Специальный агент преисподней - Зубко Алексей Владимирович - Страница 40

– Что бы по этому поводу сказал Гиппократ? – задумчиво произнесла Яга, гладя шершавой ладонью мой лоб.

Постепенно светлячки разлетелись, боль в голове притупилась, и я рискнул приоткрыть один глаз.

Рядом суетилась старая ведьма, бормоча, что, дескать, только гнева всех сил небесных, подземных и земных на ее голову не хватало.

– Что это было? – спросил я.

– Шоковая терапия,- призналась Яга, с облегчением вздохнув.- Вспомнил что-нибудь?

– Не знаю…

– Как тебя зовут? – спросила она, и бородавка на носу шевельнулась, становясь похожей на нацистского орла.

Наваждение длилось краткий миг, затем бесследно исчезло.

– Не помню. Но быть товарищем Бармалеем больше не хочу – надоело.

– Будем лечить,- решила Яга.- Принеси метлу.

– Мы куда-то летим? – спросил я, возвращаясь с магическим помелом, притворяющимся простым инструментом для подметания двора.

– Я иду спать,- сообщила старая карга с костяным протезом.

– А зачем тогда я принес это?

– Местность подметать.

– А?

– Подметешь двор, вишь, избушка весь разворотила в поисках червячков, наносишь в баню водицы… Носи из криницы, она чище будет. Еще череп отполируешь, чтоб блестел,- принялась перечислять Яга, входя в роль Золушкиной мачехи.- Наколешь дров. Но это уже когда я проснусь, а то будешь греметь, сон мой нарушишь…

Чего еще? Хватит пока. Если управишься раньше – можешь подремать чуток. Вон, под кусточком.

– Да вы, мамаша, форменный эксплуататор. Та.м же муравейник рядом.

– А что делать? – развела руками Яга.- Работай. А я пойду перекушу на сон грядущий.

– Рябчиков? Ананасы?

– Сало с чесноком и ломоть хлеба с тмином,- призналась Яга. И ушла, не дав мне процитировать пришедшие на ум стихи Маяковского.

Вздохнув, я извлек из-за пазухи мягкие на ощупь комочки наушников, вставил их в уши и, нажав на кнопку воспроизведения, взмахнул метлой, поднимая клубы пыли, мягко сияющие в лунном свете. Какая длинная выдалась ночь…

Первое время музыка звучала как бы на фоне, затем проникла в сознание, и я начал вслушиваться в хорошо знакомые слова:

…бесы просят служить, но я не служу никому: Даже тебе, даже себе, даже тому, чья власть… И если Он еще жив, то я не служу и Ему. Я украл ровно столько огня, чтобы больше его не красть,

Бесы грохочут по крыше, по крыше – такая ночь, Длинная ночь для того, для того, кто не может ждать…

Погрузившись в размышления, я не заметил, как метла выскользнула из пальцев, продолжая усердно мести, выравнивая борозды, оставшиеся после когтей избушки на курьих ножках.

– Входим в доверие к одному из основных олицетворений зла в славянской мифологии? – громко поинтересовался уже знакомый черт, материализуясь из

ниоткуда.

Для этого используется перетекающий, а не пульсационный переход сквозь слои подпространства. Вот только что это такое – не скажу, поскольку не помню.

– Тебе больше искушать некого? – спросил я у рогато-хвостатой нечисти, выключая плеер и с сожалением глядя на упавшую наземь метлу.

Но мой вопрос остался без ответа. Черт, крутнувшись юлой, принялся принюхиваться.

– Косячок раздавил? – полувопросительно произнес он.- Дай пару тяг сделать.

– Какой косячок? – спросил я с недоумением, поочередно поднимая ноги в попытке рассмотреть раздавленное тело неизвестного «косячка».

– Зажал,- констатировал черт, поникнув головой. От расстройства у него обвисли не только уши и пятак, но и рога.- Сам накурился, а другим – шиш!

– Не курил я.

– А кто? Яга?!

– Она бабушка спортивная, вредными привычками не обремененная. – Не люблю, когда возводят напраслину, даже на ведьму.

