Песня огня - Коултер Кэтрин - Страница 3

— Кассия, — Жоффрей спешился и подошел к кузине, — за последние несколько месяцев ты так похорошела…

— Здравствуй, Жоффрей, — сдержанно отозвалась Кассия, не обращая внимания на его льстивый тон. — Отец еще не вернулся из Аквитании.

— Ах, меня тянет сюда не потому, что я дорожу обществом твоего отца.

— Тогда почему, Жоффрей?

Он прикрыл глаза, чтобы не показать раздражения.

— Прекрасен день и ты, кузина. Могу я провести часок в твоем обществе? К сожалению, сегодня вечером я должен вернуться в Бомэнуар.

Кассия кивнула и, приподняв юбки, пошла впереди него по винтовой лестнице в большой зал.

— Надеюсь, твоя мать здорова, — сказала она.

Жоффрей рассмеялся:

— Моя мать всегда в добром здравии. Особенно ее настроение улучшается, когда я рядом, потому что я отличная мишень для ее язычка. Она всегда вымещает на мне свою постоянную досаду на что-нибудь или на кого-нибудь.

— Ну, — заметила Кассия, слегка смягчаясь, — с тобой она обращается лучше, чем со мной! Представь, она сказала моему отцу, что я слишком молода, чтобы управлять Бельтером! Будто я маленькое ничтожество, воспитанное в монастыре!

Жоффрею показалось, что он слышит в голосе кузины подлинное веселье. В глазах ее зажегся огонь, и это выглядело обворожительно. «Как умно с моей стороны, — подумал молодой человек, — приехать именно сегодня». Он будет как раз тем, кого ей захочется увидеть, когда она узнает о судьбе отца. Он все равно получит Кассию, хочет она этого или нет, но, конечно, приятнее будет, если она пожелает и примет его. Мысль принуждать леди к браку была ему отвратительна.

Девушка указала кузену на стул, и Жоффрей снова не без удовольствия отметил, как прелестно округлилась ее грудь.

— Но ты не выросла, — заметил он.

— Такова моя горькая судьба — оставаться всегда маленькой. Хочешь эля, Жоффрей?

Молодой человек кивнул, усаживаясь на стул с высокой спинкой. Он уже чувствовал себя дома. Этот стул больше не принадлежал ее отцу, хотя был все таким же крепким, с красивой резьбой и прочным, как все в Бельтере.

В это время Кассия отдавала распоряжения служанке. Голос ее был нежным и мелодичным.

— Кассия так похожа на свою мать леди Анну, — при каждом удобном случае неодобрительно фыркала мать Жоффрея, — мягкая и бесхребетная, никакого куража в ней нет.

Но Жоффрей знал, что она ошибается. Кассия была мягкой и нежной, потому что так ее воспитали. Она казалась мягкой, потому что отец обращался с ней, как с любимицей, и всегда был с ней нежен. Жоффрей сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь говорил с Кассией грубо, если не считать его собственной матери. Но характер и воля у нее были, и, возможно, даже в избытке. Его взгляд переместился на бедра кузины. Как она стройна! Жоффрей размышлял, родит ли она ему сыновей и сможет ли при этом остаться в живых — ведь ее собственная мать умерла родами. Его мать говаривала, что Кассия развивается медленно и не спешит превратиться в женщину. Он вздрогнул, вспомнив, как ее мать грубо и цинично рассуждала о том, что обычные для женщины крови у нее пришли только после пятнадцати лет.

Кассия подала кузену кубок эля и ломоть свежего хлеба, на котором лежал кусок сыра.

— Уверена, что Томас покормит твоих людей, — сказала она.

Усевшись напротив него на стул без подлокотников, Кассия смотрела ему прямо в лицо.

— Зачем ты явился сюда, Жоффрей?

— Чтобы повидать тебя, кузина, — ответил молодой человек, отламывая хлеб.

— Мой отец не одобрил бы этого.

— Оценки твоего отца несправедливы. Я никогда не делал ему зла, и я его наследник.

— Нет, Жоффрей, — спокойно возразила она. — Это я его наследница.

Жоффрей пожал плечами.

— Ладно, выразимся иначе. Наследником станет твой муж. Кассия прекрасно знала, что он имел в виду, и это ее рассердило. Глядя кузену прямо в глаза, она сказала:

— Как печально, что мой брат не выжил. Тогда бы никто не смотрел на меня и на Бельтер как на единое целое.

