Чёлн на миллион лет - Андерсон Пол Уильям - Страница 24

— Ничего не могу с собой поделать, — потерянно признался он.

— Ты слишком любопытен. — И, словно другая женщина овладела ее устами, ее руками: — Но лучше разом покончить с этим. Смотри! — Алият сдернула чадру. Юноша охнул. Опустив чадру, Алият встала. — Ты удовлетворен? Храни молчание, или нашим встречам придет конец. Моему господину эта вольность придется не по вкусу.

С тем она и ушла. Дочка в гареме встретила ее жалобами:

— Мама, где ты была? Гутна не позволяет мне взять игрушечного львенка…

Алият призвала на помощь все свое терпение. Надо любить этого ребенка. Но Тирия — плакса и очень напоминает своего отца…

13

Порой в череду будней врывалось разнообразие — когда Забдас давал Алият записи для изучения и осмысления. Она уходила в дальнюю комнату и пыталась постигнуть прочитанное, но мысли разбегались, будто она пыталась удержать в руке горсть червей. Дважды Алият словно невзначай встречалась здесь с Боннуром. Во второй раз она облачилась в тонкое платье и сняла чадру с самого начала.

— Зной прямо испепеляющий, — пояснила она юноше, — а я всего лишь старая бабушка. Нет, даже прабабушка…

Урок прошел почти впустую — оба то и дело погружались в молчание.

Дни тянулись за днями; Алият утратила им счет. Какая разница, сколько их прошло? Каждый, как две капли воды, походил на предыдущий во всем, кроме перебранок, досадных мелочей и снов. Неужели кое-какие сновидения навеяны самим сатаной? Если так, Алият была ему даже благодарна.

Затем Забдас вновь призвал ее в контору.

— Твои советы оказались ничего не стоящими, — брюзгливо бросил он. — Неужели тебя наконец-то настигло старческое слабоумие?

Алият совладала с гневом и покорно откликнулась:

— Прости, господин мой, если в последнее время у меня не было дельных мыслей. Я буду стараться изо всех сил.

— Бесполезно! От тебя больше никакого проку. Вот Фуриджа — дело другое. Фуриджа согревает мне постель и скоро наверняка понесет плод. — Он махнул рукой, отсылая Алият. — Ладно, ступай! Иди, жди Боннура, я пришлю его. Может, сумеешь хотя бы надоумить его, как толково скупать шерсть, чем он сейчас занимается. Но, клянусь всеми святыми… клянусь бородой пророка, я начинаю жалеть о данных вам двоим обещаниях!

Через пустую пристройку Алият пробиралась, крепко сжав кулаки, а в комнате встреч принялась нервно расхаживать из угла в угол. Клетка! Остановилась у окна, сквозь решетку выглянула на улицу. Отсюда был виден, поверх стен, древний храм Ваала. Под яростными лучами солнца известняк казался выбеленным, бронзовые капители колонн горели ослепительным пламенем, а барельефы как бы оживали. Между тем храм был давно заброшен, стал пустым и ненужным, как и она сама. Теперь, правда, храм вздумали обновлять. Из четвертых или пятых рук до Алият дошли слухи, что арабы решили превратить его в крепость.

Неужели эти дохристианские силы умерли бесповоротно? Ураганный Ваал, солнечный Ярибол, лунный Аглибол… Астарта, покровительница зачатий и рождений, ужасная в своей красоте, сошедшая в ад, чтобы отвоевать своего любимого… Невидимые, шагают они вдвоем по земле; неслышимые, перекрикиваются в небесах; и море, которого Алият ни разу не видела, бушует в грудях богини.

Шаги. Бусины занавеса звякнули. Алият резко обернулась. Боннур замер в дверях, потея. Она ощутила этот запах, знойный, молчаливый запах мужчины. Она и сама взмокла, платье прильнуло к коже. Отстегнув чадру, Алият швырнула ее на пол.

— Госпожа моя, — задохнувшись, пролепетал он, — о моя госпожа!

Она двинулась ему навстречу. Бедра ее покачивались, будто по собственной воле. Дыхание участилось.

— Чего ты хочешь от меня, Боннур?

Юноша затравленно озирался, устремляя свой олений взор то направо, то налево. Попятился на шаг, вскинул руки оборонительным жестом.

— Не надо!

В голосе его звучала мольба.

— Что — не надо? — рассмеялась Алият, останавливаясь прямо перед Боннуром — так, чтобы он не смог отвести взгляд. — Нам с тобой надо продолжить занятия…

Если он благоразумен, он согласится. Сядет и начнет спрашивать, как лучше торговаться с караванщиками. Не позволю ему быть благоразумным, ни за что не позволю!

