало не какое-то конкретное племя, а дружину в походе на гребных судах; недаром в тексте… Новгородской первой летописи слова „вся русь“ заменены словами „дружина многа и предивна“. Это название княжеских дружин распространилось в процессе консолидации древнерусского государства на… территории от Ладоги и Верхнего Поволжья до Среднего Поднепровья, дав наименование „Русской земле“ и „всем людям Русской земли“ – восточнославянской в своей основе древнерусской народности» (с. 55). Эта «русь», двигаясь по водным путям, объединяла в определенную целостность огромное пространство от Ладоги до Киева, воздвигала «грады» (то есть крепости), создавала общий строй и уклад и, в конце концов, «отдала» свое имя стране и ее населению в целом.

В составе «руси» значительное место и еще более значительная роль принадлежали, без сомнения, выходцам из германских – скандинавских – племен, но только своего рода комплекс неполноценности видит в этом нечто «принижающее» Отечество, ибо (о чем уже шла речь) те же скандинавы и германское племя франков сыграли гораздо более значительную роль в истории Великобритании и Франции. История вообще есть плод, результат соединенных (пусть даже разнонаправленных) действий различных этносов, а не простая сумма «изолированного» бытия отдельных народов. Пользуясь весомыми бахтинскими понятиями, история – это постоянный диалог народов, а не совокупность их монологов.

В заключение повторю еще раз: выходцы из Скандинавии, или, как их звали наши далекие предки, варяги, оказавшись в Ладоге или в Киеве, явились деятелями не какой-либо «своей» – скандинавской, – а русской истории…

Обращаюсь к другой исторической силе, сыгравшей громадную роль в первоначальной истории Руси и, в частности, имеющей самое прямое отношение к содержанию русского героического эпоса. Речь идет о Хазарском каганате.

Правда, отношения Руси с Хазарским каганатом и, с другой стороны, с Византийской империей оказались уже в довольно ранний период – с 860-х годов – в теснейшей взаимосвязи, и их, в сущности, невозможно рассматривать по отдельности. Но начать все же уместно с вопроса о Хазарском каганате.

До последних десятилетий роль его в истории Руси оставалась явно недостаточно выясненной, а многие из имевшихся налицо сведений представлялись сомнительными, оспаривались или даже вообще отвергались. Одна из главных причин такого положения состояла в том, что летописные известия о хазарах – в сравнении, скажем, с известиями о тех же варягах или о Византии – очень и очень скудны и отрывочны. Это, в частности, побуждало считать значение Хазарского каганата в истории Руси не столь уж существенным.

Однако малое внимание летописи к хазарам имеет свое совершенно естественное объяснение. Ведь непосредственно дошедшие до нас летописные своды были составлены не ранее десятых годов XII века; хазары к тому времени – поскольку Хазарский каганат был разгромлен еще князем Святославом в 960-х годах – уже полтора столетия не играли сколько-нибудь значительной роли, между тем как и Византия, и варяги продолжали в конце XI – начале XII века быть очень важными «факторами» в жизни Руси.

В монографии А. П. Новосельцева (в главе «Источники о хазарах и Хазарском государстве») отмечено, что «летописание на Руси возникло …когда Хазарского государства уже не существовало. В ПВЛ («Повесть временных лет». – В.К.) …вошли известия о хазарах, основанные главным образом на преданиях и устной традиции. Их немного…»[175] Да, в летописи о хазарах содержатся только или самые лаконичные сведения («…хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма…»; «и в битве одолел Святослав хазар и город их и Белую Вежу взял…»), или же «нравоучительная притча о предложенной Русью хазарам дани мечами[176] – дани, которая затем как бы обернулась против завоевателей.

Но летописные сведения о хазарах можно воспринять и совершенно по-иному. Известный в свое время «хазаровед» Ю. Д. Бруцкус (брат видного экономиста Б. Д. Бруцкуса, высланного в 1922 году из России) вполне справедливо писал: «Если приглядеться к первым страницам начальной русской летописи и исключить заимствования из греческих хронографов и привходящие легендарные сказания, то можно заметить, что почти все первые оригинальные записи посвящены борьбе с хазарами».[177] Это действительно так, и скудость таких «оригинальных» (то есть собственно русских) записей не будет нас смущать, если мы осознаем, что другие русские записи вообще почти отсутствуют и, значит, хазарская тема является для начальных страниц летописи главной.

Однако на этот факт никто, кроме цитированного автора, не обращал внимания, и в результате историки с недоверием или же без должного внимания относились к достаточно многочисленным сведениям об очень существенной роли Хазарского каганата в истории Руси – сведениям, содержащимся в арабских, византийских, хазарских и других иноязычных источниках.

Только в новейшее время произошел своего рода перелом в понимании значения Хазарского каганата в истории Руси, – перелом, связанный прежде всего с очень интенсивными и результативными археологическими исследованиями на «славяно-хазарском пограничье» (это определение принадлежит наиболее выдающемуся исследователю в этой области С. А. Плетневой), то есть прежде всего в верхнем течении Дона и Северского Донца.

И если летопись, составленная в начале XII века, содержит крайне мало сведений о хазарах, то есть ведь и более древние русские источники, восходящие непосредственно к IX-Х векам (правда, глубоко своеобразные источники), которые запечатлели историческую ситуацию «Русь и Хазарский каганат» с исключительной широтой и полновесностью. Речь идет не о чем ином, как о героических былинах.

Осознание этого факта совершается в современных трудах о русском эпосе. Так, много лет работающий в этой сфере исследователь, В. П. Аникин, анализируя одну из известнейших былин – о Добрыне-змееборце, писал недавно, что «нельзя оставить без внимания догадку, высказанную еще учеными 60-х (точнее, еще 50-х.[178] – В.К.) годов XIX века. Они считали, что татаро-монголы как исторические враги Древней Руси заменили собой в эпосе более древних врагов… Такая точка зрения встретила в последующее время поддержку в работах А. Н. Веселовского, П. В. Владимирова, А. М. Лободы и др.». В. П. Аникин здесь же дает соответствующие ссылки и предлагает, в частности, видеть в былине о Добрыне «первоначальный поэтический отклик на столкновение Киевской Руси с древней Хазарией».[179]

Да, в былинах в качестве врага обычно выступают «татары». Но самый факт замены имен древних врагов именем врагов более поздних не только не является чем-то исключительным, но, напротив, довольно типичен для произведений, существующих в устной традиции.

Исследовательница среднеазиатского фольклора Л. С. Толстова показывает, что устным преданиям «присущи… сдвиги в хронологии, замена одного народа (например, народа-завоевателя) другим и пр. Так, в фольклоре народов Средней Азии воспоминания об относительно поздних завоеваниях калмыков затмили даже предания о нашествии Чингисхана; образы монголов и калмыков контаминировались»[180] (это в самом деле удивительно: более поздний не столь уж сильный враг заслонил могущественнейших монголов!).