Вероника решает умереть - Коэльо Пауло - Страница 23

Самым ужасным было то, что приступы теперь стали привычными, но все равно она чувствовала все тот же страх перед той совершенно чуждой реальностью, в которую снова и снова попадала во время очередного приступа, все ту же неспособность контролировать себя. К этому прибавились угрызения совести — ведь мужу теперь приходилось работать за двоих, взяв на себя почти все домашние обязанности.

Тянулись дни, а ее состояние никак не улучшалось, и Мари начала чувствовать — и все чаще проявлять — крайнее раздражение. Достаточно было малейшего повода, чтобы она вышла из себя и заорала на мужа или на первого, кто под руку попадет, после чего неизменно начинались истерические рыдания.

Через несколько дней после того, как закончился отпуск, а Мари так и не вышла на работу, к ним домой явился один из ее сотрудников. Он звонил ежедневно, беспокоясь о ее здоровье, но Мари не поднимала трубку или просила мужа сказать, будто сейчас занята. В тот день он просто пришел и звонил в дверь до тех пор, пока она не открыла.

То утро выдалось сравнительно спокойным. Мари приготовила чай, они поговорили немного о работе, и затем он спросил, когда же она собирается вернуться в контору.

— Никогда.

Он вспомнил разговор о Сальвадоре.

— Ну что ж: конечно, вы вольны поступать по собственному усмотрению, — сказал он примирительным тоном, — хотя мне кажется, что именно работа в данном случае лучше всякой психотерапии. Поезжайте, повидайте мир, будьте полезной там, где в вас нуждаются, — но помните, что двери конторы для вас всегда открыты, можете вернуться, когда пожелаете.

Услышав это. Мари расплакалась, — теперь это с ней случалось на каждом шагу.

Коллега подождал, пока она успокоится. Опытный адвокат, он ни о чем не спрашивал, зная, что иной раз легче добиться ответа молчанием, чем задавая вопросы.

Так и случилось. Мари рассказала обо всем, что с ней происходило, начиная с посещения кинотеатра и до недавних истерических припадков при муже, который так ее поддерживал.

— Я сошла с ума, — сказала она.

— Это возможно, — ответил он с видом знатока, но с нежностью в голосе.

— В таком случае у вас два выбора: лечиться или продолжать болеть.

— То, что я переживаю, неизлечимо. Я остаюсь в совершенно здравом уме, а напряженность чувствую оттого, что такая ситуация сохраняется уже давно.

Но у меня нет таких обычных симптомов безумия, как потеря чувства реальности, безразличие или неуправляемая агрессивность. Только страх.

— Все сумасшедшие говорят, что они нормальны.

Оба рассмеялись, и она вновь налила чаю. Они говорили о погоде, об успехах словенской независимости, о напряженности, возникшей теперь между Хорватией и Югославией. Мари целыми днями смотрела телевизор и была хорошо обо всем информирована.

Прежде чем попрощаться, коллега снова затронул эту тему.

— Недавно в городе открыли санаторий, — сказал он. — Иностранный капитал, первоклассное лечение.

— Лечение чего?

— Неуравновешенности, скажем так. Ведь чрезмерный страх, как и все чрезмерное, — это неуравновешенность.

Мари пообещала подумать, но так и не приняла никакого решения по этому вопросу. Прошел еще месяц. Приступы паники повторялись, и она наконец поняла, что рушится не только ее личная жизнь, но и ее семья. Она снова попросила какое-то успокоительное и решилась выйти из дому — во второй раз за шестьдесят дней.

Она поймала такси и поехала к «новому санаторию». По дороге таксист спросил, едет ли она кого-нибудь навестить.

— Говорят, что там очень удобно, но еще говорят, что сумасшедшие буйные и что лечение включает применение электрошока.

— Мне нужно кое-кого навестить, — ответила Мари.

Одной лишь часовой беседы было достаточно, чтобы прекратились длившиеся два месяца страдания Мари. Руководитель заведения — высокий мужчина с крашеными темными волосами, который отзывался на имя «доктор Игорь», — объяснил, что речь идет всего лишь о заболевании Паническим Синдромом — болезнью, недавно вошедшей в анналы мировой психиатрии.

— Это не означает, что болезнь новая, — пояснил он, стараясь быть правильно понятым. — Бывает, что страдающие ею люди скрывают ее из опасения, что их примут за сумасшедших. Тогда как это — всего лишь нарушение химического равновесия в организме, как в случае депрессии.

Доктор Игорь написал рецепт и предложил ей возвращаться домой.

— Я не хочу сейчас возвращаться, — ответила Мари. — Даже при том, что вы мне сказали, я буду бояться выйти на улицу. Моя супружеская жизнь превратилась в ад, мне нужно, чтобы мой муж тоже пришел в себя после того, как ухаживал за мной эти месяцы.

Как всегда происходило в подобных случаях, учитывая, что акционерам хотелось, чтобы лечебница работала на полную мощность, доктор Игорь согласился на госпитализацию, дав, однако, ясно понять, что необходимости в ней нет.

Мари получила надлежащее лечение, психологическую поддержку, и симптомы стали слабеть, а потом и совсем прошли.

Однако тем временем слухи о госпитализации Мари распространились по небольшому городу Любляне. Ее коллега, с которым она дружила много лет, разделив с ним бессчетное число часов радости и огорчений, пришел навестить ее в Виллете. Он похвалил ее за то, что она послушалась его совета и нашла в себе силы просить о помощи. Но затем объяснил причину своего прихода:

— Наверное, теперь вам следовало бы выйти на пенсию.

Мари поняла, что стояло за этими словами: никому не хотелось поручать свои дела адвокату, который лечился в психиатрической больнице.

— Вы же говорили, что работа — лучшая терапия. Я должна вернуться, хотя бы на время.

Она ждала, что он как-нибудь отреагирует, но он ничего не сказал. Мари продолжала:

— Вы же сами мне советовали пойти лечиться. Когда я думала об увольнении, мне хотелось добиться успеха, реализовать себя, уйти совершенно добровольно. Я не хочу оставлять свою работу просто так, оттого, что потерпела поражение. Дайте мне хотя бы шанс вернуть самоуважение, и тогда я сама попрошусь на пенсию.

Адвокат кашлянул.

— Я вам советовал лечиться, а не ложиться в психиатрическую клинику.

— Но это был вопрос выживания. Я просто не могла выйти на улицу, рушилась моя супружеская жизнь.

Мари знала, что лишь бросает слова на ветер. Что бы она ни делала, отговорить его не удастся — как-никак, на карту поставлен авторитет фирмы. И все же она предприняла еще одну попытку.

— Здесь мне приходилось сталкиваться с двумя типами людей: теми, у кого нет шансов вернуться в общество, и теми, кто теперь совершенно здоровы, но предпочитают притворяться душевнобольными, чтобы избегать житейской ответственности. Я хочу, мне необходимо снова ощутить, что я довольна собой.

Я должна убедиться, что в состоянии самостоятельно принимать решения. Мне нельзя навязывать то, чего я сама не выбирала.

— В жизни мы можем совершать много ошибок, — сказал адвокат. — Кроме одной: той, которая для нас разрушительна.

Продолжать разговор было бессмысленно: по его мнению, Мари совершила роковую ошибку.

Через два дня ей сообщили о визите еще одного адвоката, на этот раз из другой фирмы, которая считалась самым успешным соперником ее теперь уже бывших коллег. Мари воодушевилась: наверное, он узнал, что она теперь свободна и готова перейти на новую работу, и это был шанс восстановить свое место в мире.

Адвокат вошел в холл, сел перед ней, улыбнулся, спросил, лучше ли ей стало, и вынул из чемодана несколько бумаг.

— Я здесь по поручению вашего мужа, — сказал он. — Вот его заявление на развод. Разумеется, за все время вашего здесь пребывания он будет оплачивать больничные расходы.

На этот раз Мари не сопротивлялась. Она подписала все, хотя в соответствии с законом могла тянуть этот спор до бесконечности. Сразу же после этого она пошла к доктору Игорю и сказала, что симптомы паники вернулись.

Доктор Игорь знал, что она лжет, но продлил ее госпитализацию на неопределенное время.