Наследник - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 22

— Совет да любовь, — поздравили ее несколько соседок, а баба Бажена укоризненно покачала головой: — Что же ты в платочке бегаешь, как дитятко? Ты теперича женщина, тебе кокошник положен.

Зимава невольно ощупала голову. Да, она совсем забыла, что косы отныне надлежит прятать и волосы иначе укрывать. Однако сейчас ее беспокоило другое: где сестры? Она покрутилась, заглянула в баню.

Обе девочки, оказывается, сидели здесь, на полке, по сторонам от большущей ношвы, полной огурцов, грибов, репы и свеклы — то, что после вчерашнего праздника осталось. Вечно голодным детям, запасшимся угощением, глазами хотелось съесть все без остатка — но в живот уже давно ничего больше не влезало. Поэтому руками они огурчики и репу теребили — но в рот не тянули.

— Как вы, милые мои? — улыбнулась она. — Хорошо спали?

Чаруша и Плена подняли на нее осоловелые глаза и даже не смогли подняться, чтобы обнять.

— Ну, ладно, отдыхайте, — махнула рукой Зимава. — Лесослава не видели?

Чаруша отрицательно покачала головой.

Девушка вышла обратно на двор, покрутилась, заглянула в овин — хотя он и просвечивал через щели насквозь. Ее мужа там тоже не было…

— Я выкупил кошму у Чилиги…

Зимава вздрогнула от громкого голоса за спиной, резко развернулась, перевела дух:

— Нельзя же так! У меня чуть сердце не выпрыгнуло.

— Извини, — пожал он плечами и забросил в овин коричневую скатку. — Меня так долго учили ходить бесшумно, что иначе я просто не умею.

— Зачем кошма? Чилига, небось, за нее тройную цену запросил, коли расстался с таким сокровищем?

— Нам придется задержаться здесь еще на пару дней, — ответил Лесослав. — Телега есть, а насчет лошади он никак не договорится. Ну, и припасы тоже придется с нескольких дворов собирать. У него на леднике все мороженое, в путь не возьмешь. В дорогу нужно брать сушеное или соленое.

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Родители обычно мешок овса брали, и хватало. Половину кобыле в торбу, половину себе в кашу. На торг когда ездили, ден пять с мешка жили.

— Да, — согласился Лесослав, — разных круп по мешку он тоже обещал. Мыслю, до осени из вашей деревни в город никто не поедет. Продадут мне все, что нужно и не нужно. Как бы только сами от такой удачи зубы на полку не положили.

— Не положат, — покачала головой девушка. — Лето. Огороды все в зелени, огурцы каженный день новые назревают, в лесу грибы давно пошли. Летом даже ленивый от голода пухнуть не станет. Так зачем тебе кошма?

— Мы же на ней спим!

— Если ты не прикасаешься ко мне, то какой смысл? Мы можем спать в бане вместе с сестрами.

— Ну, никому, кроме тебя, знать об этом незачем. Пусть считают, что мы живем, как все, и завидуют нашему счастью.

— Ну да, как все, — хмыкнула Зимава. — Все успевают еще до свадьбы это попробовать, а я при живом муже в девках осталась. Почему ты мною брезгуешь, леший? Я кажусь тебе уродливой? Ты привык к другим девушкам? Или… Или я и вправду некрасива? Тебе так невыносимо исполнить со мной свой супружеский долг? Что во мне не так?

— Нет, все неправильно, — покачал головой Ротгкхон. — Ты очень красивая. У тебя идеальная фигура, приятный голос, изумрудные глаза…

— Такая красивая, что собственный муж нос воротит! Почему? — продолжала требовать ответ девушка.

Вербовщик в ответ только вздохнул. Как можно объяснить обитательнице начальной эпохи, которой из всех удовольствий доступны только еда, брага и поцелуи, что совсем рядом с ее домом, всего в нескольких сотнях звездных систем вверх по рукаву, разумные существа придумали так много способов развлекаться: химических, компьютерных, тактильных, визуальных, инерционных, интеллектуальных и чувственных, механических и иллюзионных — что секс, как способ приятного времяпровождения, уже давно, очень давно утратил свою притягательность. Что людям, воспитанным в условиях кристальной чистоты, гигиены и санитарии, не позволяющим себе пользоваться чужими полотенцами, платками или зубными щетками сама мысль соприкосновения слизистыми оболочками, обмена микрофлорой и физиологическими жидкостями может показаться отвратной и омерзительной?

