Бастард: Сын короля Ричарда - Ковальчук Игорь - Страница 57

Первой, конечно же, его внимание привлекла Серпиана. В специально сшитом дорожном платье она ехала в мужском седле и оттого выглядела особенно женственной, особенно привлекательной. Кроме того, это была единственная представительница прекрасной половины на весь отряд. Девушка никогда не обнаруживала следов усталости и, как следствие, не вызывала в окружающих раздражения. Она перестала охотиться по ночам, признав это слишком опасным, и вела себя как и подобает добропорядочной, томной, благородной даме. Серпиана почти всегда молчала, а потому прослыла в этом чисто мужском обществе умной. Она была ближе всех женщин.

Оценивающе разглядывая ее какое-то время, король пришел к выводу, что она худовата, видимо, вследствие походного образа жизни, что «рельеф» недостаточен, но, тем не менее, сказал ехавшему рядом с ним Монтгомери:

— Ce jeune homme a du gout. Sa fille est tres belle. Comment est-elle dans le lit?[15]

— Sire, on dit qu’elle sera sa femme,[16] — возразил Эдмер Монтгомери.

— Moi je suis souverain, et le droit de la premiere nuit est toujours en valeur[17], — коротко хохотнул Ричард.

Дик, обладавший очень острым слухом, стиснул зубы и мысленно выругался. Серпиана, заметив выражение его лица, покосилась на черного королевского жеребца. Вопросительно изогнула бровь.

— О чем они говорили? Я не поняла…

— И незачем, — процедил корнуоллец сквозь зубы. Он с тревогой ожидал, что же случится дальше. Очень не хотелось, чтоб между ними двумя теперь, когда это было так некстати, встала девушка. Но и отступаться от Серпианы только потому, что этого пожелал король, молодой рыцарь не собирался.

Отряд, следуя прихотливым извивам дороги, завернул за выступ стены, которая была сложена из крупных и мелких булыжников, принесенных крестьянами с расчищаемых пашен еще в незапамятные времена, и теперь ехал вдоль виноградника. Тонкие ветви отягощали крупные гроздья спелых, даже уже начинающих терять влагу ягод. Именно из таких получалось наилучшее вино, с самым богатым и тонким букетом. Впрочем, местные калабрийские вина считались посредственными.

Монтгомери, рассматривавший узловатые темные лозы, едва поднимающиеся над усыпанной галькой землей (хорошую винную ягоду выращивают только на каменистой почве), вместо ответа своему государю молча ткнул пальцем в перепархивающую от растения к растению стайку девушек в простеньких светлых платьях, и таким образом обратил внимание развеселившегося короля на более подходящую цель. Юбки девиц были подоткнуты до колен, и крепкие стройные ноги прикрывали лишь подолы длинных рубашек в травяных пятнах. Среди этих девушек имелись самые разные — и стройные, и пухленькие, в одну из таких, особенно сдобную, как подошедшая ватрушка, король вцепился страстным взглядом. Махнул рукой своим людям, и рыцари, уставшие от спокойной, размеренной езды, с гиканьем кинулись на стайку девушек, как охотники на дичь. Пронзительно визжа, девицы стали разбегаться.

Но куда им было тягаться по скорости с конями? Ту в меру пухленькую, которую наметил себе Ричард, один из конников ловко и привычно вздернул на седло, еще двух рыцари поволокли прочь на всякий случай и немного для себя.

Перепуганные девушки пищали и вырывались, но не очень активно. Крестьянки рано знакомились с несправедливостью жизни и исключительными правами власть имущих творить все, что им взбредет в голову. Так что лучше не сопротивляться, потому как иначе бедняжкам придется не сладко, и они это прекрасно знали. Из всех англичан, может быть, лишь Дик подумал о том, что с девушками будет потом. Ричарду же было наплевать на ненавидящие взгляды, которыми провожали его. Хотя итальянцы не менее других привыкли к власти королей, герцогов и графов. Что этим девушкам поставишь в вину?

