Темная страсть - Йон Ларисса - Страница 51

Она прислонилась лбом к дереву и закрыла глаза, глубоко дыша.

— Ты сделаешь это, Шейд. Ты мой должник, и, черт бы тебя побрал, ты это сделаешь.

У Шейда внутри все переворачивалось. То, о чем она просит, немыслимо. Но сейчас Руна нуждалась в этом на каком-то уровне, который он пока не понимал, а их связь вынуждала исполнить ее желание. Темное, непреодолимое, соблазнительное, каким может быть только грех, и он с содроганием уступил ему.

— Ухватись за шест обеими руками. — У Шейда дрожал голос. — Я не хочу надевать на тебя наручники.

Ему показалось, Руна сейчас заспорит, но в конце концов она подчинились и ухватилась за шест так, что побелели костяшки пальцев.

Впервые в жизни Шейд пожалел, что не обладает даром Рейта. Как бы ему хотелось просто заставить ее думать, будто он сделал все то, что она хочет!

Живот его скрутило, хотя тело и затвердело от того, как она открылась ему, как гибкое тело опиралось о шест, как волосы буйными волнами рассыпались по спине. Шейд мягко отвел волосы с плеч. Руна ахнула — тихий звук острого желания. Боги, она хочет этого, действительно хочет. Шейд зашипел в ответ, его собственный чувственный голод вспыхнул, несмотря на все усилия погасить его.

Возможно, ему удастся отвлечь ее, дать ей иллюзию удовольствия и страдания… с упором на удовольствие. И он должен быть убедительным.

— Расправь плечи, — рявкнул он, и она дернулась от удивления, но подчинилась.

Прекрасно. В качестве награды он пробежал пальцами по бедру, округлой попке. Сделал медленный круг, рукой водя вокруг талии, кончиками пальцев лишь слегка коснувшись заветного холмика. Когда она резко втянула воздух, он улыбнулся.

— Люди наиболее уязвимы, когда обнажены.

— А демоны?

— Некоторые да. Но не я. — Он стащил с себя мешающую одежду. — Обнаженный, я наиболее силен.

На втором круге он остановился перед ней.

— Больше никаких разговоров. Ты не будешь ничего говорить, пока я не дам тебе разрешения. — По ее разгневанному лицу он догадался, что она этого не ожидала. — В чем дело, маленькая волчица? Ты думала, все ограничивается физическим воздействием? — Он почти коснулся губами ее уха. — То, что я делаю с женщинами, влияет на их сознание в той же степени, что и на тела.

Он глубоко вдохнул головокружительную смесь запахов ее раздражения и желания.

— Это не то, чего я хочу, — огрызнулась она.

Вот и хорошо. Быть может, теперь она откажется от этого безумия. Шейд надеялся, это произойдет до того, как он потеряет над собой, контроль. Сейчас он еще в состоянии думать, но чем больше она будет чего-то хотеть, тем больше будет затуманиваться его мозг, пока он не превратится почти что в животное, ведомое чистым инстинктом. Инстинктом и ее желаниями.

— Разве я не приказал тебе молчать?

Он шлепнул ее по заду достаточно сильно, чтобы оставить хорошенький розовый отпечаток. Потом потер место, по которому ударил, поласкал горячую кожу, пока она не начала стонать и прижиматься к его ладони.

Проклятие, как же он любит прикасаться к ней, гладить ее! Любит слышать тихие звуки, которые она издает, когда возбуждена. Он сдвинул руку ниже, скользнув между ног. Шелковистая влага оросила его пальцы, когда он поводил ими взад и вперед, найдя легкий ритм, от которого дыхание ее участилось.

Его плоть обратилась в сталь, и пришлось стиснуть зубы против желания немедленно овладеть ею.

— Твое охранное слово — «тень». Произнеси его. Запомни.

— Т-тень, — прошептала она, выгнувшись за его рукой.

— Хорошо. Очень хорошо.

Это будет легче, чем он думал. Шейд улыбнулся, окидывая взглядом стену и выбирая в качестве инструмента обтянутую кожей палку с мягкой кожаной полоской на конце. При умелом обращении она оставляет приятное, мягкое жжение. Используемая в сочетании с наградой, она дает сильнейшие оргазмы, замаскированные под наказание.

Он хлопнул хлыстом по ладони, и она подскочила от резкого удара кожи по коже.

