Блистательные неудачники - Коэн Леонард - Страница 42

– Как ты думаешь, что причиняет самую жуткую боль?

– Дочь моя, мне неведомо ничего страшнее огня.

– Мне тоже.

Этот разговор дословно записан в дошедших до нас документах. Он произошел суровой канадской зимой 1678 года на противоположном от Монреаля берегу замерзшей реки. Катерина дождалась, когда все заснут, потом пошла к кресту, стоявшему у реки, и разожгла около него костер. Там она провела несколько часов, лаская себе несчастные ноги раскаленными углями, как делали ирокезы, пытавшие своих рабов. Она не раз наблюдала эту процедуру, ей всегда хотелось узнать, какие при этом возникают ощущения. Так она выжгла себе клеймо рабыни Иисуса. Я вовсе не собираюсь, дружок, подробно на этом останавливаться, до добра тебя это не доведет, и все мое учение может пойти насмарку. Это не для того, чтобы тебя развлечь. Это просто игра такая. Кроме того, ты же знаешь, что такое боль, именно такая боль, ты ведь смотрел кинохронику, снятую в Бельзене [78].

5

Стоя на коленях у самого основания деревянного креста, Катерина Текаквита молилась и постилась. Она молилась не о том, чтобы душа ее попала на небеса. Она постилась не для того, чтобы известие о ее свадьбе никогда не было вписано в скрижали истории. Она била себя в живот камнями не ради процветания миссии. Она понятия не имела, зачем молилась и зачем постилась. Она умерщвляла плоть от скудости духовной. Не верь, что стигма не причиняет боли. Никогда не принимай решений, если тебе хочется писать. Никогда не оставайся в комнате, где предсказывают судьбу твоей матери. Никогда не думай, что премьер-министр тебе завидует. Вот видишь, милый, мне тебя надо на алтарь заманить перед тем, как сказать что-то важное, иначе от моего учения у тебя останется только оглавление, одна внешность без всякого содержания.

6

Она бродила по густым лесам, раскинувшимся на южном берегу реки Святого Лаврентия. Она видела, как в лесной чаще вздрагивает олень, настороженный даже в дуге прыжка. Она видела, как прячется в норку кролик. Она слышала, как свиристит белка, перебирает запасы желудей. Она смотрела, как голубь вьет на сосне гнездо. Через пару сотен лет почти на том же месте голуби будут бесстыдно – Леонарл Коэн

засиживать статуи на площади Доминион. Она видела пролетающие стаи гусей, очертаниями напоминающие постоянно меняющие контуры наконечники стрелы. Она опускалась на колени и спрашивала: «О Хозяин Жизни, должны ли тела наши зависеть от всего этого?» Она подолгу сидела на речном берегу без движения. Она видела взлетающего над водой осетра, с которого бусинами вампума разлетались капли воды. Она видела костистого окуня, юркого, как нота флейты в быстрой мелодии. Она видела длинную серебристую щуку, а под ней – рака, и каждый из них жил на своей доле речной глубины. Она опускала пальцы в воду и спрашивала: «О Хозяин Жизни, должны ли тела наши зависеть от всего этого?» Потом она медленно брела обратно в деревню. Она видела кукурузные поля, пожелтевшие и иссохшие, птичий пух и семена растений, кружившие на ветру толпой престарелых танцовщиц в священном танце. Как-то она взглянула на низенькие кустики черники и земляники, потом сделала маленький крестик из двух сосновых иголок, склеив их еловой смолой, и воздвигла его рядом с засохшим кустом крыжовника. Дрозд слушал, как она плачет, дрозд этот, черт бы его драл, замер, тварь такая, и слушал, как она плачет. Я тебя должен своими рассказами в путь снаряжать, это такое наследство я тебе оставляю. Спустилась ночь, и козодой завел свою заунывную песню, чем-то похожую на призрачный вигвам ее плача, вигвам или пирамиду, потому что если на него смотреть издали, кажется, что у него есть три стороны, как и в напеве козодоя. Некоторые считают, что его песни больше похожи на вигвамы, другие – что на пирамиды, и хоть на первый взгляд кажется, что это не имеет совершенно никакого значения, в 1966 году в том незавидном положении, в котором ты оказался, это еще какое значение может иметь! «О Хозяин Жизни, – плакала она, – должны ли наши тела зависеть от всего этого?» По субботам и воскресеньям Катерина Текаквита вообще ничего не ела. Когда ее заставляли хлебать суп, она уступала лишь после того, как перемешивала его с золой: «Elle se dedommageait en melant de la cendre а sa soupe».

7

О Господи, прости меня, но я вижу ее на своем оторванном большом пальце – всю эту зимнюю деревню вижу как нацистский концлагерь, где проводили медицинские эксперименты.

«Сравнив пять черепов ирокезов, я пришел к выводу о том, что в среднем их внутренний объем составляет восемьдесят восемь кубических дюймов – это лишь на два дюйма меньше, чем у белых людей» (Мортон, «Американские черепа», стр. 195). Удивительно, что внутренний объем черепов варварских американских племен больше, чем у мексиканцев или перуанцев. «Различие в объеме касается главным образом затылочной и базальной областей», иными словами, районов сосредоточения животных инстинктов. См.: Дж. С. Филипс, «Промеры черепов основных групп индейцев в Соединенных Штатах».

Этот текст – сноска Фрэнсиса Паркмана на 32-й странице его книги об иезуитах в Северной Америке, опубликованной в 1867 году. Я запомнил его, глядя тебе через плечо, когда мы были в библиотеке. Теперь ты понимаешь, как мучительно мне было долго торчать у тебя за спиной из-за моей фотографической памяти?

8

Лучшая подруга Катерины Текаквиты в миссии, молодая вдова, при крещении приняла имя Мария-Тереза. Она была из племени оннеютов, когда-то ее звали Тегаиджента. Эта женщина отличалась необыкновенной красотой. В миссии ля Прери она была известна своими бесшабашными выходками. Зимой 1676 года вместе с мужем Тегаиджента отправилась на охоту вдоль берега реки Оттава. Всего в охотничьей экспедиции приняли участие одиннадцать человек, в числе которых был маленький ребенок. Зима в тот год выдалась суровая. Ветер задувал следы зверья. Снега выпало столько, что преследовать добычу не было никакой возможности. Одного из охотников убили и съели. Ребенку тоже кое-что перепало, когда они, перешучиваясь, обгладывали косточки спутника. Потом от голода им стало уже не до шуток. Сначала они съели небольшие куски кожи, которые взяли с собой, чтобы обматывать ноги. Потом стали есть кору. Муж Тегаидженты заболел. Она стояла рядом с ним, охраняя супруга. Двое охотников – могавк и цоннонтуан – ушли на поиски дичи. Через неделю вернулся один могавк – с пустыми руками и набитым брюхом. Большинство приняло решение поторапливаться. Тегаиджента отказалась бросить мужа. Остальные пошли дальше, понимающе перемигиваясь. Через два дня она их догнала. Когда это случилось, все сидели около вдовы цоннонтуана и двух ее детей. Перед тем как съесть всех троих, кто-то из охотников спросил Тегаидженту:

– Как христиане относятся к человечине (repas d'anthropophage)?

Что она им ответила, не имеет никакого значения. Она бросилась наутек по глубокому снегу. Она знала, что к следующей трапезе на костре поджарят ее. Она оглядывалась назад, вспоминая прелести своих любовных утех. Она пошла на охоту, не причастившись тайны исповеди. Она попросила у Господа прощения и дала обет изменить образ жизни, если доберется до миссии. Из одиннадцати человек, отправившихся на охоту, в ля Прери вернулись только пятеро. Одной из них была Мария-Тереза. Жители миссии ля Прери перебрались в Пороги Святого Людовика осенью 1676 года. Катерина встретилась с Марией-Терезой вскоре после Пасхи 1678 года перед небольшой строившейся церквушкой, возведение которой было уже почти завершено. Разговор завела Катерина.

– Пойдем, Мария-Тереза, зайдем в церковь.

– Нет, Катерина, я этого не заслужила.

– Я тоже. Интересно, каким оно было на вкус?

– Какой кусок?

– Неважно, любой.