Ночной ураган - Коултер Кэтрин - Страница 54

Почти две недели уйдет на то, чтобы достичь Нассау. Возможно, меньше, в зависимости от направления ветров, а они всегда изменчивы в этих широтах, особенно осенью. Как раз перед тем, как окончательно стемнело, Джинни видела на некотором отдалении баркентину Алека. Она не подходила ближе, но и не отставала. Джинни была готова поставить свой последний доллар на то, что люди Алека уже устали целый день поддерживать возможно малое расстояние между двумя судами.

Джинни закрыла глаза и увидела Алека. Не того Алека, капитана баркентины, а мужа и любовника, обнаженного, прижимающего ее к кровати своим совершенным телом, целующего ее, ласкающего груди и с закрытыми глазами вонзающегося в нее. И, оказавшись в ней, вздыхающего от наслаждения, прежде чем начать двигаться. И она будет целовать его шею, грудь, стиснет руки, так крепко, как только хватит сил, ощущая, как он врезается все глубже и глубже, только чтобы внезапно отстраниться, дразня и терзая ее, зная, как свести с ума, заставить потерять рассудок. А Джинни в ответ поднимет бедра, пытаясь снова вобрать его в себя, и Алек улыбнется ей и попросит сказать, что она хочет. Джинни еще не осмеливалась быть откровенной, слишком ошеломленная тем наплывом ощущений, которые он будил в ней, слишком стыдясь громко высказать то, что она чувствует и хочет. Но Алек всегда знал и угадывал ее желания и мог без просьб доставить ей наивысшее наслаждение и, кроме того, как подозревала Джинни, был втайне доволен той властью над ней, которой обладал.

Глаза Джинни широко раскрылись. На лбу выступили мелкие капли пота. Господи, ее тело откликается так, словно Алек сейчас с ней, рядом. Она хотела его. Сейчас. Очень. Сила этих чувств удивляла и поражала ее. Ведь прошло не так много времени с тех пор, как он впервые открыл ей тайны страсти. Но он оказался прекрасным учителем. Она поняла также, что никогда не брала на себя инициативу. Но позволено ли это женщине, допустимо ли? Джинни не знала. Она подумала о его мужской плоти, твердой и напряженной, прижатой к ее животу, и внезапно ей страстно захотелось узнать, что она испытает, если начнет ласкать ее рукой… или ртом… А он? Что почувствует он? То же, что и она, когда Алек осыпает ее ласками? Джинни не знала, но твердо намеревалась узнать. Оба они должны иметь власть друг над другом. Это справедливо. Но тут возникала и другая проблема: что она будет делать, когда выиграет гонки? Оставит его? Заставит его оставить ее?

Она не могла представить, как теперь будет без Алека, не могла представить, что больше не увидит его. Но не могла вообразить и то, что никогда больше не появится на верфи, не будет работать, не узнает торжества и гордости, взирая на плоды рук своих, видя достигнутый успех. И Алек скажет, что эти прекрасные чувства она испытает, когда родит ему детей.

Кобыла может жеребиться, но не каждая кобыла может выиграть гонки. Конечно, это очень самонадеянная аналогия, но Джинни она нравилась. Кроме того, далеко не каждая женщина может строить балтиморские клиперы. Правда, если разобраться, очень немногим девочкам когда-либо предоставлялась возможность делать что-то еще, кроме как играть с куклами и вышивать. Конечно, их учили едва ли не с пеленок, но учили не тому, и подобное образование не сможет дать им знания и независимость, нет, их предназначали для того, чтобы ублажать мужчину и вести его дом. Джинни повезло, что отец обращался с ней так же, как с братом. До того, как написал завещание, это проклятое завещание.

Однажды отец сказал, что жизнь — это цепь компромиссов, и некоторые причиняют страшную боль и ранят, но другие заставляют чувствовать себя королем или королевой. Только Джинни сомневалась, что отец довольствовался бы компромиссом, когда речь шла о женитьбе.

А может, она не права? Может, именно поэтому он и составил такое завещание? Хотел вынудить ее пойти на компромисс?

Джинни покачала головой. Если это правда, значит, компромисс означает ее полнейшее поражение и капитуляцию.

Она заснула, гадая, что делает Алек, о чем думает и думает ли о ней, и проснулась только, когда Дэниелс разбудил ее на вахту.