В мирах большой галактики люди позволяли себе физиологическое слияние только тогда, когда их влечение друг к другу оказывалось столь сильным, что ломало и вбитые в подсознание правила гигиены, и привычку к чистоте, и гордость самодостаточности, и законы неприкосновенности тела. Ломало все правила и законы общества, заставляло отказаться от привычного отдыха, общения, развлечений.

Страсть, способная ломать преграды и доставляющая больше радости, нежели самый наилучший аттракцион, была воспета учением четвертого друида и стала частью общей галактической философии. Близость мужчины с женщиной без подобного чувства казалась Ротгкхону поступком столь же нелепым и противным, как поедание козявок или обнюхивание уличных экскрементов. Может, и безопасно. Может, и допустимо для несмышленых карапузиков — но бессмысленно, нелепо и противно взрослому человеку.

— Ты помнишь, о чем я тебе говорил? — взял девушку за руку вербовщик. — Это ненадолго. Скоро я исчезну, а ты останешься богатой вдовой. Ты красива, молода, невинна, — коснулся он левой рукой ее щеки, скользнул пальцами к платку. — К тебе будут свататься многие, ты сможешь выбрать из них самого желанного. И ты будешь счастлива. Любима и счастлива. У тебя все будет хорошо. А у нас… У нас совсем другая сделка.

— Любима кем-то, но не тобой! Хочешь спихнуть меня, как засечную кобылу! Другим нахваливаешь, но сам шарахаешься.

— У нас не было уговора о любви.

— Но ты мой муж!

— Я помню. Но оглянись… Сколько семей в твоей деревне сошлись по любви? — Разумеется, Ротгкхон не нуждался в ответе. Ведь память Зимавы была в его полном распоряжении. — Чилига с Грезой сошлись по совету родителей, Виклина сватам согласием ответила, потому как в старых девах испугалась остаться, Шукша на Доромиле женился из обиды, когда ему Любава из соседней деревни от ворот поворот дала, Шестак с Вилой тихо повенчались потому, как иной пары не встретили, а годы убегали… И ничего! Живут, радуются, детей растят, хозяйства крепкие. Вот и у нас с тобой все так же будет. Ракитов куст, дом с достатком, размеренность и покой. При чем тут любовь?

— Ты забыл про детей!

— Будут у тебя дети, Зимава, не беспокойся. Выберешь нового мужа по своему вкусу, а не просто лешего болотного подберешь. С ним детей и родите.

— А ты брезгуешь?

— Ты все время забываешь самое главное, — покачал головой Ротгкхон. — У нас уговор. А любви по уговору не бывает. Или я чего-то недопонял, и ты просто хочешь спать отдельно, в бане с детьми?

— Нет, я буду спать с тобой! — упрямо заявила Зимава.

— Тогда все хорошо. Кошма есть, сено есть, рогожа на месте. И не печалься так! Ты красива, молода и получишь все, чего хочешь. Просто не сразу. Прояви чуть-чуть терпения.

Наверное, совет лешего был разумным. Впервые за много лет у сироты и бесприданницы появилась надежда на благополучную жизнь — достаточно было просто отдаться судьбе и плыть по течению. Но именно теперь ей вдруг захотелось большего. И тем же вечером она сделала еще одну попытку добиться своего. Ночью, уже пригревшись в свернутой кошме, она осторожно расправила свой край, подкралась ближе к мужу, вытащила войлок из-под него, притиснулась, положив руку на горячее бедро, коснулась губами шеи, поползла тонкими пальчиками…

— Зимава… — Лесослав неожиданно повернулся к ней навстречу и ласково улыбнулся. — Зимава, ну, сама подумай: нечто мы скот бездушный — друг друга покрывать только потому, что судьба по случаю в одно стойло свела? Люди мы с тобой. У нас души есть. Душу в стойло не поставишь. — И он поцеловал ее по очереди в каждый глаз, ласково посоветовав: — Спи!

— Ты бесплодный мерин! — в сердцах рявкнула девушка.

— Ну, так и радуйся, — невозмутимо зевнул леший. — Зато твой муж никогда и ни с кем тебе не изменит…