Рыцарь-маг - Ковальчук Игорь - Страница 26

Энергия заструилась по его жилам, жар немедленно охватил все тело, испарина выступила на лбу. Зрение стало острым, перспектива углубилась, на миг рыцарю-магу показалось, что он способен видеть сквозь стены. Но — только на миг. В Лимассоле еще чувствовалось присутствие Комнина, он здесь был меньше суток назад. У Дика начала кружиться голова, и он понял — злоупотреблять своими способностями не стоит. Все-таки получалось, он слишком много требовал от обыкновенного человеческого тела, и оно протестовало.

Дик подъехал ближе к своему суверену, наклонился и сказал негромко, так чтоб только Ричард и услышал:

— Комнин направился в Килани. Это к северу отсюда, в горах.

— Килани? — Король обернулся, обдав собеседника запахом отличного местного вина, которое ему поднесли в массивном золотом кубке еще у ворот. — Далеко?

— Не слишком далеко, государь. Прикажите подать карту.

— Пожалуй.

За полчаса хорошая и подробная карта Кипра была найдена, солдаты приволокли с десяток пастухов, которые показались им самыми подходящими на роль проводника. Один из них бегло говорил на франка — диалекте, изобретенном жителями тех восточных стран, что испытали на себе владычество рыцарей. Диалект придумали предприимчивые торговцы и ремесленники, чтоб иметь возможность общаться со своими покорителями. Франка казался исковерканным вариантом французского, его худо-бедно мог понять человек, для которого французский — родной. Из разъяснений пастуха стало ясно, что Килани — не только город, но еще и крепостца, маленькая, но неприступная, и там император Кипра легко может просидеть несколько месяцев...

Вернее, все-таки меньше, потому что стояла весна. По традиции осады начинались осенью, после того как закрома заполнялись новыми припасами. Весной с провизией становилось тяжелее, и запасов уже не хватило бы на длительную осаду. Это соображение немедленно пришло в голову Ричарду, который вел войны чуть ли не с детства. Война считалась самым достойным занятием для знатного мужчины, велась она только поздней весной, летом и ранней осенью, до распутицы. Считалось дурным тоном во время ведения боевых действий докучать войсками своим крестьянам. Разумеется, если не было другого выбора, конники неслись через пшеничное поле, но, во-первых, это неудобно, потому что копыта коня вязнут в мягкой земле, а во-вторых, неразумно. Если перетопчешь у крестьянина весь хлеб, какую подать он тебе заплатит?

Нередко случалось и так, что солдаты рубились по соседству с полем, где невозмутимые крестьяне жали хлеба и вязали снопы. Жизнь сеньоров, наемников и крестьян шла своим чередом. Они, разумеется, сильно докучали друг другу, но на самом деле существовали в совершенно разных мирах и, наверное, лишь с трудом могли бы понять друг друга.

Впрочем, разделение двух миров началось тогда, когда бароны, графы и короли подзабыли, что произошли от тех же крестьян и взяли в руки оружие лишь затем, чтоб защищать их от врагов. Должно было пройти совсем немного времени, чтоб связь между знатью и пейзанами стала и вовсе призрачной — одни запомнят лишь требования, другие — лишь ненависть. Но только потомкам Ричарда предстояло дожить до этого времени. Так что, прикидывая, как именно захватить Кипр, король Английский собирался преследовать только войска императора, а простолюдинов облагать налогами и всячески беречь. Оно и понятно. Чем больше простолюдинов, тем больше податей.

Плантагенет задумался, не объявить ли пир, но, поразмыслив, решил, что это лишнее. Впервые за всю свою жизнь он нарушил традицию, лишь потому, что торопился, и отдал приказ устроить обычный ужин, а солдат накормить прямо на улицах. Горожане, не споря, принялись свозить дрова на площадь перед магистратом, раскладывать костры, и вскоре над угольями уже повисли ободранные туши — быки, телята, олени и крупные, откормленные свиньи. Женщины, опасливо сторонясь солдат (что было крайне сложно, поскольку они сидели везде), тащили котлы с кашей, мужчины катили бочонки. Меж пирующих расхаживали десятники и следили, чтоб никто не нализался.