14

— У меня дела в Триполи, которые могут задержать меня недели на три, — заявил Забдас. — Поеду с Небозабадом. Он так или иначе отъезжает через пару дней.

Алият обрадовалась, что, придя к нему в контору, не сняла чадру.

— Не хочет ли мой господин поведать, что это за дела?

— Незачем. Ты стала бесплодной по части советов, как и во всем остальном. Я сообщаю об этом лично тебе лишь для того, чтобы подчеркнуть и без того очевидное: в мое отсутствие тебе надлежит оставаться в гареме и вернуться к обычным обязанностям жены.

— Разумеется, мой господин.

До сих пор они с Боннуром по-настоящему встречались лишь дважды — прежнее не в счет. Да и эти две встречи были в дневное время.

15

Тирия зашевелилась.

— Мама…

Алият подавила вспышку гнева.

— Тс-с-с, дорогая, — выдохнула она. — Спи.

Пришлось ждать, пока девочка кончит метаться с хныканьем по кровати и утихнет.

Наконец-то!

Ноги сами находили путь во тьме. Алият подобрала ночную сорочку, чтобы случаем за что-нибудь не зацепиться. Вот так же неупокоенные мертвецы выбираются из могил, мелькнула мысль. Но Алият шла к жизни. Уже сейчас все соки бурлили в ней, ноздри впивали пьянящий аромат собственных жгучих желаний.

Никто не проснулся, а о стражниках в таком маленьком, унылом гареме не могло быть и речи. Алият касалась стен кончиками пальцев, нащупывая дорогу, пока не добралась до заветного коридора. Нет-нет, бежать нельзя, не к чему подымать шум. Нити занавеса скользнули вокруг нее змеями. За окном сияли звезды, сквозь оконный проем дышал прохладный ветерок из пустыни. Сердце колотилось отчаянно. Алият стащила с себя сорочку, отшвырнула ее в сторону.

Он пришел. Она впилась пальцами ног в грубую ткань ковра.

— Алият, Алият! — эхом отдался в ушах его хриплый шепот.

Боннур споткнулся, опрокинул табурет. Алият гортанно засмеялась, скользнула к нему и пропела:

— Я знала, что ты придешь, возлюбленный…

Его руки сомкнулись вокруг нее. Она впилась пальцами ему в плечи, притянув к себе изо всех сил. Язык ее метнулся к его губам. Он опрокинул ее навзничь, и они вдвоем оказались на, ковре. Она еще успела подумать: надо бы позаботиться, чтоб не осталось синяков. Боннур сладко застонал, и ее голос вторил ему.

Вспыхнул фонарь.

— Полюбуйтесь! — проскрежетал Забдас.

Боннур скатился с Алият. Оба сели, отпрянули друг от друга, кое-как поднялись. Фонарь в руке у Забдаса ходил ходуном, и по стенам метались огромные вычурные тени. Алият видела мужа по частям — то белки глаз, то нос, то слюнявые пеньки зубов, то морщины. Он буквально источал ненависть, а справа и слева стояли двое его сыновей с мечами в руках. Клинки блестели.

— Мальчики, схватить их! — заорал Забдас. Боннур дрогнул и вскинул руки, как нищий.

— Нет, хозяин, мой господин, о нет!

Забдас задумал это с самого начала, сообразила Алият. Не собирался он никуда ехать ни с каким караваном. Троица ждала в соседней комнате, притушив огонь; он был уверен в том, что ждет не зря. Теперь он избавится от меня и приберет к рукам мое имущество в убеждении, что даже ифриту или иному воплощенному во мне злому духу не увернуться от наказания за супружескую измену.

Некогда она бы только приветствовала приход конца. Но многолетняя усталость вдруг перегорела, от покорности не осталось и следа.

— Боннур, сражайся! — отчаянно призвала она. — Иначе нас увяжут в мешки, и народ забьет нас камнями до смерти! Или ты не мужчина? Спаси нас!

Алият подтолкнула юношу, он взревел и ринулся вперед. Сын Забдаса взмахнул мечом, но неумело — и промахнулся. Боннур перехватил его одной рукой, а другой нанес удар кулаком. Удар пришелся по носу, раздался хряск. Сцепившиеся противники едва не задели Алият, окропив ее кровью. Второй сын Забдаса неуклюже обходил их кругом, боясь нанести удар брату. Она отскочила.