Младший конунг - Ковальчук Вера - Страница 58

— Зато через нее я получу права на власть. Небольшие, но если здесь с такой скоростью и так несчастливо будут умирать конунги, то они станут весьма весомыми, — очень тихо ответил Орм. — Ятмунду это тоже на руку, — пояснил он, заметил обеспокоенный взгляд, брошенный Хильдрид на правителя Мерсии. — Во-первых, он не прочь передать власть собственной дочери, а не младшему брату, Ятриди[43]. А во-вторых, этот брак обеспечит его гарантией моей преданности. Он уверен во мне, а я уверен в нем.

— Не могу поверить, — медленно заговорила женщина. — Ты готов отдать свою преданность женщине только за призрачное право на достоинство конунга. Ты готов жениться на женщине ради власти. Чего тебе не хватает? Ты — ярл британского конунга, владетель Нортимбраланда, вождь большого отряда, прожив долгую жизнь, ты завоюешь уважение и славу. Чего же тебе еще не хватает? Как можно продаваться в мужья знатной саксонке?

Они долго молчали. Хильдрид ожидала гневного ответа сына, но тот молчал и кромсал свинину, отправляя в рот сочные куски. Она занялась пирогом, съела всю начинку, а два пласта теста кинула под стол, собаке, которая лежала там, положив морду ей на ногу. Пес подхватил кусок теста на лету, остальные подобрал с пола и слизнул с сапога Хильдрид брызги соуса и волоконца мяса. Так же охотно он подхватывал и полуобглоданные кости, которые она кидала ему, и с хрустом разгрызал их.

Орм разрезал поросенка и молча предложил матери кусок, потом передвинул доску соседу слева. Мимо прошел слуга, он подлил в кружку Регнвальдарсона темного пива. Гуннарсдоттер сделала слуге знак, и тот налил пива и ей тоже. Женщина отхлебнула. Пиво было ничуть не хуже, чем раньше, может, лишь чуть крепче.

— Я не хочу, чтоб ты на меня обижался, — сказала она.

— Я и не думал обижаться, матушка, — ответил Орм.

— Пойми, что в браке главное — семья. Хорошая семья. Хорошая жена, дети. У тебя есть дети. У тебя есть женщина, с которой ты давно уже живешь. Давным-давно. Которую ты любишь.

— Ты уверена, что я ее люблю? — улыбнулся Орм.

— Конечно. Если б не любил, не длил бы отношения. Бера растит твоего сына. Разве это не имеет значения?

— Имеет. Я люблю сына.

— А как ты объяснишь ему, почему женишься не на его матери, а на другой женщине, с которой у тебя даже нет любви?

— Я найду, что объяснить, — с долей раздражения ответил Регнвальдарсон. Хильдрид лишь вздохнула. — Оставь, матушка. Бера — не моей крови. Она саксонка.

— А дочь Ятмунда — нет?

Он не ответил.

— И потом, — продолжила женщина. — Моя мать тоже была иной крови.

— Да-да, я знаю, бабка Алов по рождению валландка.

— Нет, не валландка. Она родилась в Галицуланде, просто жила с семьей в Валланде. Но это и неважно. Чем же я хуже оттого, что моя мать — не северянка? А твой сын чем хуже, что мать у него — саксонка?

— Ничем, ничем, — он отмахнулся.

Гуннарсдоттер вздохнула и отвернулась.

После пира Хольгер долго не давал ей уснуть — он пел песни своей жене. Эльфрид тихонько уговаривала его не шуметь, но викинг ее не слушал. Потом песни перешли в звуки смачных поцелуев, и Хильдрид заткнула уши. Она зарылась лицом в набитую гречишной шелухой подушку и незаметно уснула.

А утром Хольгер заявил дочери Гуннара, что останется в Британии. Не навсегда — лишь на то время, которое потребуется его жене, чтоб окончательно оправиться после родов, и ее сыну, которого викинг назвал Торстейном, в честь отца — чтоб немного подрасти и окрепнуть.

— Сейчас ранняя весна. Ночи холодные, — объяснил он. — А ребенок слабенький. Я не позволю сыну Торстейна умереть от холода. Да и Эльфрид слабенькая. Она же не наша соотечественница, всего лишь саксонка. Ты понимаешь, ей можно это простить.

— Я понимаю, конечно.

— Я подожду лета, тепла. Наши купцы ходят туда-сюда все лето. Я попрошу кого-нибудь из них прихватить нас и привезти в Трандхейм. Ты ведь сможешь обойтись без меня, верно?