– А запах откуда? – подозрительно сощурившись, спросил черт.- Я же чувствую.

– Да это Яга веник палила, колдуя чего-то.

– Интересный веничек…

– Вон он. Лежит. Обгорелый такой.

Взмахнув хвостом, от чего тот щелкнул, черт запрыгнул на кучу сырого хвороста, поверх которого Яга положила притушенную ветку.

– Вау! – обрадовался рогатый.

Махнув рукой на потерянную для общества личность, я принялся за подметание двора, время от времени выпуская из рук метлу. Она каждый раз падала наземь, ни в какую не желая заводиться. Вот чертяка, сбил весь настрой!

Достав из возникшего на боку кармана общую тетрадь в крупную клетку, значительно исхудавшую от отсутствия половины страниц, черт вырвал из нее половинку листа

и принялся заворачивать в нее собранные листочки и веточки.

– Огонька не найдется? – спросил он.

– Минздрав предупреждает,- предостерег я его, надеясь, -что он-то уж должен знать, что за авторитет этот «Минздрав» и почему его нужно бояться курильщикам.

– Нет так нет,- вздохнул нечистый и, шевельнув ро гами, свел их концами. Вспыхнула голубоватая электрическая дуга. Коснувшись ее самокруткой, он растянул огонек и жадно затянулся. Откашлявшись, повернулся ко мне: – Не напрягайся – давай лучше пару тяг. Работа не волк- жрать не просит.

– Не хочу.

– Как хочешь. – Он снова затянулся, закатив глаза и задержав дыхание.

Закончив с подметанием, я пристроил метлу у правой лапы избушки и осмотрелся в поисках ведра, Нужно же чем-то воды наносить?

Черт прикончил самодельную папироску и блаженно растянулся на хворосте, загадочно перемигиваясь со звездами. Кажется, они отвечали на его подмигивание…

Не обнаружив ничего подходящего на роль емкости для жидкости, я решил повременить покудова с ношением воды, а заняться полированием почему-то зубастого оленьего черепа, насаженного на вкопанный в землю столб. Как-то знаком мне'образ оленьей головы с клыками… Что-то такое крутится в голове… Нет! Не могу вспомнить.

При моем приближении череп нехорошо ухмыльнулся. Но я не придал этому значения – а зря! Так как спустя минуту, притупив мою бдительность, он клацнул зубами, норовя укусить. И укусил-таки, оставив кровоточащую рану на большом пальце.

– Сорок уколов в пузо,- предупредил меня черт, с безопасного расстояния рассматривая скалящуюся пасть.- От бешенства.

– У тебя плоскогубцы есть? -скрывая за равнодушной маской внутреннее кипение, спросил я у черта.

– Зачем?

– Нужно,- ласково улыбнувшись черепу прямо в зубы, ответил я.

Отступление девятое

ВЕЩИЙ СОН ПРИХОДИТ К СВАРОГУИ УХОДИТ

Приснится же такое…

Бабочка, которая снится человеку,

который грезит о бурной ночи с любимой

Среди облаков плывет круглолицый диск луны, на светлом фоне которого кто-то кружится, трепеща перепончатыми крыльями и дергая короткими ножками.

Ночь над Святой Русью. Спят притомившиеся задень люди.

Скрипнула, отворяясь, дверь. Из мрака покосившейся избы в ночную темень леса, совершенно не рассеиваемую изетом луны и звезд, ступил сгорбившийся силуэт человека. Словно тень вышла из избы и шагнула под кроны деревьев.

Одетый в рваную рубаху косматый человек опустился на четвереньки, жадно принюхиваясь к доносимым ветром запахам. Из полуоткрытого рта вырывается смрадное дыхание, с губ струйками течет липкая слюна.

Крадучись, человек ползет к одному ему известной цели, подальше от избы, из которой, если прислушаться, доносятся булькающее сопение и стоны.

Судороги корежат его тело, делая продвижение мучительным и малоэффективным.

В спину ему бьет грохот опрокинутой кухонной утвари. И визгливый голос пронзает гармоничное соединение тишины и шорохов надсадным воплем: