Южная Африка. Прогулки на краю света - Мортон Генри Воллам - Страница 12

Люди загорали, лежа на песке, или же прогуливались у самой кромки прибоя. Дети играли с собаками, оглашая пляж громкими радостными криками. И весь этот праздник жизни происходил на фоне синеющих вдалеке гор, которые резко обрываются в море.

Просто не верится, что я в Африке. Подобную картину вполне можно наблюдать в Сан-Тропезе с легким оттенком Корнуолла (особенно, когда набегает теплая волна). Однако это Африка!

Вскоре маленькие каменистые бухточки с их прелестными виллами остались позади, и дорога углубилась в более дикую местность. Теперь с одной стороны от меня по-прежнему тянулся океан, а с другой высились горные хребты. Их острые, резко очерченные вершины носят название «Двенадцать апостолов». Между ними пролегали неширокие долины, будто залитые грейпфрутовым соком, но порой они казались голубоватыми, а временами отливали фиолетовым. В безоблачном небе парил ястреб, высматривая невидимую добычу. С океана по-прежнему накатывали пенящиеся волны. Они на мгновение замирали перед прибрежной каменной грядой, а затем со всего размаха обрушивались в изумрудную лагуну. Я безмолвно восхищался этим узким полуостровом, который столь удачно сочетает в себе океан, горы и щедрое, жаркое солнце.

Проезжая мимо одной такой бухты, укрытой меж каменистых утесов (ну чем не Малион), я бросил взгляд вниз и рассмотрел компанию цветных ребятишек, которые с увлечением плескались на мелководье. Их тела демонстрировали всю палитру цветов — от золотисто-коричневого до лимонно-желтого. Примерно через полмили дорога резко сворачивала вглубь полуострова, и прямо перед поворотом обнаружился маленький городок с названием — вы наверняка не поверите! — Лландидно. Он уютно расположился на берегу крохотного заливчика, к которому вела одна-единственная дорога. Казалось, будто городок намеренно спрятался от остального мира за оградой из прибрежных скал и горных хребтов.

Долина, тянувшаяся к Хаут-Бей, была усеяна холмиками из белого, как снег, зыбучего песка. Меж ними росли деревья с узкими листьями серебристого цвета. Сразу вспомнилось, как в детстве один из моих дядюшек приезжал из Индии и привозил мне такие листья в подарок — я их использовал в качестве книжных закладок. Если порыться, наверное, и сейчас можно обнаружить сотни таких бархатных серых листиков в семейной Библии.

Дорога теперь пролегала по горному ущелью, по обе стороны от меня высились горные вершины, а океан лишь иногда мелькал вдалеке. Нависавшие скалы временами закрывали солнце, и я попеременно ехал то по ярко освещенным, то по тенистым участкам. Вскоре ущелье расширилось в пологую долину, и, свернув на запад, я выбрался к живописному заливу Комметье. Взору моему открылся обширный пляж с удивительно белым, даже серебристым песком. Ах, это была та самая картинка из приключенческих романов, которыми я зачитывался в детстве. Не хватало лишь трехмачтовой шхуны да шайки бородатых пиратов, закапывающих на берегу кованый сундучок. Зато неподалеку располагался охотничий заповедник, и именно там состоялась моя первая встреча с животным миром Южной Африки. На небольшой полянке, пятнистой от солнечных лучей, неподвижно стояли две антилопы канна. Издали они напоминали каменные изваяния.

Собственно, мыс Доброй Надежды представляет собой узкую скалистую полоску, которая вздымается на девятьсот футов над уровнем моря. Здесь всегда, даже теплым летним днем, дуют сильные ветры и волны яростно разбиваются о каменистый берег. В самой верхней точке, на краю обрыва стоит старый маяк. Когда-то он считался самым мощным маяком в мире — восемьдесят тысяч свечей, виден за восемьдесят километров. Сегодня, однако, он уже не действует, а вместо него у подножия утеса построен Новый Кейп-Пойнтский маяк.

Сверху открывается поистине великолепный вид. Взгляд мой перебегал с маленьких укромных бухточек (в прошлом отличного убежища для контрабандистов) — где волны бились о скалистые берега, а морские птицы с криками носились над поверхностью воды — на каменный хребет полуострова, протянувшийся на север до самой Столовой горы. Мыс Доброй Надежды, как и все подобные места, окутывает особая атмосфера некоей драматической завершенности — здесь заканчивается обитаемый мир. Ну и, помимо этого, туристы наслаждаются сознанием, что находятся на самом прославленном, самом известном в мире мысе.

У этого мыса дурная репутация. Стоя здесь, невозможно не думать о внезапных ураганах, которые неожиданно налетают посреди ясной погоды — так и кажется, будто два океана, западный и восточный, что-то не поделили между собой и затеяли ссору. В такие мгновения корабли спешат укрыться в относительно безопасной Столовой бухте и переждать шторм. Невольно на память приходит мрачная картина: ночь, страшная буря, и пятьсот британских моряков, которые стоят навытяжку на палубе «Биркенхеда», пока их жены и дети грузятся на спасательные шлюпки.

— Знаете, — рассказывал мне смотритель маяка, — иногда для развлечения посетителей я проделываю такую штуку: сбрасываю с утеса пустую бочку и жду, когда встречный ветер снизу подхватит и выбросит ее обратно! Публике нравится. Вам надо прийти сюда ночью, когда дует настоящий штормовой ветер. Тогда скорость восходящего потока достигает сотни миль в час!

Я поинтересовался, доводилось ли ему видеть «Летучего Голландца», и к своему разочарованию, получил отрицательный ответ. Дело в том, что это величайшая морская легенда всех времен и народов. Вы тоже, наверное, слышали историю о капитане, который за свои злодеяния был обречен вечно скитаться вокруг мыса, не имея возможности причалить к берегу. Полагаю, в ней отражается тот суеверный ужас, который это место вселяло в души первых мореплавателей. Существует несколько версий относительно личности того злополучного капитана. Голландцы утверждают, будто звали его ван дер Деккен (хотя некоторые склоняются к фамилии ван Страатен), немцы же настаивают на имени фон Фалькенберг. Как бы то ни было, все рассказчики сходятся в одном: капитан, как бы его ни звали, играл в кости с дьяволом под заклад собственной души.

Вальтер Скотт заинтересовался данной легендой и раскопал следующую историю. Якобы был такой корабль, что вез груз золота. И вот на борту его приключилась беда — то ли свершилось злодейское убийство, то ли возникла вспышка неведомой болезни, мнения на сей счет расходятся. Все окрестные порты прознали об этом и отказались принимать судно в своих гаванях.

Однако больше всего меня поразил следующий факт, связанный с «Летучим Голландцем». Оказывается, корабль-призрак видели в 1881 году, причем вдалеке от его традиционного «места обитания». Сохранились письменные свидетельства об этом событии, и не кого-нибудь, а будущего короля Георга V и его брата, принца Альберта-Виктора (впоследствии герцога Кларенса). Оба юноши в тот период служили гардемаринами на борту британского военного корабля «Вакханка».

Молодые принцы успели посетить колонию в Южной Африке и должным образом отреагировать на ее проблемы. После этого их корабль в составе эскадры направился к австралийским берегам. Вопреки всем приметам (согласно которым повстречавших «Летучего Голландца» ожидают всяческие беды) неприятность с «Вакханкой» произошла еще до встречи с фантомом. На подходе к Мельбурну корабль перестал слушаться руля, и высокопоставленных курсантов срочно перевели на другой корабль эскадры под названием «Инконстант».

Мы листаем пожелтевшие страницы походного дневника и узнаем, что за два дня до отплытия принцам преподнесли две шкурки утконоса, причем, как отмечено с мальчишеской радостью, «каждая из них стоила не меньше пары гиней!» Затем, уже накануне отбытия, состоялся прощальный бал в местной правительственной резиденции, и там случился неприятный инцидент. Вот как об этом рассказывают сами принцы: «Как раз перед тем, как начались танцы, часть карниза в западной части комнаты внезапно обвалилась с громким «ба-бах». Никто серьезно не пострадал, однако, по несчастной случайности, штукатурка осыпалась на голову одного из чиновников управления общественных работ — непосредственно того, кто отвечал за убранство зала… Великолепный получился бал».