Жоффрей нетерпеливо пошевелился на своем стуле, но затем, рассмеявшись, заметил:

— Ты не ценишь себя по достоинству, кузина. Поверь мне, для меня имеешь значение только ты одна.

Услышав такую наглую и откровенную ложь, Кассия испытала большое искушение дать кузену пощечину; и в тот же миг она почувствовала, как по коже ее поползли мурашки. Жоффрей умел говорить гладко. Слова его всегда лились, как масло; но сегодня его намерения были выражены так ясно, как никогда прежде. Он был на восемь лет ее старше, но Кассия хорошо помнила, каким он был мальчишкой — высоким, даже долговязым, и еще мелочным и жадным. Особенно скверно вел он себя по отношению к ее брату Жану. Она знала, что ее отец считал Жоффрея виновным в том, что ее брат утонул. Кассия думала так же. Морис запретил Жоффрею бывать в Бельтере, и пять долгих и очень мирных лет протекли в замке, пока сестра отца и мать Жоффрея не добилась уступки своими бесконечными просьбами. Но каждый раз, когда Жоффрей появлялся в Бельтер, отец бормотал что-то о гадюках и ядовитой крови.

Кассия размышляла о том, зачем Жоффрей явился сюда теперь, и решила поощрить его и выведать причину его визита.

— Да, — сказала она приветливо, — Подозреваю, что наступит день, когда мне придется выйти замуж. Но конечно, мужа мне выберет отец.

— А возможно, герцог Бретонский.

— Это произойдет только в случае смерти отца.

— Мы живем в бурные времена, — возразил Жоффрей спокойно. — Как раз на прошлой неделе один из моих людей, крепкий малый и совсем молодой к тому же, подцепил лихорадку, и через неделю его не стало. Жизнь — неверная штука.

— Разумеется, такой взгляд на вещи не особенно утешителен, — заметила Кассия. — Значит, ты не веришь, что Бог хранит праведников и добрых людей?

— Ты рассуждаешь, как дитя, Кассия. Бог обычно не вмешивается в человеческие дела. Но хватит о столь мрачных материях. Скажи-ка мне, как ты развлекаешься, когда отца нет дома.

Хотя Кассия знала, что Жоффрея не слишком интересуют ее дела, все-таки так можно было убить время до его отъезда. Она стала рассказывать о своем огороде, где выращивала целебные травы, о целебных свойствах некоторых веществ, о которых ей поведала нянька, о том, как подвигается строительство пристройки для их повара Раймона. Из-под ресниц наблюдая за Жоффреем, она заметила, что он задремал, сидя на стуле. Кассия сжалилась и прервала свой монолог.

— Когда отец вернется, — закончила она свое повествование, стараясь не рассмеяться вслух, — мы все напьемся, как жонглеры, того вина, что он привезет.

Она не видела, сколь проницательный взгляд бросил на нее проснувшийся в этот момент Жоффрей.

— Жаль, что меня не будет здесь и я не присоединюсь к вашему празднику, — только и сказал он.

— Да, верно. Боже мой! Час пролетел с невероятной быстротой. Думаю, тебе пора в путь.

Кассия поднялась, Жоффрей, видя, что медлить больше не имеет смысла, тоже встал со стула. Он смотрел на ее прелестное лицо. ясно припоминая то время, когда считал кузину не более привлекательной, чем монашеская трапеза.

— Ты пришлешь гонца в Бомэнуар, если захочешь меня видеть?

Кассия склонила головку на плечо, думая, что за странный вопрос он ей задал, но ответила довольно приветливо и непринужденно:

— Конечно, Жоффрей, я это сделаю. Желаю тебе доехать с Божьей помощью.

Она смотрела, как кузен садился на лошадь, и ответила на его веселый знак, когда он махнул ей рукой, потом поднялась на восточную башню и не спускалась, пока Жоффрей и его люди не стали казаться ей не больше булавочной головки.

Поужинав в обществе Томаса, Кассия выбранила служанку за то, что та не починила прореху на ее верхней юбке и, почувствовав неожиданную боль в висках, отправилась спать.

На следующее утро девушка ощутила какую-то странную слабость, но не обратила на это внимания и приготовилась, как обычно, проехаться верхом на Ромашке. Солнце уже стояло высоко над головой, однако ее пробирала дрожь и в горле першило.