Южная Африка. Прогулки на краю света - Мортон Генри Воллам - Страница 45

Помимо этого пассажа в «Исторических мемуарах» имя Ханны Лайтфут лишь однажды упоминалось в официальной печати при жизни монарха. Небольшой путеводитель по Ноул-Хаусу (Кент), выпущенный в свет в 1817 году, содержит описание портрета дамы в белом, где говорится дословно следующее: «Это Прекрасная Квакерша, которая пользовалась большим вниманием Его Величества в бытность его принцем Уэльским».

Итак, еще при жизни короля в печати появлялись неосторожные упоминания о его «увлечении молодости», причем говорилось об этом как о широко известном факте.

Что касается утверждения сэра Роксолла, будто речь идет всего лишь «о невинном ухаживании», то оно опровергается, и не кем иным, как миссис Пьоцци (миссис Трейл в первом браке). Дама эта являлась старинной приятельницей доктора Джонсона и современницей описываемых событий. С сэром Роксоллом она тоже была знакома и высоко отзывалась о его работе. Она не только внимательно прочитала книгу, но и составила к ней аннотацию. Сохранились заметки на полях, которые 74-летняя миссис Пьоцци делала собственноручно в процессе чтения книги. После смерти престарелой дамы эти заметки, в числе прочих бумаг, отошли к ее душеприказчикам. В 1861 году они были опубликованы Гайвардом в книге под названием «Автобиография миссис Пьоцци», а впоследствии вошли в лучшее издание Роксолла. Как вы понимаете, заметки эти содержат много любопытных сведений. В частности, по поводу Георга III и его романа с Квакершей миссис Пьоцци пишет: «Ее сын от него все еще жив».

К чести миссис Трейл, замечу, что она была заметной фигурой в Лондоне восемнадцатого столетия — знатная, образованная женщина, подлинная представительница своей эпохи. Она часто бывала при дворе, и можно с уверенностью утверждать, что уж ей-то наверняка были известны все секреты и скандальные слухи. Возникает вопрос: зачем бы пожилая дама стала делать подобную запись, если бы не считала ее истинной правдой?

История Ханны Лайтфут вновь всплыла через десять лет после смерти короля, причем в самом серьезном ключе. Представители подпольного Общества исторических исследований, имевшего свои отделения как в Англии, так и в Америке, выпустили серию книг под общим названием «Великая страсть». По поводу Прекрасной Квакерши авторы позволили себе целый ряд смелых утверждений: что она якобы была в свое время похищена принцем; что молодые люди сочетались тайным браком за несколько лет до того, как Георг женился на королеве Шарлотте; что от этого брака у них были дети, в том числе старший сын, который отправился в Америку и участвовал в войне за независимость, сражаясь на стороне роялистов. И в заключение высказывалось предположение, что человек этот вполне мог оказаться Джорджем Рексом, который позже уехал из Америки на Кап.

Боюсь, нам так и не удастся распутать эту загадку. Слишком много темных мест и умолчаний. Все равно что складывать разрезную картинку, в которой отсутствуют ключевые фрагменты.

Лично меня глубоко заинтриговала история Джорджа Рекса (и в особенности замечание миссис Трейл на полях книги Роксолла!). Тот факт, что он вел счастливую и обеспеченную жизнь в Книсне, не оспаривался никем из современников. Его потомки и поныне занимают высокое положение в своем регионе. Кстати сказать, многие из рабов Рекса по обычаю того времени носили его имя.

В то время, как я находился в аптеке Книсны, туда зашла босоногая чернокожая девчушка. В руке она сжимала клочок бумаги, очевидно, рецепт.

— Как твоя фамилия? — строго спросил аптекарь.

— Рекс, — испуганно прошептала девочка, блеснув белками своих огромных черных глаз.

Вечером мы сидели с хозяином гостиницы, мистером Фрэзером, и беседовали об Южной Африке. По его словам выходило, что если только человек готов трудиться, закатав рукава, то для него нет здесь преград. «Что за страна, — приговаривал мистер Фрэзер. — Что за великая страна!» Он сам приехал сюда еще мальчишкой, без единого пенни в кармане. Пока другие дети играли, он упорно работал. И вот результат. Нет, отличная страна, что ни говори…

Затем разговор естественным образом перешел на Инвернесс и владения Фрэзеров в шотландском Хайленде.

— Мой прапрадедушка принимал участие в штурме Абрахамовских высот, — рассказывал хозяин гостиницы. — И я могу вам порассказать такое, чего вы не найдете ни в одной книжке.

