Суер-Выер. Пергамент - Коваль Юрий Иосифович - Страница 24

– Вот они, драгоценности, – говорила девушка, оглаживая свои бёдра, чресла, перси, ланиты, флегмы, гланды и шоры. – Вот перлы!

– А другие? – крикнул старпом.

– А другие у него, – указала она на лоцмана огненным пальцем и буквально ринулась к нему. Шлейф раскалённой пыли взметнулся над нами, а лоцман, как сидел, так неожиданно и подпрыгнул и бросился в воды океана.

Он вынырнул довольно далеко от берега, как следует отфыркался и закричал:

– Иди сюда, кобылка моя! Иди сюда, о полная перлов! О, какие объятья я тебе приготовил! Волна! О волна – солёная перина моей любви, сотканной из крови, пота, соли и огня! Прими мою огненную подругу!

– Фу, подонок, – плюнула огненная любовница. – Какой у вас, оказывается, хитроумный и противный лоцман. Такой действительно проведёт караван верблюдов в игольное ушко. Спрятался от жара сердца в солёный холодок. В рассол! В рассол!

Огорчённая, металась она, заламывая руки, и наконец всосалась обратно в камень.

– Ну, а мне-то что ж теперь делать? – ныл дымный мужчина. – Куда мне деваться? Никто меня не любит, никому я не нужен. Поджарьте хоть на мне шашлык или вскипятите чайник.

Ну, мы добродушно повесили чайник на нос дымному мужчине, дождались, пока он закипит, заварили краснодарского и долго сидели вокруг обиженного судьбой любовника, как будто возле костра.

Попили чайку, спели несколько песен.

– Подвесьте ещё чего-нибудь, подвесьте, сварите, накалите, просушите. Я хочу быть полезным.

– Нечего, брат, нам больше вешать, – сказал старпом. – Извини. Была бы уха, мы бы тебе уху на ухо повесили.

К вечеру отправились мы на «Лавра» и долго смотрели с борта, как дотлевает на берегу неудачный любовник.

Глава XLIX. Ненависть[8]

– Я что-то ненавижу, а что именно – позабыл, – обмолвился однажды лоцман Кацман.

Глава L. Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)

Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)

……………………………………………………………………

– Эх, Старпомыч, – рассмеялся капитан, – зато многое находим! Подумаешь, ерунда: кто ищет, тот всегда найдёт. Он знает, что ищет, и находит это. Для меня эта пословица устарела. Я – ничего не ищу, я только нахожу!

……………………………………………………………………

– Эй, на острове! – крикнул Пахомыч, изрядно притормозив ручным кабельстаном.

– Чего изволите? – высунулся всё тот же борджовый лик.

– Ну как вы тут? Засушиваете, что ли?

– Не всегда, – послышалось в ответ, – только если уж очень мокрые.

– А потом чего делаете?

– В вёдра складываем.

– В какие ещё вёдра?

– В эмалированные. С крышкой.

– А не в альбомы?

– В какие альбомы?

– Вот хрен морской, – плюнул Пахомыч. – Ты ведь сам орал: «Гербарий! Гербарий!» Какого же чёрта гербарий в вёдра? А? В альбомы надо!

– Да? – удивился борджовый. – А у нас всё больше в вёдра.

– Ну вот, кэп, – вздохнул старпом, вытирая плот собла[9]. – Изволите видеть… добороздились… гербарий хренов…

……………………………………………………………………

……Демонкратии………

……………………………………………………………………

Солить мы их не стали, а просто нанизали на суровые нитки и развесили между мачтами сушить.

Они долго болтались под солёным морским солнцем, хорошо провялились, и мы любили, бывало, выпить портеру и закусить вяленым гербом[10][11].

Глава LI. Порыв гнева

Остров, на котором ничего не было, мы заметили издалека и не хотели его попусту открывать.

– А чего его зря открывать? – ворчал Пахомыч. – На нём ни чёрта нету. Только пустые хлопоты: спускай шлюпку, суши вёсла, кидай якорь, рисуй остров, потом всё обратно поднимай на борт. Ей-богу, кэп, открытие этого острова – чистая формальность. Просто так, для числа, для количества, для галочки.

– Для какой ещё галочки? – спросил Суер.

– Ну это, чтоб галочку в ведомости поставить, мол, открыли ещё один остров.

– В какой ещё ведомости? – спросил капитан.

– Извините, кэп, ну это в той, по какой деньги получают.

– Какие ещё деньги? – свирепея, спрашивал сэр Суер-Выер.

– Рубли, сэр, – ответил, оробев, старпом. Он как-то не ожидал, что его невинные размышления насчет галочки могут вызвать такой гнев капитана.

Я-то давно уж предчувствовал, как медленно и неотвратимо где-то зреет гнев.

В ком-то, в одном из нас, но в ком именно, я не мог понять, хотя и сам чувствовал некие струны гнева, готовые вот-вот во мне лопнуть.

– Рубли, сэр, рубли…

– Какие ещё рубли? – ревел Суер.

Старпом совершенно растерялся, он мыкался и что-то мычал, но никак не мог разъяснить, какие по ведомости получаются рубли.

Уважаемый же наш и любимый всеми сэр расходился всё сильнее и сильнее, по лицу его шли багровые пятна и великие круги гнева.

– Рубли! – хрипел он и не мог расслабить сведённые гневом мыщцы.

Очередной приступ гнева потряс его, спазм гнева охватил его, конвульсии гнева довели до судорог гнева, до пароксизма и даже оргазма гнева.

– Рубли! Для галочки! Старпому! Немедленно! Прямо сюда! На палубу!

Мы выволокли из трюма сундук с рублями, сунули старпому ведомость.

– Ставьте галочку, старпом! Ставьте! Мы с вами в расчёте! Вы у нас больше не работаете! Уволены! Вот вам ваши рубли! Ставьте галочку!

– Ой, да что вы, сэр! – совсем потерялся Пахомыч. Он никогда не видел капитана в таком гневе, и мы наблюдали впервые. – Поверьте, сэр, я ничего такого… я же не против… а насчёт галочки, так это я…

– Галочки! – ревел капитан. – К чёртовой матери эту галочку! Вы уволены и списаны на берег.

– На какой же берег, сэр? – уныло толковал старпом. – Придём в Сингапур, тогда…

– Вот на этот самый, – приказывал Суер, – на этот, на котором ничего нет. Пускай теперь на нём будет списанный старпом! Давайте-давайте, не тяните! Считайте свои рубли, ставьте галочку и – долой…

Задыхаясь от гнева, Суер спустился в кают-компанию. С палубы слышно было, как он сильно булькнул горлом в недрах фрегата.

– Вермут! – догадался матрос Петров-Лодкин.

– Что ещё? – гневно переспросил старпом.

– Ах, извините, старп! Херес!

– То-то же, дубина! – в сердцах сказал Пахомыч, присел на корточки и стал считать деньги.

– Слез он на берег или нет? – послышалось из недр.

– Слезает, сэр, слезает, – крикнул я. – Сейчас досчитает до двух миллиардов.

– Галочку поставил?

– Ещё нет, сэр! Вот-вот поставит!

В недрах фрегата послышался орлиный клёкот, и новая эпилепсия капитанского гнева потрясла фрегат.

Один рубль тяжело на палубе шевельнулся, зацепил краешком вторую бумажку, третью… Некоторое время недосчитанные рубли неистово толкались, наползали друг на друга, обволакивали, тёрлись друг о друга с хрустом, складывались в пачки и рассыпались и вдруг сорвались с места и взрывом охватили мачты.

– Ставьте же скорее галку, старп! Скорее галку! – орал Петров-Лодкин.

Старпом, задыхаясь, дёргал гусиным пером и никак не мог попасть своей галочкой в нужную графу.