Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич - Страница 45

– Что-нибудь украли? – сыграл чрезвычайное изумление тот.

– Там нечего было красть – сами видели!

«Про ручки от комода он мне, конечно, ничего не скажет. На нет и суда нет!»

– Дверь взломана? – выдвинул предположение Еремин.

– Окно на кухне открыто.

– Может, мы с вами забыли закрыть?

– Мы его не открывали!

– Ну, тогда это мелкий форточный вор. Не стоит так расстраиваться! Сами говорите – ничего не взял.

– Сам факт настораживает!

«Еще бы! Кто-то забрался в святая святых самого Элвиса! Да к тому же поживился ручками от комода! Какова наглость!»

– Как он открыл ее – не понимаю!

– Первый этаж. Окна без решеток. Для профессионала-домушника это не проблема.

«А зачем ты вернулся, милый, к бабушке? Чего тебе там вдруг понадобилось? Прикрутил бы я обратно ручки к твоему комоду! А теперь уж – хрен!»

– Я вообще-то собираюсь эту квартиру продавать.

«Вот оно что! Надо спешно вывозить оттуда антикварную мебель! Дело нешуточное – в люк она не пролезет! Придется поднимать пол! Так, видно, ее и заносили в тайную комнату!»

– Но я вас пригласил не для того, чтобы обсуждать вопросы купли-продажи, – усмехнулся Элвис, утопая в баках. – Факт с бабушкиной квартирой неприятный, но нам предстоит дело поважнее. Я, кажется, знаю, кто выкрал вещицу, а вы мне должны помочь найти этого человека!

– Вы расспросили своих товарищей о вечеринке шестнадцатого августа?

– Я четко выполнял ваши инструкции. И деньги ежедневно текут на ваш счет. Я оплачиваю даже советы, если они мудрые.

– И кто же тот человек?

– Это баба! Пардон, женщина!

Это открытие немного расстроило следователя. Он хотел скрыть от Старцева сведения о преступнице, потому что должен был опередить авторитета. Женщина с интересными «пальчиками» замешана не только в похищении безделушки, и ей предстоит о многом рассказать, когда она окажется в железных лапах частного детектива!

– Откуда вы взяли, что это женщина?

– Выпытал у корешей, кто оставался со мной в спальне ночью шестнадцатого. Надо мной, конечно, вдоволь поржали: «Парень не помнит, какую бабу трахал!» Но я-то знаю точно, что никого не трахал, потому что был невменяем. Я вам говорил. Второй раз в жизни! Так вот, и в первый раз со мной тоже была она! Подсыпала мне что-то в водку, гадина!

– Вы ее видели всего два раза?

– Точно. Самое печальное, что я не знаю, как ее зовут. И никто не знает! Я не мог дознаться, кто привел ее в мой дом.

– Разве так бывает?

– Вы плохо представляете себе наши гулянки! – гордо заявил Элвис.

– Возможно, – согласился Еремин. – Но как хоть выглядит эта женщина, вы помните?

– Помним, – ответил он то ли от своего имени, то ли от имени всей братвы. – Лет примерно моих. Может, чуть постарше. Шапка светлых волос. По-моему, это был парик.

– Не лишено смысла.

– Глаза… Глаза большие. Цвет я не помню. В общем, красивая баба!

– Красивых баб слишком много, – заметил Еремин. – Что-нибудь более существенное запомнили? Во что была одета?

– Кажется, брюки. Кожаные. Такие пастельно-зеленые. В обтяжку. Сейчас модно.

– И не жарко ей было в коже? – засомневался следователь.

– Шестнадцатого было довольно прохладно. Моросил дождь… А сверху тоненький вязаный свитер в белую и зеленую продольные полоски.

– Ну хоть что-то!

– Еще не все. Кое-кто из моих ребят заметил, что она пила исключительно белое вино и курила сигареты «Данхилл». Те, что в красных пачках.

«Констанция Лазарчук? – молниеносно сработало в голове у сыщика. – Шестнадцатого она была еще жива. И на квартире Шведенко мы нашли бутылку из-под белого рейнского! Надо проверить, есть ли у нее в гардеробе такая одежда».

– И еще. Все утверждают, что она производила впечатление интеллигентной женщины.

Тут Еремина вызвали к телефону. После разговора с Антоном он выглядел усталым, измученным. И это не ускользнуло от Элвиса.

– Что-то случилось?