— Ты ведь скажешь мне, что тобой движет, правда?

Ее глаза удивленно вспыхнули.

— Что?

— Смотреть вниз, — резко приказал он и ударил ее по бедрам.

Она опустила глаза в пол.

— Я ничего тебе не скажу. Не так.

— Именно так все и происходит, Руна.

— Я не дура, — пробормотала она. — Думаешь, если я скажу тебе, это освободит меня от чувства вины? — Она вскинула на него глаза. — Нет, тебе придется выбить это из меня.

Он сглотнул. Взмок. Запаниковал.

— Ты хотел обмануть меня? Думал, я сдамся после легкого шлепанья? Как будто меня раньше не били смертным боем! Черт тебя побери, Шейд, если ты считаешь меня такой слабачкой. — Она ударом выбила легкую плетку у него из руки. — Возьми что-нибудь посерьезней. Вон то.

Он проследил за ее взглядом до длинного пастушьего кнута. Желчь подступила к горлу. Он поднял плетку.

— Нет.

Руна ничего не сказала. Просто воздействовала на него силой своей воли. Которая оказалась сильнее, чем у него. Каким же дураком он был, что считал ее слабой! Сильнее он еще никого не встречал.

«Сосредоточься. Блефуй».

— Вначале, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтоб голос звучал настойчиво и убедительно, — ты расскажешь мне, кто тебя бил.

Он, собственно, догадывался после ее мимолетного замечания об отце, но хотел вытянуть из нее как можно больше, не причиняя ей боли, а избиение оказалось неожиданным откровением.

Когда она ничего не сказала — теперь она решила молчать, — он провел плеткой по внутренней стороне ее ноги. Водил медленными небольшими кругами по бедру до тех пор, пока она не задрожала. Он почувствовал запах ее предвкушения, но ждала она удовольствия или наказания, он не знал.

— Мой отец, ясно? Это был мой папаша-ублюдок.

Он скользнул кожаной полоской вверх, пока не коснулся набухшей плоти между ног. Как награда это был пустяк, мелочь, но ее стон облегчения сделал его куда как значительнее.

— Раздвинь ноги пошире… о да, вот так. — Он продолжал гладить легчайшими прикосновениями к сердцевине. — И что ты такого делала, чтоб заслужить это?

Она слегка выгнулась, но осталась стоять на месте.

— Ничего.

— Тогда почему он бил тебя?

— Он был… алкоголиком.

Все идет вполне неплохо. Она, похоже, забыла про пастуший кнут. Он усилил нажим, позволяя мягкой коже скользить между складками так, что каждое поглаживание целовало клитор.

— Значит, это были приступы пьяной ярости.

Внезапно перед мысленным взором Шейда встало тревожащее видение Руны под ударами отцовских кулаков. Во время подобных сеансов воспоминания часто возникали в его голове, но это Шейд прочувствовал до глубины души. Ему захотелось убить подонка за то, что он сделал с Руной.

И теперь стало ясно, почему она побуждает его избить ее. Руна всем сердцем ненавидела отца и, возможно, надеется, будто такое же обращение поможет ей возненавидеть Шейда. Она должна знать, что это не сработает, должна понимать, что его задача в том, чтоб добраться до источника ее боли, но логика пока еще не привела ее к осмыслению этого.

— Где он? — прорычал Шейд прежде, чем успел остановить себя.

— Умер. — От боли в ее голосе рука его дрогнула, и плетка упала на пол. — Он ушел от нас, когда я была еще подростком. С тех пор я не видела его и увидела только незадолго до его смерти.

— Почему… почему ты переживаешь из-за его смерти, если ненавидела его?

Руна резко повернула голову и просверлила его гневным взглядом.

— У меня не было ненависти к нему в то время, когда он умер, а если хочешь больше, ты знаешь, как это получить.

Шейд взглянул на хлыст.

— Тебе это не нужно, — сказал он в последней отчаянной попытке заставить ее передумать, но она покачала головой:

— Ты лжешь и знаешь это.

К несчастью, она была права, и это убивало его. Тяжелой поступью он подошел к стене и снял хлыст с крючка. Он свинцовой тяжестью оттягивал руку, которая, естественно, в эти минуты оказалась твердой, и Шейд поклялся всем, что ему свято, что после сегодняшнего уничтожит этот хлыст. Уничтожит все в этой комнате.