А в доме главы магистрата потчевали короля. Ричард усадил Дика рядом с собой (Турнхам сидел с другой стороны), и милость государя к его телохранителю стала очевидна всем. Большинство графов и баронов плохо себе представляли, чем именно должен заниматься телохранитель и зачем он нужен королю, признанному победителю десятка турниров. Разве что для престижа. Рыцаря Уэбо постоянно отправляли с какими-то особыми поручениями, больше половины времени он находится вдали от короля, и потому на телохранителя он был совсем не похож. Свита Ричарда об этом не задумывалась.

Лишь Эдмер Монтгомери, некогда с помощью отца получивший почетную и доходную должность главы королевской охраны, но, ко всеобщему изумлению, принявшийся исполнять обязанности с завидной добросовестностью, время от времени поглядывал на своего подопечного. Он уже убедился, что молодой человек исправно выполняет то, что ему поручили. Только вот жаль, что государь и сам не понимает, зачем ему охрана, и постоянно дает Уэбо чисто воинские поручения. Что ж, значит, на место телохранителя придется поставить кого-нибудь другого.

— Я отправлю тебя вперед, — негромко сказал король Дику. — С небольшим отрядом. — Он коротко рассмеялся. — Нет, конечно, не с двадцатью солдатами. Побольше. Скажем, с полусотней. Возьмете проводника и попробуете выследить императора. Со своей армией я через пару дней двинусь к Килани и осажу его. Ты должен сделать так, чтоб Комнин никуда не улизнул.

— Государь, — осторожно начал корнуоллец. — Воевать с местным императором можно долго. Кажется, это противоречит вашим планам.

— Ты, конечно, прав, — согласился Ричард. — Наша цель — Иерусалим. Но я и не собирался задерживаться здесь надолго. Комнин принесет мне клятву верности, и мы отправимся в Палестину. И чем лучше ты поможешь мне, Уэбо, тем больше будет моя благодарность. Я упомянул о титуле. Ты получишь его, если сделаешь все, чтоб вскорости Кипр оказался в моих руках. И если ты покажешь себя доблестным рыцарем, это будет тебе только на пользу.

— Да, государь.

А наутро небольшой отряд, выделенный Ричардом Дику, уже карабкался по горным тропинкам, потому что корнуоллец решил, что этот путь будет самым надежным, если хочешь к кому-то подобраться поближе или кого-то выследить. Серпиана, которая, конечно, отправилась в этот поход вместе с ним и Трагерном. в отличие от мужчин шла налегке, но, к изумлению тех солдат, которые еще не знали, чего от нее ожидать, не отставала от Дика.

Рыцарь-маг нисколько не был удивлен этим, он помнил о ее втором облике. В движениях девушки, карабкающейся по камням, осыпающимся под ногами, чувствовалось что-то змеиное. Любой охотник и пастух знает, что змеи могут взбираться даже по почти отвесным горам, где бог знает за что им удается зацепиться. Серпиана не уставала и к вечеру, когда непривычные к скалам англичане валились на землю, едва дыша от усталости, находила хворост, готовила в котелке какую-нибудь похлебку.

— Я не очень-то хорошо готовлю, — пробормотала она Дику, когда занялась стряпней в первый раз.

Корнуоллец был на «ты» с горами еще на родине, кроме того, отличался большой выносливостью. Поэтому он не улегся отдыхать, как остальные, а помог невесте собрать костерок в ямке, которая образовалась, когда он ножом снял кусок дерна, и, поднеся руку к самой сухой хворостине, щелкнул по ней ногтем, добавив самую чуточку магии. На кончике деревяшки вспыхнул бойкий оранжевый огонек.

— Ничего, — сказал молодой рыцарь. — Главное, чтоб было съедобно. Давай я принесу тебе воды.

— Здесь есть вода? Или ты по способу Трагерна — из грозовой тучи?

Оба фыркнули, вспомнив сперва выходку ученика друидов, сотворившего небольшую грозу только затем, чтоб наполнить котелок, а потом и трепку, которую за это устроил ученику учитель.

— Пахнет водой. — Дик вытянул шею. — Чувствуешь?

— Да, пожалуй. Ну неси.

Котелок был небольшой (а как иначе — тащить с собой в поход здоровенную посудину смешно), и того, что в него могло поместиться, с трудом хватило бы на десятерых мужчин, причем только в том случае, если они будут заедать лепешками кашу с вяленым мясом. С грустью посмотрев на отдыхающих солдат, Серпиана поняла: готовить ей придется не один раз, а пять. То есть на всех.