– Дела, – неопределенно ответил Еремин. – Я занимаюсь не только вами.

– Что вы намерены предпринять? – поинтересовался клиент.

– Мне надо вам показать фотографию одной женщины. Она занималась аферами типа той, что проделала с вами. И кое-что сходится.

– Отлично.

– Рано радуетесь! На днях ее задушили в собственной квартире. Если это была она, то ее, скорее всего, наняли.

Лицо Старцева помертвело.

– Вы считаете, что действовал не один человек?

– Я пока ничего не считаю. Все прояснится в ходе расследования.

Они условились, что Старцев завтра приедет к нему в контору.

У Елизарыча дома были гости. В выходной съехались к Престарелому дети и внуки.

Еремина усадили за стол. Слава Богу, семейное застолье подходило к концу. Однако чаепитие с пирогами здорово затянулось.

Старик сиял от счастья, и ему, конечно, не хотелось никуда тащиться в такой день. После милых, родных лиц возиться с трупом. Константин не смел его торопить. Сидел в уголке и помалкивал. Его мучил вопрос: «Почему Полежаев второй раз попадает в квартиру жертвы? Случайность или нет?»

Они вошли в квартиру Саниной поздним вечером. Надрывался телефон.

– На звонки пока отвечать не будем, – рассудил Еремин.

Четыре из пяти комнат были в запущенном состоянии – захламленные, неухоженные. Хозяйка в них явно не жила. Обходилась только спальней. Зато здесь царил уют. Тонные розово-белые обои. Импортный спальный гарнитур с широким зеркалом на стене, с пуфиками и тумбочками – все рассчитано на двоих. Просторное ложе – и розовое, в тон обоям, постельное белье.

Среди всего этого уюта на просторном ложе с розовым бельем лежала хозяйка в сиреневой пижаме. Она глядела в потолок. На этот раз убийца оставил на шее жертвы удавку – сиреневый поясок от пижамы.

Полежаев представлял ее совсем не такой. Лесбиянок он представлял мужеподобными бабами с грубыми, некрасивыми лицами. Перед ним лежала женщина лет сорока, очень миниатюрная, с тонкими чертами. Крохотная головка утопала в льняных волосах. И поза ее, даже перед лицом смерти, была необыкновенно женственной.

Еремина же заинтересовал другой предмет.

– Смотри-ка! И эта туда же! – На туалетном столике он увидел электронную портативную пишущую машинку.

– Чего им всем неймется? Те были журналистами, а эта?

Он подошел к столику с машинкой. Каретка была прикрыта специальной крышкой, из-под которой торчал лист белой бумаги.

– Престарелый, займись-ка сначала машинкой. И достань нам это творение!

После застолья уставший Иван Елизарович еле передвигался, кряхтел, сопел и хмурил брови, как бы говоря: мучаете Престарелого, ребятки!

Бросив беглый взгляд на вытащенный из машинки лист, следователь воскликнул:

– Продолжение следует! На, Антоша, изучай! Это больше по твоей части!

Писатель уединился в гостиной. И принялся «изучать».

«Июнь. Вечер. Лиловые сумерки. Женщина ждет гостей. Она очень волнуется. Их будет двое. Девушка и юноша. Это всегда так необыкновенно, когда они приходят в гости. Он – здоровенный, атлет. Стоит ей сесть к нему на колени, и она чувствует упругость его мышц. Это возбуждает. Девушка – балерина. Стройная, легкая, прозрачная. Когда она целует балерину меж маленьких грудок, у той вспыхивают, разбухают соски, словно бутоны каких-то странных цветов, которые никогда не раскрываются. Недавно она еще кормила грудью малыша. Их с атлетом малыша, рожденного после таких вот лиловых сумерек. Малыш умер, прожив всего несколько месяцев. И теперь балерина постоянно в печали. Ничто не может отвлечь ее от воспоминаний. Они тоже страдали – женщина и отец ребенка. Но сколько можно? Прошла уже целая неделя!

Женщина ставит бутылку с шампанским в лед. Сегодня должно быть весело! Больше никаких воспоминаний! В розовой спальне приглушенный фиолетовый свет. Она гладит рукой подушки и простыни. Здесь ее распластают, распнут, дадут испытать райское наслаждение! Атлет будет работать со своим снарядом сзади. А балерина – маленькая, хрупкая девочка с сосками-бутонами – будет лежать под ней. Гладить и целовать ее тело. Еще не старое тело.