Наследник - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 32

— Проскочили они меж кордонами, — вздохнул Симеон. — Ушлые. Выслеживать надобно, да долго слишком сие. Пока весть о набеге дойдет, пока сберешься, пока домчишься. А их уже и след простыл. В степь нужно зимой идти, облавой. Коли ближние кочевья выжечь, тогда, может, и успокоятся.

— Да, сходить в облаву было бы неплохо, — согласился Дубыня. — Кабы общим загоном, муромским и буртасам, так совсем бы хорошо.

— Коли князья сговорятся, то и сходим, — кивнул Симеон. — Отчего благое дело вместе не свершить? Снега дождемся, а там видно будет.

— Дождемся, — согласился Дубыня. — Что же, доброго вам пути.

— Спокойного вам дозора, — отвернул к своим булгарин.

Судя по всему, в мирные годы порубежники издавна враждующих стран не то что не испытывали неприязни, но и вполне успешно согласовывали свои действия ради общей цели — спокойствия порубежных селян.

Воевода после разговора с Симеоном повернул муромский дозор резко на запад. Он, похоже, полностью доверял словам булгарина и решил прочесать места, которые ранее остались вне их внимания. Впрочем, тоже без особого результата.

Дозор шел через леса и поляны еще два дня и одну ночь — вторую они провели во дворе Чагинского кордона, от которого и отправились обратно в город. Лесослава в ночную стражу больше уже не ставили. То ли из-за берегини обиделись, а может, просто его очередь прошла. Подшучивать над ним тоже перестали, хотя и в друзья никто не набивался. На восьмой день похода дозорные паромом переправились на северный берег, и еще засветло проезжим трактом вернулись в город.

В детинце небольшой отряд встретил княжич, обошел спешившихся ратников, осмотрев каждого, вышел вперед:

— Благодарю, служивые, за доблесть вашу в защите рубежей муромских от всякой мрази! Рад, что витязи столь храбрые под стягами нашими стоят. День отдыха вам даю, и низкий вам мой поклон.

— Любо князю нашему, любо! — Воины разом расслабились и стали расходиться. Или, точнее — разъезжаться. И только Лесослав повел скакуна на княжескую конюшню.

— Как тебе новик? — поинтересовался Святогор, провожая его взглядом.

— Справный воин, княже, — кивнул Дубыня. — Я его на спокойной стоянке проверить хотел, Бестужу велел разбудить. Так он, шельмец, сообщника моего на нож взял! А Бестуж, сам ведаешь, дружинник бывалый, легко в руки не дастся. Обычаи у Лесослава иноземные, непривычные, но службу знает. В седле, правда, держится, ако удот на гриве, и глуповат маненько, но оно иной раз и к лучшему.

— Как может глупость быть достоинством, друже? — усмехнулся княжич.

— Юн ты еще, Святогор, неопытен, — пригладил седую бороду Дубыня. — Не понимаешь, что обмануть токмо умного слугу можно, а дурака никак. Дурак свое дело исполнять станет, как ты его ни путай. Вот возьми, к примеру, Бестужа. Иной бы его отпустил, как признал. Решил бы зазря воеводу не тревожить. А этот разбудил. Ибо непорядок. И сие верно. Ты такого дурака поставь на ворота с приказом косоглазых в город не пускать, и он не пустит, как бы ему голову ни морочили. Умный запросто сам порешить может, что коли кто-то только выглянул, то и не считается, кто-то не косоглаз, а на муху засмотрелся, а кто-то под повязкой не так важен… Не, княже. Исполнительность глупая весьма полезна бывает, коли с умом употреблять. Вот токмо в дозоры ты его больше не посылай. На рысях за него боязно, в сече пользы не принесет. Пусть лучше стены покамест сторожит. На неладное у него нюх отличный, даже во мраке каждую блоху проследит.

Лесослав же, спихнув наконец своего мерина попавшемуся на пути подворнику, отправился в людскую, в горницу дружины, потом прошел по стенам и, наконец, нашел боярина Валуя, пересчитывающего мешки с овсом в нижней комнате надвратной башни.

— Пятьдесят семь, — изрек тот, одернул простую, домотканую рубаху и засунул большие пальцы за ремень. — Не обманул тиун, отмерил в точности. Надобно мне, иноземец, три ладьи до осени взять, купцы в обмен овес потребовали. Небось, товар возками по деревням развозить замыслили. Хотя с другой стороны, там бы его взять дешевле вышло… Хотя, какое мое дело до их хитроумия? Рад видеть тебя, Лесослав! Принял тебя Святогор в дружину, али все в новиках числишься?