Как вы помните, в 45-м Фрэзеры поддерживали принца Чарли. После провала восстания они оказались вне закона. Подобно многим шотландцам, мой прапрадед вынужден был эмигрировать во Францию. Оставаться в стране тогда было опасно. Старого Саймона, лорда Ловата, казнили на Тауэрском холме. Его сын, молодой лорд Ловат, тоже попал в плен и был брошен в камеру Эдинбургского замка. Однако прошло немного времени, и англичане по своему обыкновению снова принялись водить дружбу с прежними врагами. Опальным вождям кланов объявили амнистию, и горцы начали потихоньку возвращаться на родину.

Ну, вот… Тогда как раз разразилась война с американцами. Молодого Ловата выпустили из тюрьмы и сделали полковником британской армии. Он испросил разрешения вернуться в родные края — именно испросил, поскольку на тот момент ему еще не вернули наследственные земли, — чтобы там набрать войско. И что вы думаете? Ему дали такое разрешение! Можете представить, сколько было радости! Молодой мастер Ловат, вождь клана, снова вернулся домой! Он стоял на родной земле и принимал поздравления от друзей и родственников. Со всех окрестных холмов потянулся народ, все хотели видеть вождя и пожать ему руку. Мастер Ловат развернул свой штандарт и за две недели набрал полторы тысячи человек! Среди них был и мой прапрадед, который, как я уже говорил, вернулся из французской ссылки.

Их называли фрэзеровскими ополченцами, но им было безразлично, как называться. Главное, что они снова находились рядом со своим вождем, молодым Саймоном Ловатом. Они выступили из Инвернесса и протопали пешим маршем до самого Гринока. Там их погрузили на корабли и отправили в Канаду. По прибытии наших парней объединили с частями генерала Вулфа и отправили штурмовать Абрахамовские высоты. Дело происходило ночью, не было видно ни зги. И вот тысяча семьсот человек грузятся на лодки и в полной темноте плывут по реке Святого Лаврентия. Наконец они добираются до места, а там скалы стоят сплошной стеной. Им, значит, надо карабкаться на эти утесы. И тут мастер Ловат пускает по цепи приказ — прислать к нему горца, который в свое время стащил сыр из Башни Файрберн. Это была такая неприступная башня неподалеку от Мур-оф-Орд, где в старые времена хранили сыр. Так вот мой прапрадед как-то раз отличился — взобрался на башню и выкрал сыр!

Короче, Саймон Ловат послал его впереди всех. Ибо вождь верно рассудил, что человек, сумевший взобраться на Башню Файрберн, сможет покорить любые высоты. И прапрадед не подвел. Он взобрался на утесы первым и проложил путь остальным. И знаете, каким образом Фрэзерам удалось пробраться через французские дозоры? Опять же благодаря моему предку! Он говорил по-французски и сумел вызнать пароль. Я часто слышал, как мой дед рассказывает эту историю, а он узнал ее непосредственно от своего деда…

Глава пятая

Словно в Англии

Я приезжаю в Порт-Элизабет, где вспоминаю переселенцев 1820 года; здесь же мне показывают южноафриканских змей. Я осматриваю Грейамстаун с его кафедральным собором, университетом, музеем и многочисленными школами. В окрестностях Грейамстауна я набредаю на Батерст — самую настоящую английскую деревушку в Южной Африке.

Ночью прошел дождь, и поутру весь город выглядел чистым и умытым. День обещал быть великолепным: на голубом небе ни облачка, деревья освободились от пыли и блистали свежей листвой, напившиеся влаги маисовые поля радовали взгляд дружными побегами. Даже сама африканская земля, казалось, смягчилась и заулыбалась счастливой улыбкой.

На рассвете я выехал из Книсны и отправился на восток. Дорога почти все время тянулась вдоль побережья Индийского океана. Некоторое время спустя я заметил, что окружавший меня пейзаж начал преображаться: он стал определенно более африканским. Это были еще не тропики, но уже некий намек на них. В горах появились овраги и ущелья. Деревья стояли, опутанные длинными лианами. Местами леса были такими густыми, что солнечные лучи проникали в них всего на несколько ярдов, а затем останавливались, словно в нерешительности. Перед лицом этой чащобы я испытывал такое ощущение, будто стою у западных врат великого храма и заглядываю в сумрачный зеленый неф. Меж деревьев я заметил банановые пальмы и дикий виноград. По дороге мне встретился холм, целиком покрытый розовой ватсонией, а за ним простирались целые акры цветущих гладиолусов.