Смерть любит танцы - Klara Клара - Страница 107

И тут я почуяла отголосок знакомой ауры. Ужас сковал моё горло. Нет, не ты. Только не ты!

Сел

Я спокойненько себе дремал в кресле, гадая, какое представление подготовил для меня Дэрр. Ложиться спать смысла не было — всю ночь провёл на ногах, а утром, как Зет любила говорить, приличные трудоголики не спят, а дремают!

Именно на этой мысли мои глаза окончательно слиплись. Перед моими глазами начали разворачиваться события интереснейшего сна, насыщенного откровенными элементами. Мы как раз дошли до самого интересного, когда меня разбудил грохот открывающейся двери, и предмет моих грёз предстал передо мной, правда, в слегка… несобранном виде: волосы растрепались, в глазах какой-то диковатый блеск, руки дрожат…

Какая же она красивая…

— Ты! — выдохнула она, — Как ты мог?! Зачем, Сел, милый, зачем ты это сделал?! Сволочь, гад, как ты мог, как ты посмел….

Она визжала, а с её рук срывались боевые заклинания. Я увернулся от одного, второго, третьего… Поставил многослойные щиты… Помогло мало. Тогда, уменьшив силу заклинаний, я начал бой….

Комната превратилась в руины, одна из внутренних стен осыпалась, остальные потрескались. Мы стояли, дыша, как после марафона, друг напротив друга и обменивались мрачными взглядами.

— Зет, — рискнул я заговорить, — Отдышись и объясни, что случилось!

Алое пламя в её глазах разгорелось ярче:

— Ты их убил! Урод! А я-то в тебя верила!!!

— Ух, ты. Кого я убил?

— Саита, Лиасса, Чайда… Дальше перечислить?

Ну, Дэрр, ну, сволочь! Уважаю…

— Кто-то грохнул старых извращенцев? Что ж, я рад. Но почему именно мне была предоставлена такая великая честь — остаться в истории героем, освободившим мир от их безумств?

— Ты… Думаешь, я не почую отпечатков твоей ауры?

Я стиснул зубы. Ну, Повелитель, вы у меня попляшете…

— Сел, зачем? Жрецы тебя заставили?! Ответь… Я вырастила тебя, ты мне как сын!

И тут у меня внутри что-то порвалось. Я выругался и метнулся к ней, схватив за плечи:

— Ну, хватит, мамочка, сыночку надоели твои выкидоны! Ты знаешь, и я знаю, что мы с тобой, мама, редкостные извращенцы! Я — точно, потому что мне жизнь не в радость без тебя! Ты веришь, что я их убил?! Веришь?!

Она, как завороженная, поглядела в мои глаза и покачала головой:

— Не верю. Но знаю: ты — причастен. Потому пришла сама. Никому ничего не говоря. Прости, мне пора к мужу…

С этими словами она вывернулась у меня из рук и повернулась, чтоб уйти.

У меня поехала крыша.

Иначе не объяснишь тот факт, что я резко поймал её, схватил в охапку и поцеловал в губы. Всего секунду она отвечала мне, потом опомнилась, дёрнулась…

Я отпустил.

— Удачи, мам, — как ни в чём ни бывало, отворачиваюсь и иду к столу, стараясь скрыть чувства. За спиной хлопает дверь.

— Дэрр, ты — сволочь! — шепчу я.

— Я старался… — ответил мне негромкий насмешливый голос. Я только покачал головой:

— Дэрр, я в упор не понимаю тебя. Зачем ты выставил меня в её глазах убийцей?! Ещё и на эмоциональный фон влиял! Она же теперь меня ненавидит!

— Угу, очень. Сел, не будь дураком! Ненавидит! Ха! Просто теперь она воспринимает она тебя как нечто опасное, что придает чувствам остроту.

— Но…

— Тихо! Не спорь со старшими!

— Нашёлся старший…

— Ох, не напоминай… Это тело меня слегка раздражает, ну да ладно! Слушай, насчёт её мужа… Я так понимаю, ты сам займёшься?

Я впал в ступор. Дэрр, вздёрнув бровь, ждал ответа. Пришлось, подгребя челюсть с пола, выдать:

— Э… Ты о чём?

— Ты что, извращенец — свою женщину с другим делить?

Я кашлянул, подавил противный голосок в груди, согласившийся с Повелителем, и заметил:

— Убивать его я не буду. Она…

— Тебе этого не простит? Чушь! Она его не любит! Помнится, Тан всегда…

— Дэрр, Зетана — не настолько больная!

По наступившей вязкой тишине я понял, что перегнул палку, но просить прощения не стал.

