Ночной огонь - Коултер Кэтрин - Страница 6

— Мне пятнадцать, — объяснила Ариель. — А вам, милорд?

— Мне двадцать четыре.

— А мне почти шестнадцать, по крайней мере будет в октябре, так что разница не так уж велика.

— Нет, в будущем, конечно, нет, но сейчас настоящая пропасть…

Он поспешно оборвал себя, потрясенный собственной бестактностью. Нет, нужно немедленно прекратить все это!

— Девять лет. Нет, восемь с половиной лет. Ну что ж, девять лет назад я была совсем малышкой, а вы, милорд, довольно взрослым молодым человеком.

— Точно так же, как в пятнадцать лет вы уже довольно взрослая молодая девушка?

— Совершенно верно.

Она говорила совершенно серьезно, но Берку удалось заметить, как на левой щеке предательски подрагивает ямочка.

— Хорошо, — согласилась она, воздев в воздух руки. — Должна признать, что вы и сейчас достаточно молоды.

— И это все? Я всего-навсего мужчина, Ариель. И, пожалуйста, называйте меня Берком. Эти лесные декорации совершенно не располагают к формальностям.

— Позвольте не согласиться с вами. Вы майор и граф. Я, конечно, понимаю, что титул не имеет ничего общего с вашими умственными способностями или человеческими достоинствами, но вот чин майора… вы, без сомнения, отправили в ад не один десяток французских дьяволов и совершили множество героических деяний. Насколько я поняла, вы уже почти здоровы. Когда собираетесь возвращаться на полуостров[1]?

— Да, я почти здоров и скоро верчусь на полуостров.

— Я с трудом переношу боль, но почти никогда не болею, так что это неважно. — Наверное. Ваши волосы прелестны, если простите мою смелость. Такой необычный цвет!

— Мой отец, сэр Артур, называет его тициановским, по имени какого-то знаменитого художника, жившего много лет назад в Италии.

— И он совершенно прав.

— А по-моему, они просто рыжие, как их там ни называй. Каждый должен смотреть правде в лицо, не так ли?

Берк хотел было согласиться, но чувствовал, что это будет величайшей ложью в мире, поскольку сам в настоящий момент вполне сознательно отказывался признать мгновенное и безнадежное увлечение пятнадцатилетней девочкой, увлечение, сходное с опьянением. Неужели причиной всему ее прекрасные волосы? Эти чистые голубые глаза? Господи Боже, да он просто на глазах превращается в безумца. Берк вовсе не желал терять голову из-за женщины, пусть даже самой прекрасной. А эта даже не успела стать женщиной. Девчонка, пусть и хорошенькая.

А Берк никогда и никого еще не любил. И не желал любить. Правда, кажется, выбора теперь у него не было — Нет, я не согласен.

— Простите, милорд… то есть Берк, но я не помню своего вопроса. Вы так долго молчали. С чем же вы отказываетесь согласиться?

— Я уже тоже успел все забыть. Кстати, у вас ведь есть сестра, не так ли? Не помню ее имени.

— Да, сводная сестра Неста. Она вышла замуж за Алека Каррика, барона Шерарда.

— Господи, да я его знаю. Встречались в Лондоне несколько лет назад. Насколько припоминаю, он был тогда очень молод, но клялся на всю жизнь остаться холостяком. Поразительно. Ваша сестра похожа на вас?

— Вовсе нет. Что же касается барона, ну что ж, он по уши влюбился в Несту. Судя по всему, он встретился с ней почти сразу после того, как познакомился с вами. О Господи, может, мне не следовало это говорить? Может, лучше было сказать, что он полюбил ее истинно и горячо?

— Вы можете говорить все, что хотите. Я ничуть не возражаю.

