Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013) - Берг Николай - Страница 76

— Давайте сюда! Скорее! — кричат мне словно я глухой или в километре от них. Слышу я все, мне палец не вынуть. Кровь тем временем стала сворачиваться, липкая зараза, а у меня от нее еще и рукав промок. Даже и не заметил как натекло столько. Вообще видок у нас с клиентом… А этот сукин сын, которого я за дощечкой послал пропал, как земляника в заду у медведя… откуда это сравнение выскочило? Черт с ним!

— Сейчас жгут буду накладывать этому парню, через минуту займусь остальными!

Вы пока с раненых одежу аккуратно сдерите, чтоб раны видеть! Ну срежьте с пострадавших участков! Я сейчас! Ты и ты, давайте сюда. Помогать будете! Задача простая — ты его руку со здоровой стороны поднимаешь, сгибаешь в локте, так, кисть за голову… ну подсунь, аккуратно, вот, молодцом. Держи так! Ты берешь у меня вот этот длинный рулончик бинта, нет, не этот. Сумку открой шире! Вот самый широкий бинт видишь? Его берешь, хорошо. Теперь внимание: я свой палец выдерну, а ты тут же прижимаешь этот бинт в скатке так, чтобы он параллельно был расположен к этой вот мышце, с внутренней стороны. (Тут я свободной рукой показываю как должен быть прижат скатанный в тугой сверток бинт). Все понятно? Ты держишь руку, ты прикладываешь бинт и давишь. Вдавливать сильно, но без фанатизма, размазать клиента по борту машины, на которую он опирается не надо. Ясно? Вопросы есть? Если есть — задавайте, потом некогда будет. Нету? Готовы? Ну-ка, как ты приложишь бинт? Да, покажи. Хорошо. Так, минутку — на поднятую руку вот этот щиток присуропь.

Я показываю пальцем на валяющийся под моими коленями фрагмент ментовского пластикового доспеха. Все-таки лучше на него упереть жгут, не на живые ткани руки. Доспех надевают, руку опять за голову — можно продолжать. И я выдергиваю палец. Кровища опять прет ручьем, но парень с бинтом настороже и тут же вжимает с усердием валик бинта рядом с этой самой грудино-ключично-сосцевидной. Перехватываю руками, пачкая бинт кровищей, поток ослабевает. Давим. Давим… Бинт набух кровью, но вроде как того безобразия как в начале нету. Правда и крови парень потерял много, ясно, что гидравлика не та уже…

Вожусь с жгутом, чтоб он заменил наши руки, прижавшие артерию к позвонкам. Тоже бы не переборщить бы, я на шею впервые жгут накладываю, знал все это только в теории. Для подстраховки еще один жгут добавляю. Вроде держит. Не, точно держит. Бинт явно перестал набухать… Или мне кажется? Вроде не кажется. А, ладно теперь его лучше уложить, ноги задрать, чтоб оставшаяся в его жилах кровушка обеспечивала бы в первую очередь мозг и сердце. Мозгу-то совсем паршиво — снабжается он сейчас одной артерией вместо двух, не факт, что коллатеральное кровоснабжение справится. Аккуратно перемещаем раненого из полусидячего в лежачее положение, под ноги ему кладут какие-то шмотки. Смотрю внимательно — явно у него шок от массивной кровопотери, без сознания, что плохо, но дышит сам, пульс есть, хотя и препаршивый по всем показателям.

Но что радует — не кашляет. Не пузырится — значит ранение и впрямь только сонной, гортань и прочая не повреждены.

Еще радует, что блондин сообщает — выслали самолетик, так что троих можно будет отослать сразу. В госпиталь сообщили. И даже кровь у них есть. Но если не хватит — то в Кроне наберется всяких знакомых — их уже обзванивают. Вспоминаю старый совет одного опытного фельдшера со Скорой и требую, чтоб притащили весь лед из коттеджного холодильника.

Велю парню продолжать разговаривать с раненым. Смотреть, чтоб был пульс и за дыханием. Сам быстро передвигаюсь к тем двум, что на растяжку нарвались. У одного огнестрельное тупое ранение брюшной полости и судя по всему — проникающее. Второй удивляет еще больше — у него четко пробита стопа, башмак с ноги уже стянули и дыра как-то не выглядит осколочной. Вот не знаю почему — то точно как из пистолета. Пулей. У Мутабора помнится так же ногу прострелило… Выкидываю намертво слипшиеся от засыхающей крови перчатки, одеваю свежие. Как раз притаскивают пластиковый пакет со льдом, показываю, чтобы приложили к голове дурака с пробитой сонной артерией — охлаждение головы вызовет уменьшение потребности мозга в кислороде, больше шансов, что резкое ухудшение кровообращения не вызовет фатальных поражений в мозге этого дурня.

Пока перебинтовываю (а могли бы и сами. Не дети чай, пяток взрослых мужиков тут же толчется.) слушаю возбужденную речь раненого. Получается, что растяжка — то их не зацепила, вроде как их обстреляли что ли из леса. Не понятно, но вслушиваться некогда — безногий напарник сообщает, что самолет мы сейчас увидим. И точно, над нами бреющим проходит малютка-авиетка со странным видом гондолы и явными поплавками на крыльях. Гидросамолетик значит. Опа, а это с одной стороны отлично — такая барабулька сядет на любое из окружающих нас озер, а там приземлится на залив в любой гавани, но вопросик-то неприятный — с водички грузить раненых как? В Кронштадте катеров и лодок до черта, а вот тут я что-то ничего похожего не видал. Мочить раненых всяко не охота. Говорю об этом напарнику, тот отзывается, что не дети малые, соображают. Слышу краем уха переговоры с летуном — решают садиться на Ивановское озеро, а мы сейчас туда раненых доставим. Ну понятно, сесть гидросамолету нужно и чтоб взлететь было можно… Метров полтораста как минимум, а тут прудов много, но все они маловаты. Перевязал обоих, от обезболивания отказались — я им растолковал, что будут под общим наркозом все равно, так меньше осложнений будет если что… Загрузили без проблем. Несколькими машинами дернули к указанному озеру, пара джипов на другую сторону рванула, там оцепление высыпали, чтоб никто не подкрался.

Погрузка прошла достаточно просто, не ожидал от этой братии такого элегантного решения — а они поскидали одежонку на бережке и ухнули в неглубокий пруд, прям наяды. И эти два охламона, что меня грузили карами за потери имущества там же. Слышу как орет Чечако, глотка у него луженая и по-моему он не переносит тишину физически. Самолетик малюсенький четырехместный, этакий летающий «Матиз» Мне в самолете места не хватало, потому стоял в охранении, поглядывал. Издаля полюбовался на величественные руины спаленного уже при демократизации здоровенного дворца Петра Третьего — тут его как раз Орлов и порешил вилкой…

Потом наяды эти с волосатыми ногами подтянули легкую самолетинку к берегу и на руках аккуратно передали всех троих раненых в кабину. Тому, что с дырявой ногой, поручили присматривать за двумя другими, авиетку оттянули в удобную для старта позицию, придержали за хвост, пока мотор винт раскрутил, и она без особой натуги взлетела, разогнавшись по глади пруда. Летчик — узнал я его, летали к моим не раз в деревню — крыльями качать не стал, наоборот очень мягко и аккуратно взял курс на Кронштадт, а я перевел дух. Честно если, приложив руку к сердцу — я бы с удовольствием без всех этих восторгов и приключений обошелся.

Вернулись обратно к коттеджу всем конвоем. Я спохватился, только когда знакомый домик увидел. Мне — то сюда зачем? Я б лучше к своим. А то с этими инженерами больно уж буссенарщина какая-то получается. А они еще докопались с кучей вопросов, да еще дотошные они и в детали лезут… Мне же никак не охота тут им лекции читать. С неудовольствием поясняю, что говорить с человеком, ободрять его, даже если он без сознания — необходимо. Люди все слышат и не раз потом анестезиологи и хирурги краснели от неловкости. Когда оказывалось, что больной слышал то, что вовсе было не для его или ее ушей.

— Это почему так? — спрашивает тот, кто с раненым говорил. Послать бы его подальше, да сесть и просто тупо посидеть, но нехорошо — старался он помочь. С душой к поручению отнесся… Такое редко бывает, надо поощрить.

— Не знаю. Некоторые считают, что просто структура мозга, обеспечивающая слух чуть ли не самая древняя, к кислородному голоданию стойка, потому работает и при потере сознания. И кто не помнит ничего — вспоминает, если его погрузят в гипнотическое состояние. Другие считают, что, дескать, душа болтается рядом с телом и слышит, что вокруг творится. Не берусь судить. Этот вопрос темный и спорить не берусь. Амеры вон сообщали, что даже слепые при клинической смерти видели все происходящее. Вплоть до того, как одеты были реаниматологи.