— Принял, наверное, коли в дозоры посылает, — пожал плечами Ротгкхон.

— Не, — покачал пальцем боярин Валуй. — То служба общая, в нее любого послать могут, кто оружие носить способен. Дружина же — это побратимы все до единого. Чтобы дружинником настоящим стать, надобно за общим столом из общей братчины меда хмельного испить. Вот тогда ты свой, тебе любой воин побратим, плечо и кошель свой в любой момент подставит, и от тебя того же ждать будет. Ну а коли княжич тебя к себе приблизит, постоянно рядом станет держать, тогда ты уже гридня, тебе от него полное доверие. Но об том молвить еще рано. Однако, коли ты с князем и хоть малым числом иных воинов братчину пил, то уже все, дружинник!

— Нет, такого почета я еще не заслужил, — признался вербовщик. — Буду знать теперь, чего добиваться. Однако же к тебе я пришел не просто так. Помню я, как ты за меня пред княжичем Святогором заступался, хочу отблагодарить.

— Я не ради благодарности старался, а по совести, Лесослав. Я видел умелых мечников, которым удавалось в сече уложить и десять, и более ворогов, видел храбрецов, не отступающих перед неминуемой гибелью. Но на моей памяти ты первый, кто сам кинулся на силу, многократно большую твоей, без особой надежды на успех, да еще и после целого дня гребли. И не просто погнался, ты их еще и настиг, и одолел! После сего я понял, что подобный воин в муромской дружине надобен обязательно! За ту мысль перед Святогором и заступался.

— Поклон тебе за слова такие, — приложив руку к груди, Ротгкхон и в самом деле низко поклонился. — И неужели после них ты откажешься распить со мной бочонок хмельного меда за веселой беседой?

Боярин колебался всего несколько мгновений, после чего решительно мотнул головой:

— Не откажусь!

Тянуть они не стали — день и так клонился к закату. Хмельного меда Лесослав купил по дороге — купец сам же его и довез, чтобы получить свою законную кунью шкурку. У ворот Ротгкхон постучал кулаком по створкам:

— Зимава, открывай! Муж с гостями вернулся!

Почти сразу грохнула щеколда, но вместо жены выскочили Чаруша и Плена в новеньких сарафанчиках, повисли у него на шее:

— Дядя Лесослав вернулся, дядя Лесослав!

— Экие у тебя невесты подрастают! — улыбнулся боярин.

— Скоро муромским парням жару зададут! — согласился Ротгкхон.

— Ваших парней кормят жаром? — не поняла Плена.

Мужчины расхохотались. Чаруша схватила старшую сестру за руку и уволокла во двор, недовольно шепча:

— Что ты говоришь, дурочка?! Они же не лошади, чтобы им корм задавали!

— А дядя Лесослав сказал «зададут», — не понимала девочка.

Мужчины вошли следом. Зимава как раз шагала навстречу, тоже вся в новых одеждах — и в кокошнике, и в жилетке, и в юбках. Ротгкхон подхватил ее, закружил, крепко расцеловал:

— Милая, моя, желанная, как же я по тебе соскучился! Сердце все время было не на месте. Как ты? Все ли в порядке? Как себя чувствуешь? Хотя вижу: похорошела. Ой, прости. Это друг мой, боярин Валуй. Хотим меда немного после службы испить… — Он отпустил супругу на землю. — Есть у нас что-нибудь дома перекусить?

Зимава, несколько растерявшаяся от такого отношения, замялась, но быстро спохватилась:

— Или борщ, но горячий, или холодные моченые яблоки и сало с хлебом.

— М-м? — оглянулся на гостя Лесослав.

— День был долгий, — покачал тот головой. — Лучше борщ, пусть это и неправильно.

Хорошенько подкрепившись, и запив горячий ароматный суп не менее ароматным, но холодным и сладковатым медом, мужчины расслабились, сняли пояса с оружием и сумками. Зимава, забрав опустевшие миски, поставила на стол блюдо с мочеными яблоками и ушла к плите жарить оладьи. В здешней кухне это было довольно далеко от стола, и Ротгкхон воспользовался случаем: