Верность Отчизне - Кожедуб Иван Никитович - Страница 42

Командир назначил старшим группы комэска Гавриша.

Механик Иванов обрадовался, узнав о новости. Он не отходил от меня, давая советы, на что обращать особое внимание при выборе машин.

Солдатенко тепло, по-отечески проводил нас.

Мы летели на транспортном самолете над местами, где еще недавно шли кровопролитные бои. Народ уже приступил там к восстановительным работам.

Через несколько часов мы приземлились на тыловом аэродроме. Встретили много летчиков из других частей. Они тоже прилетели за самолетами. А новеньких «ЛА-5» было столько, что глаза разбегались. Глядя на них, мы говорили:

— Вот он, лозунг в действии: «Все для фронта! Все для победы!»

Тронула нас встреча с рабочими и техниками — творцами новых замечательных машин. Принимали они нас как своих близких. В каждой семье кто-то был на фронте, и здесь мы воочию увидели кровную связь тыла с фронтом.

Мы сразу же приступили к облету машин. Сделаны они были на совесть.

Через несколько дней вылет нам был разрешен. Спешим к своим самолетам. Все веселы и довольны: еще бы — летит в полк такое подкрепление!

Первым, кого я увидел, вылезая из кабины на нашем аэродроме, был Иванов. На груди у него блестит медаль «За отвагу». Поздравляю его, а он молчит, словно не рад.

— Виктор, в чем дело? Вас будто подменили!

— Товарищ старший сержант, четырнадцатого апреля был налет, и наш командир…

Иванов не договорил. Я крикнул:

— Да что с ним? Говорите же!

— Наш командир погиб во время бомбежки аэродрома. Похоронили мы его на площади в Уразове…

Невольно я сорвал пилотку с головы и долго стоял, не в силах сдержать рыдания.

Тяжкое горе постигло наш полк.

…Солдатенко выбежал из КП, когда начался налет. Поспешил к стоянке самолетов. В это время в ангар попала бомба. Взрывной волной нашего командира отбросило далеко в сторону. Он был смертельно ранен.

Когда его останки предавали земле, над площадью появились два истребителя — это были самолеты однополчан Андриянова и Гривкова. Здесь, над его могилой, они показали мастерство высшего пилотажа, как бы давая клятву отомстить за любимого командира.

Бывший штурман полка майор Подорожный, назначенный командиром, и парторг Беляев мужественно поддерживали нас в это суровое, трудное время. Их стойкость, дисциплинированность, воля к победе были для нас примером.

Через несколько дней произошло еще одно тягостное происшествие. Когда мы на закате солнца возвращались с боевого задания, сопровождая «ИЛы», штурмовавшие войска противника севернее Чугуева, погиб комэск Гавриш. Фашистские воздушные охотники сбили его, когда мы перелетели линию фронта над таким знакомым мне Граковом. Самолет врезался в землю. Я сделал круг, чтобы запомнить место гибели комэска, и с тяжелым сердцем догнал группу.

— Вспомните, как стойко переносил испытания майор Солдатенко, — говорил нам в тот вечер замполит Беляев. — Помните, в трудную минуту он повторял: «Коммунисты никогда не падают духом. Они еще теснее смыкают свои ряды, если гибнет боевой товарищ». И вы, комсомольцы, должны брать пример со старших товарищей. Ваш долг — в память о погибших боевых друзьях отлично выполнять задания, готовиться к ним еще упорнее.

И мы стали готовиться еще упорнее, изучали все новое в тактике наших и немецких летчиков. Многое нам давало изучение боев на Кубани. Там наши авиаторы завоевали господство в воздухе. И мы восхищались боевым и летным мастерством Александра Покрышкина и его товарищей.

Из Уразова мы в основном вылетали на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. Летали и на разведку — звеньями, вдоль дороги на Харьков, Рогань. Били зенитки, прорваться было нелегко, но все же удавалось собирать ценные данные. Часто я возил донесения, был связным между нашим и соседним авиасоединением — летал без прикрытия, один. Приходилось маскироваться складками местности, лететь на бреющем — иногда уже в сумерках. По разведданным и по всей обстановке даже нам, рядовым летчикам, было видно, что в ближайшем будущем предстоят ожесточенные бои.