— Посмотрим, — прошелестел холодный голос, и ощущение чужого присутствия исчезло.

Хани

В себя я приходила тяжело. Во-первых, было холодно, во-вторых, дико болело всё тело. Наверно, я б ещё долго пролежала в подвешенном состоянии, на грани между сном и явью, если б меня не укусили. Вот так взяли и впились в кожу маленькими острыми зубками! Я охнула и отчаянно замолотила рукой, распахивая глаза. Крыска, почуявшая кровь и, очевидно, принявшая меня за труп, испуганно отпрянула. Я поднялась и всхлипнула: болела, казалось, каждая клеточка тела. Ноздри щекотал запах крови, к которому я привыкла ещё со времён бытности Жрицей, только теперь в нём было что-то неправильное…

Ну, разумеется. Ведь это моя кровь…

Руки почти не двигаются, всюду на теле синяки и ссадины, хребет болит, бок тоже. Вот урод! Надеюсь, хоть почку совсем не отбил! Стиснув зубы, я с третьей попытки встала и, пошатываясь, схватилась за стенку. Беглый осмотр показал, что для вполне обычной пятнадцатилетней девчонки, с которой здоровенный мужик поразвлекся, а потом отпинал ногами, я относительно нормально сохранилась.

От том, жив ли ребёнок, я старалась не задумываться.

Превратиться не пыталась. Боялась, что смогу…

Да уж, неплохо он меня… И хуже бывало, конечно, но так мерзко — ещё ни разу. Меня шатнуло, и я сползла по стеночке.

Внутри всё болит, но это ерунда — в детстве хуже было! В детстве…

Я сжала зубы и, молясь всем богам, попыталась достучаться до Жреческой силы.

Впервые в жизни молясь, чтоб она не отозвалась…

Я позвала сущность Жрицы. В крови закипел привычный огонь, и по моим щекам потекли слёзы. Тело скрутила судорога трансформации. Я зажмурилась, закусила губу… Ничего не случилось. Слава богам!!

— Пока жив щенок, ты не получишь моё благословение. Впрочем, теперь для тебя всё намного проще, верно?

Я вздрогнула, услышав этот насмешливый холодный женский голос, и подняла глаза.

Она стояла в углу грязной камеры, опершись на стенку, и чертила хвостом узоры на камне. Алые глаза блестели, и чистая белая кожа резко выделялась на фоне грязных стен.

Да, Тарра, богиня войны, жестокости и разрушений, всегда умела выглядеть красивой. Вспомнив свою жреческую бытность, я склонила перед ней голову. Богиня усмехнулась:

— Да, детка, и до чего ты дошла? Смотри, какая я, — насмешливо вздёрнутый подбородок, — И во что теперь превратилась ты, — кончик хвоста приподнял мою голову, и богиня презрительно усмехнулась, рассматривая, видимо, ссадины и синяки на лице.

— Мне далеко до вас, моя Богиня, — отозвалась я, слизнув что-то солёное с разбитых губ. Голос получился тихим, мерзким и хриплым, а воздух, набранный в грудь, отозвался болью в ребрах. Она, кажется, тоже обратила на это внимание, поскольку голос её стал откровенно насмешливым:

— Ну, как, убедилась? Не помог тебе любовничек? Жених! Смех да и только! Думала, ты ему нужна? Он из-за выродка тебя обхаживал! Впрочем, все мужчины такие, с одной поправкой: многим из них вообще никто не нужен… И на это ты променяла моё покровительство? Дурочка! Но всё ещё можно исправить. Попроси прощения — и я закрою глаза на твои странности, быстро и безболезненно уничтожу выродка, чей папаша погубил столько молоденьких Жриц, а взамен отдам тебе твою Силу. Что скажешь?

Я смотрела на ту, которой поклонялась долгие годы, и чувствовала, как что-то ломается в глубине души. В сырой, холодной камере, с трудом дыша от крови, морщась от боли между ног, я, кажется, в кои-то веки поняла, что значит быть взрослой. Вопрос не в том, есть ли у тебя когти, клыки и нечеловеческая сила, не в том, насколько ты наделён могуществом. Нет, всё просто: ты взрослеешь, когда тебе приходится отвечать не только за себя, но и за тех, кого ты любишь…

Я весело улыбнулась богине, кашлянула, чтоб голос не так хрипел, и холодно сказала, глядя Тарре в глаза:

— Да пошла ты, сука чокнутая. Трясись над своей Силой, сколько хочешь, а я тебе ни ребёнка, ни любимого не отдам!