Что касается ее мужа, барона Шерарда, в эту минуту он сидел за стаканчиком лучшего французского бренди, от души жалея, что ввязался в дурацкие гонки. Ад и проклятие! Он явно недооценил ее! И этот чертов клипер! Он едва ли не с открытым ртом наблюдал, как изящное судно неслось по ветру, словно стрела, выпущенная из лука, тогда как он и его команда были вынуждены прилагать все усилия, чтобы хотя бы не отстать. Но долго так продолжаться не будет: Джинни уйдет вперед. Его люди просто не смогут трудиться двадцать четыре часа в сутки, пытаясь нагнать клипер. Слишком тяжелая работа!

Алек сделал еще глоток. Дьявол! Она выиграет, и ничего тут не поделаешь! Его ждет поражение. И он сыпал проклятиями, хотя не произносил вслух ни единого слова.

Папа, ты говорил, что, если я когда-нибудь произнесу подобные слова, ты надерешь мне уши.

На секунду он выбросил из головы мысли о дочери. Более подходящей ситуации, чтобы сыпать ругательствами и призывать громы и молнии на собственную голову, и быть не может!

И она бросит его или потребует, чтобы уехал он. Но Алек знал, что не сможет сделать это. Джинни — его жена. Он не мог оставить верфь на ее попечении и наблюдать, как она слепо идет к разорению. А это обязательно случится, у Алека на этот счет нет ни малейшего сомнения.

Но что, если Джинни беременна?

Алек понял, что он превратился не только в пессимиста, но и угрюмого, мрачного капитулянта. Он еще не проиграл. Если ему и его команде придется трудиться в сто раз больше, значит, так тому и быть. Алек сделает все, что необходимо, лишь бы обставить Джинни. Ради нее же самой.

Интересно, правда, как отнесутся его матросы к такому решению.

На следующее утро начал моросить дождь. Небо было свинцово-серым, началась качка, ветры, казалось, дули сразу во всех направлениях. «Пегас» отнюдь не был приспособлен для подобной погоды и вел себя далеко не лучшим образом.

— Это Атлантика, Джинни, — вздохнул Дэниелс, забывая, что раскрасневшаяся молодая женщина, стоявшая рядом, была еще и его капитаном. — Кроме того, сейчас поздняя осень, совсем неподходящее время для такого судна, как клипер. Ты сама прекрасно это знаешь, но решила рискнуть. Что ж, дело твое.

— Да, знаю. Я надеялась только, что нам повезет и этот прекрасный северо-западный ветер продержится до самого конца.

— Может, ветры стихнут и погода улучшится. Если мы сможем сохранить такое же расстояние между «Пегасом» и баркентиной, тогда все в порядке. Только старайся думать о ярком солнце и спокойных водах в Нассау.

— В этот момент я ни о чем другом думать не могу. Неожиданный порыв ветра сорвал с Джинни шерстяную шапку. Она попыталась схватить ее, но опоздала. Джинни и Дэниелс беспомощно наблюдали, как ветер несет шапку за борт.

— Всего лишь небольшой шторм, ничего больше, — заметила Джинни.

Дэниелс согласно кивнул, молясь, однако, про себя, чтобы Джинни оказалась права. По правде говоря, ему совсем не нравилась мысль о том, что Джинни, капитан или нет, будет захвачена ураганом в Атлантическом океане, особенно на таком судне, как «Пегас». Кстати, сейчас как раз начался сезон бурь, так что все возможно. Тогда им действительно худо придется. Дэниелс совсем не был уверен, что клипер, даже столь исключительной конструкции, сможет выдержать шторм, пусть и в относительно безопасных водах. Расстояние между мачтами было более чем минимальным, и, когда все паруса были подняты, фок-мачта перехлестывалась с грот-мачтой, так что со стороны это напоминало огромные равнобедренные треугольники. Если они попадут в ураган, усиливающиеся порывы ветра порвут паруса и переломят мачты как раз посредине. Кроме того, надводная часть борта слишком близка к воде, и при сильной качке волны начнут заливать палубу.

«О дьявол!» — подумал Дэниелс, чувствуя полное бессилие. Оставалось лишь наблюдать и постараться быть начеку. Он услышал, как Джинни — «Господи, да ведь она теперь английская баронесса!» — приказывает убрать топселя на обеих мачтах. Прекрасная идея, и лучшего времени для этого не придумать! Не годится даже в такой ветер добавлять излишнюю нагрузку на мачты.