Но уже приближался Первомай, а затишье все продолжалось. Страна готовилась к празднику. На фронт из тыла со всех сторон Советского Союза шли эшелоны с праздничными подарками. Мы знали об этом из газет, из сообщений по радио. Накануне праздника мы сами получили подарки и письма от незнакомых нам людей. Их прислали члены фронтовых бригад, учащиеся, служащие.

На меня, как и на всех однополчан, впервые встречавших праздник в боевой обстановке, все эти знаки заботы и внимания от незнакомых нам людей произвели незабываемое впечатление.

От ученика ремесленного училища я получил портсигар и мундштук из небьющегося стекла. В портсигаре лежала записка: «Прошу передать летчику — делал сам. Бей врага, товарищ!» От старой ткачихи из Ивановской области получил кисет с крепким самосадом.

Нам с Кучеренко прислали поздравительные письма товарищи из училища, с фронта. Старые друзья — Усменцев, Коломиец, Панченко — желали нам боевых успехов, засыпали вопросами.

Утром 1 Мая, несмотря на полевые условия, полк был торжественно построен при знамени. Ордена и медали блестели на груди Евстигнеева, Амелина, Гомолко, Иванова и многих других моих боевых товарищей, недавно награжденных приказом по воздушной армии. Начальник штаба прочел первомайский приказ Верховного Главнокомандующего. Мы узнали, что гитлеровское командование, предприняв контрнаступление в районе Харькова (то есть на нашем крыле фронта), вынуждено было перебросить из Западной Европы более тридцати новых дивизий. Немцы рассчитывали на узком участке фронта окружить наши войска и взять реванш за Сталинград. Но эта попытка провалилась.

В тот день мы вспоминали путь полка, и у всех было одно желание — приумножить его боевую славу.

Фашисты усиленно готовились к летнему наступлению против войск шести фронтов, оборонявших Курский выступ. Вылетая на задание, в частности на разведку, мы видели, что противник продолжает сосредоточивать крупные силы у линии фронта.

Как нам стало известно потом, командующий ВВС Советской Армии маршал авиации Новиков, выполняя директиву Ставки, отдал приказ шести воздушным армиям следовать тщательно разработанному плану и провести операцию по уничтожению авиации противника на его аэродромах.

Первый удар по немецким аэродромам — удар, неожиданный для врага, был нанесен 6 мая нашими бомбардировщиками и штурмовиками в сопровождении истребителей на огромном участке — от Смоленска до Азовского моря.

О решении командования ослабить авиационные группировки врага внезапными ударами по аэродромам мы узнали ранним утром 7 мая, когда в расположение нашего полка снова явился командир соседней части «ИЛов».

Перед нами поставлена задача: сопровождать их к крупному аэродрому противника — в район Рогани. Знакомые места: много раз до войны я летал туда из Чугуева и Малиновки во время тренировочных полетов.

— Прорваться к аэродрому не просто, — говорил нам командир Подорожный. — Сосредоточивая авиацию на аэродромах, подтягивая ее поближе к линии фронта, противник усилил противовоздушную оборону. Их прикрывает множество зенитных батарей различных калибров — и мелкокалиберных и крупнокалиберных. А аэродром забит самолетами.

И вот мы уже летим на боевое задание. Под нами освобожденная территория. Пролетаем южнее Чугуева, над знакомыми мне сосновыми лесами, почти выжженными войной. Пересекаем линию фронта, проходящую по Северному Донцу. Углубляемся в тыл врага.

Штурмовики круто поворачивают вправо и берут курс на Рогань.

Перед аэродромом «ИЛы» начали внезапно снижаться. За ними и мы, истребители. Противник не ждал налета: маршрут у нас не шаблонный — в обход районов с хорошей противовоздушной обороной. Мы ввели врага в заблуждение, появившись с запада. Но фашисты быстро спохватились. Перед нами встала сплошная огненная стена. Аэродром словно ощетинился зенитками. Делаем противозенитный маневр. Под нами — языки огня, вокруг — сплошные разрывы.