— Да, хоть мне и будет тебя не хватать, — улыбнулась Хильдрид. — Но я тебя понимаю. Я вижу, вы поладили.

— Мы не могли не поладить. Ведь ее любил мой брат, — Хольгер нахмурился. — Неважно. Она моя жена.

— Уверена, она и тебе родит сына, — сказала Гуннарсдоттер, желая его подбодрить. — И у Торстейна будет братик.

— Не знаю. Она такая слабенькая…

— Моя мать была еще слабее. Но родила пятерых детей. Выжили только мы с братом, ну так и что? И у уроженок Нордвегр такое случается. Чем слабее женщина внешне, тем сильнее она внутри.

После разговора с Хольгером дочь Гуннара наведалась в монастырь, там ее исповедал и причастил священник, который крестил ее. Он же напутствовал ее короткой проповедью.

«Лосось» отчалил ранним утром. Хильдрид сидела на корме, держала обеими руками рулевое весло — одной уже не решалась — и была счастлива. В лицо ей дул ветер дальних странствий, он и прежде-то тревожил ее душу, а теперь просто пьянил. Даже эль, подаваемый при дворе конунга, не мог сравниться с немного горьковатым морским запахом, с ароматом водорослей, выброшенных прибоем на берег, с солоноватыми брызгами. Этот ветер мигом разгладил морщинки на ее лице.

Ее провожали многие — почти все люди Орма, многие из людей Ятмунда. Большинство тех, кто ждал отплытия «Лосося» на самом берегу, встречали Хильдрид в бою на Северне и помнили о ее поединке с Эйриком. Почти все они звали ее по прозвищу — Вороново Крыло — или по имени «Хильдир», на которое она, впрочем, привычно отзывалась. Был среди них и Кадок — он принес ей прощальные подарки, уговорил взять их с собой и высказал сожаление, что им не пришлось сражаться плечо к плечу.

— Ты дралась прекрасно, — сказал он. — Жаль, что я не видел, как ты оттяпала голову у Эйрика. Он только того и стоил.

— Стоил того, чтоб его убила женщина? — рассмеялась Хильдрид. Ей было хорошо, и она готова была даже этого сакса обнять и расцеловать на прощанье.

— Нет, просто… — Кадок запутался в трудностях нордвегрского языка и осекся. Еще пару мгновений он пытался найти подходящие слова. — Нет, просто стоил смерти. Буян он, разбойник. Плохой вождь. Плохой тан.

— Тан?

— Ну, по-вашему… Хевдинг.

Она ласково кивнула ему и взобралась на планшир своего драккара.

— Смотри, — крикнула Хильдрид сыну. — Твоя сестра осенью выйдет замуж. Ждать ли шурину тебя на свадьбе?

— Надеюсь, что да, — крикнул в ответ Орм.

— Тогда вскоре встретимся! — и женщина отвернулась. Теперь она смотрела только вперед, на линию горизонта.

Корабль подхватил ветер. Это было облегчением для большинства викингов — сложить весла вдоль прохода и распустить парус пошире. Альв присел у борта рядом с Хильдрид, прислонился плечом к планширу и замер. Остальные сидели на румах, кто-то улегся в проходе, работали лишь те, кто возился с парусом. Потом уставшие менялись, и лишь дочь Гуннара никто не смел заменить у рулевого весла.

Каждый вечер они приставали к берегу, кто-то собирал сушняк, валил сухостоины, кто-то разжигал костер, кто-то готовил ужин. Хильдрид, едва коснувшись ногой земли, устраивалась в удобном уголке, и, завернувшись в плащ, отдыхала, дремала. Ее никто не беспокоил. Она выматывалась днем до крайности, и на суше Альв все делал за нее — приносил еду из общего котла, потом мыл миску, даже постель устраивал для нее сам.

— Ты как? — спросил он с беспокойством. — Ты вся бледная.

— Не знаю. Устаю очень. Устаю больше, чем обычно.

— Рана?

— Наверное. Руки плохо слушаются.

Альв долго молчал.

— Вполне возможно. Удар почти по сухожилиям пришелся. Секира — не шутки. Не была б она поверхностной, ты бы пальцем шевельнуть не могла, — он дернул плечом. — Ты тогда не заметила, но теперь чувствуешь, и еще долго будешь чувствовать. Будь ты помоложе, ты могла бы восстановиться со временем. А так… Боюсь, эти раны будут давать о себе знать до самой твоей смерти. И руки не будут слушаться, как прежде.

— Почему ты мне об этом сразу не сказал?