Топ-модель - Валяев Сергей - Страница 27

Слушали мы психолога плохо — его голословные утверждения как-то не вдохновляли к подвигам. Если перевести его слова на язык народных масс, то большинство из нас ждала… панель. Хорошенькие перспективы, что там говорить.

— А сейчас, барышни, — сказал господин Вольский, — я вам раздам опросные листы. Отвечайте на вопросы предельно откровенно, это нужно для нашего дальнейшего сотрудничества. Пло-до-твор-ного! — поднял указательный палец.

Будущие манекенщицы оживились: что за вздор такой? Ведь пришли показывать не свой блистательный ум, а свои точеные фигурки. Их не слушали: вновь появившаяся Фая раздала нам желтенькие листы. Их было много, а в них было много вопросов. Все без исключения взвыли: что за профессорский трактат?

— Барышни, так надо, — проговорил Альберт Альбертович. — Замечу, мои заключения изучает госпожа Мунтян. Так что, в ваших интересах отвечать, повторю, правдиво. Как перед Господом нашим.

Куда хватил, дядя, похожий на какаду, критически усмехнулась я, вчитываясь в мелкий текст. М-да! Первое впечатление было такое, что эти вопросы составлял человек, неравнодушный к сексуальным проблемам извращенного, скажем так, плана. Здесь были вопросы про гомосексуалистов и лесбиянок, вопросы о групповом сексе, об оральном, анальном и так далее.

Нельзя сказать, что я обо всем этом не знала — знала, однако, признаюсь, все это как-то не вдохновляло. Какие чувства должен испытывать человек, пришедший в ресторан, когда ему в хрустальной вазочке приносят кусочек собачьего, предположим, дерьма. Такие же чувства испытывала и я отвращение. И поэтому, не читая более дурацкие вопросы, принялась ставить галочки в клеточки — наобум ставить.

И, разумеется, закончила первой — осмотрелась: со стороны казалось, что старательные девушки пишут сочинения на тему: „Как и с кем я провела лето?“

Как там мой летний дивный Дивноморск? Солнце, море, свобода, белый пароход. Иногда кажется, что волна обстоятельств вышвырнула меня на неприятную сушу, и теперь я барахтаюсь на ней рыбкой в обмороке. Раньше принадлежала только самой себя, теперь после подписания договора…

— Барышни, прошу сдавать работы, — говорит господин Вольский и предупреждает, что следующее занятие завтра.

Я первой отдаю „работу“ и выхожу из аудитории. Черт знает, чем приходится заниматься — раздражена. Этот же вопрос, правда, в более мягкой форме, задаю Хосе, поджидающего нас.

— Все будет хорошо, детка, — отвечает он. — Мы из вас делаем топ-модели, а не гоп-топ для постели, вах. Если хочешь последнего, пожалуйста, иди к Севе Зайченко. Он тебе быстро найдет спонсера, вах. Понятно, о каком спонсере речь?

Сева Зайченко? Судя по всему, этот модельер пользуется дурной славой у своих же коллег.

Когда все топ-модели явились перед „ясными“ очами темпераментного арт-директора, он объявил, что сейчас мы следуем в спортивный зал на шейпинг, который будет проводить госпожа Крутикова, после чего с нами работает стилист Валечка и фотограф Мансур.

— Девочки, веселее-веселее, вах, — хлопает в ладоши Хосе. — Работы много, очень много, — и шлепает некоторых из нас по упругим попам. Спешите жить — спешите чувствовать, вах!

Смеясь, наш галдящий девичий выводок торопится вниз — туда, где находится танцевальный зал.

Госпожа Крутикова уже ждет нас — она в спортивном костюме цвета теплого летнего болота, который подчеркивает сухопарость её фигуры и язвительность натуры. Она тоже требует от нас более активных действий — мы забегаем в раздевалку, заставленную металлическими ящиками и длинными скамейками. Начинаем переодеваться, критически поглядывая друг на друга. Мне трудно быть объективной, поскольку никаких положительных эмоций не испытываю от обнаженных девичьих спин, грудей, бедер, попок, однако представляю, какие чувства бы испытал какой-нибудь экзальтированный молодой человек, оказавшийся среди такого телесного совершенства.

— Не толкайся ты, жердина! — слышу голос, и этот голос мне знаком — он принадлежит Танечке.

— Я ничего… такого… — отступает высокая девушка, опрятная и с правильными чертами на фарфоровом личике.

Она отступает — Танечка наступает, словно желая за счет слабого утвердиться в нашей группе. Без сомнений, она не права. И поэтому я становлюсь между ними:

— Танечка, нарываешься, — предупреждаю.

— Ты чего, Машка? — гримасничает, как уличный дурак-переросток. — Я тебя сейчас тут…

— Ну, рискни, а я посмотрю! — и приняла позу к бою, будто находилась на татами.

Это произвело надлежащее впечатление — на всех, в том числе и на воинствующую Танечку. Она глянула на меня с оторопью, кисло ухмыльнулась, попятилась, как молоденькая волчица, оскалившись:

— Ладно-ладно, ещё посмотрим, какая ты самбистка.

Я не обратила внимания на угрозы — тот, кто способен на боевое действие, не будет предупреждать. Известно, собака лает от испуга нападает она молча.

Девушка, которой я помогла, притронулась к моему плечу:

— Спасибо большое. Я — Лаура.

Я передернула плечом: имя полностью соответствовало образу моей новой знакомой: изящно и безвкусно. Не — боец, мелькнула мысль, хотя, быть может, подиуму и такие натуры требуются?

— Красавицы, выходим-выходим! — призывала нас Нинель Ивановна. Начинаем работать!..

Думаю, большинство женщин знают, что такое шейпинг? И поэтому объясняю для стоеросовых волосатых, как орангутанги, мужланов, кои, кроме мочегонного пива, реликтовой рыбалки и смердящих машин, более ничего не признают.

Итак, шейпинг — это специальные гимнастические упражнения, совершаемые под ритмичную музыку. Эта система была разработана ленивыми жирными американцами, любителям получать одновременно и пользу, и удовольствие. По этой методике могут тренироваться даже блюминговые бегемоты и многопудовые russian живые матрешки. Музыка и скачки под неё благотворно влияет на жировые складки. Они уменьшаются со скоростью света, и после нескольких занятий любая объемная дама превращается в тростиночку. Если кто не верит, пусть попляшет под ритмы чернокожих сыновей Африки, и тогда прекрасно поймет, о чем я толкую.

Наша тренировка продолжалась около часа. Госпожа Крутикова воистину была фанаткой своего дела — она прыгала, как зеленый кузнечик, и своим примером вдохновляла нас, молодых и спесивых.

Гордыня обуяла всех нас — это я чувствовала и видела по неряшливым движениям. Каждая считала себя в полной форме, и все эти прыжки под древнюю музыку казались нам нечто архаичным.

— Работай-работай! — кричала Нинель Ивановна. — Энергичнее-энергичнее! Это все вам на пользу, красавицы! И раз! И два! И три! Повторяйте-повторяйте! Внимательней!

Чувство радости и обновления наступили минут через двадцать после начала занятия. Наш разномастный коллектив постепенно стал преобразовываться в единый механизм, подчиненный воли маленькой и активной дамочке. Она настолько была самозабвенна, что мне показалось: госпожа Крутикова мечтает лишь об одном — остановить время. Остановить его для себя. Это было трудно понять нам, для которых день казался вечностью.

— Завтра идем в бассейн, — сообщает Нинель, когда заканчиваются занятия. — Справку, купальники, резиновые тапочки. К восьми, девочки.

— К восьми вечера? — пищит кто-то.

— К восьми утра. Здесь, у Центра. На автобусе поедем, — и вопрошает, видя сморщенные недовольные личики: — А что вы думали? Нам ещё работать и работать. Молодость — это прекрасно, но… Вы меня понимаете?

— А душ есть? — интересуюсь я.

— Есть, — указывает на одну из застекленных дверей, — но горячей воды нет.

Мы все смеемся — узнаем любимую родину-уродину: ракеты запускаем к мерцающим плодородным звездам, а иметь воду в трубах выше пятидесяти градусов проблема.

И тем не менее я шлепаю к двери, открываю, заглядываю — типичная душевая с пятью небольшими кабинками, ржавыми трубами и деревянными решетками на полу.

— Ну, я пошла, — говорю.

Девочки восторженно улюлюкают и аплодируют мне. Я чувствую себя коверной на арене цирка в окружении молоденьких кобылок. О чем я и заявляю.