Стены Мелиды уже вставали над плоским холмом, зеленеющим молодой виноградной лозой. Близ Мелиды располагалось аббатство Святой Троицы, где короля ждали приготовленные роскошные яства и покои, в этих гулких залах, возведенных из местного камня, осенняя полуденная жара почти совсем не чувствовалась. Ричард был оживлен, с удовольствием пробовал то одно, то другое блюдо, собственноручно разломил пирог с соловьями, пальцами выуживал пташек и жевал их прямо с костями, осушал кубок за кубком и сыпал шутками — видимо, в предвкушении. Ему подносили блюда с лакомствами, и, откусив кусок, он бросал остатки на поднос, который пускали вниз по столу. До Дика часто доходили эти надкушенные яства; совершенно не брезгуя ими, он неизменно первым делом предлагал их Серпиане. Она отдавала предпочтение тем, что были недожарены.

Потом король встал, отшвырнул недоеденного перепела собаке, корнуоллец также поднялся, чтобы следовать за ним — в роль телохранителя он вжился незаметно для себя. Молодой рыцарь ждал у двери, но чуть в стороне, считая неприличным вслушиваться в стоны за стеной покоев, и нащупывал кошельке какие-то деньги. Против ожиданий, завидное положение при короле не прибавило особых барышей, и деньги, откопанные в валлийском лесу, стремительно таяли. Но незаработанного, как, всегда, не очень жалко, кроме того, по примеру всех сверстников своего круга Дик не задумывался о том, что будет потом, как и чем он станет жить. Быт замков крупных сеньоров, к которым стекались на службу молодые дворяне, располагал к подобному образу жизни — в любой момент можно было перехватить что-то на кухне, всегда найдется место для спанья и целая рубашка взамен сносившейся. Молодые рыцари редко задумывались о том, как и чем не умереть с голоду.

Дверь королевской спальни распахнулась, и оттуда, шатаясь, вышла девушка в криво надетом платье, с опухшим, покрасневшим лицом. Придержав ее, вдрогнувшую от прикосновения, за локоть, Дик заглянул в покои. Король, полуодетый, лежал на распотрошенной постели и смаковал налитое в цветной стеклянный кубок вино. Увидев корнуоллца, он махнул рукой:

— Пошли ко мне постельничего. А девица пусть идет.

Молодой рыцарь подумал о том, что творится на итальянских дорогах ночью (да то же, что и везде), и попросил:

— Позвольте я отвезу ее, государь.

— Если хочешь. — Ричард усмехнулся, решив, что понял, как на самом деле его вассал собирается проводить время. — Свободен до утра.

— Идем, — сказал Дик девушке на ломаном франко-италийском. Как большинство дворян в его время, он был полиглотом, да и языки тогда были куда как похожи друг на друга, а потому усваивались мгновенно.

Крестьянка скукожилась, с ужасом и неизменной покорностью глядя на него. В этот момент лицо ее показалось ему овечьим. Оглядел ее критически.

— Поправь платье. И пояс завяжи. Не надо всем вокруг знать, что произошло. А теперь идем, поищем твоих товарок.

Но оказалось, что одна из прихваченных по пути девушек уже отпущена и ушла восвояси, а вторая вообще не собиралась уходить. Корнуоллец лишь равнодушно пожал плечами — своего ума другому не приставишь.

— Ну что, по дороге домой будем высматривать твою подругу? — спросил он пухленькую девицу.

— У нее сестра в Мелиде, — постукивая зубами, ответила она. — Наверное, у нее останется.

— Это разумно. Ну, идем.

Плечи молодой крестьянки задрожали, она снова скуксилась и закрыла лицо руками. Дик не знал, как убедить, что ничего плохого ей не сделает. Потому просто успокаивающе погладил по плечу и потянул за собой, на конюшню. Оседлал своего конька, только-только приладившегося поспать, вывел из стойла и посадил ее на седло перед собой.

Тащиться куда-то не хотелось.

— Ну, поехали. Провожу тебя до деревни.

Взглянула недоверчиво и с надеждой:

— Вы меня… не тронете?

— Нет. И не обращайся ко мне так, я же не король. Как тебя зовут?

— Джиованна.

— Красивое имя. Едем… Да, кстати, возьми. — И высыпал ей в ладонь горсть золотых монет. Девушка в растерянности уставилась на деньги. Подобной суммы ей еще не приходилось видеть, тем более держать в руках. — Спрячь. И держись за луку.