— Вы очень добры, Берк. Уверены, что вполне прилично, называть майора и графа просто по имени? Хорошо-хорошо, в конце концов, все зависит от вас. Неста и ее барон три месяца назад уехали в свадебное путешествие в Америку. Теперь мы очень долго не увидимся. Но, кроме того, у меня есть сводный брат, Эван Годдис. — Он почти не бывает здесь. Видите ли, моя мать была когда-то замужем за Джоном Годдисом, и Неста и Эван их дети. Потом он умер, при весьма скандальных обстоятельствах, если верить тому, что шепчут сплетники, когда думают, что мы не слышим. Знаете, мама отказывается говорить со мной об этом. Но потом она вышла замуж за отца, и у них появилась я. Два года назад мама умерла.

— Мне очень жаль, я не знал. Однако я благодарен судьбе, за то, что они произвели на свет такое прелестное создание.

— Не думаю, что у них был какой-то выбор в этом деле, милорд.

— Вы забываете, что должны звать меня Берком.

— Хорошо. А я Ариель. Мой дорогой отец обожает романтические, весьма легкомысленные имена…

— Ваше имя прекрасно подходит вам. — Я тоже произвожу впечатление легкомысленной особы, не так ли? Но поскольку с этим ничего не поделаешь, придется смириться.

— Еще одна истина, которую необходимо честно признать? Совсем как ваши ничем не примечательные рыжие волосы, гордо именуемые тициановскими?

— По-моему, вы немного преувеличиваете. Но, кажется, правы. И лучший пример тому — Ленни. Такая жеманная дурочка! О Господи, да ведь она — ваша невестка! Простите, я никогда не помню подобных вещей!

— Она действительно жеманная дурочка. Собственно говоря, я именно потому и здесь, что попытался сбежать от ее мелодраматических воплей.

— О, это у нее прекрасно получается!

— Но не тогда, когда она непрерывно повторяет одно и то же, да еще таким ноющим голосом.

— О да, скорбит о Монроузе. Она уже успела объявить всем, включая слуг, что теперь, когда вы стали графом, наверняка заставите ее топить камины и убирать комнаты, и заметьте, еще до рассвета, а иначе откажетесь кормить бедных маленьких крошек. Берк разразился смехом:

— Ну, будь дело только в этом, я, скорее всего, остался бы. Но она начала причитать, что должна будет продавать себя ради несчастных ангелочков. Вижу, вы хорошо знаете мою невестку.

— Да, правда, Ленни не так уж плоха, поверьте. Просто иногда ужасно раздражает. Но мне и папе очень жаль Монроуза. Правда, отец не верит в похороны, считает их языческими оргиями и абсолютно не выносит. Простите нас за кажущееся неуважение.

— Вы прощены, — кивнул Берк, неожиданно обнаружив, что не может отвести взгляда от чистых линий профиля девушки, глядевшей на спокойную гладь озера. Ему в эту минуту было все равно, даже если бы сэр Артур посчитал похороны погребальным ритуалом викингов.

— Почему вы так смотрите на меня? — удивилась Ариель, поворачиваясь лицом к Берку. Глаза девушки лучились лукавством и смехом. — Это все мой нос, правда? Когда мне исполнилось шесть лет, мама сказала как-то, что красавицей мне никогда не быть. Это нос семейства Лесли, а не Рэмзеев.

— Идеальный нос. По-моему, ваша мать жестоко ошиблась.

— Ха! Вы слишком добры… милый человек, хотя майор и граф при этом. Но я должна идти, или отец встревожится. Он просто душка, но поскольку я — его единственное дитя, вечно беспокоится по пустякам.

— Могу я проводить вас домой?

— Вы знаете моего отца?

— Встречался с ним еще в детстве. Но это было лет четырнадцать назад.

— Тогда лучше не стоит. Он сейчас полностью поглощен переводом какой-то комедии Аристофана, насколько мне известно, и поскольку испытывает затруднения с особо сложными греческими фразами, немного нетерпелив с окружающими. Вполне вероятно, что он будет обращаться с вами как с мелким разносчиком, а это совсем никуда не годится! Я — единственная, кого отец признает, когда очередной приступ одолевает его, а если меня нет рядом, кричит на всех и каждого. До свидания, Берк. Надеюсь, вы скоро поправитесь.

— Конечно.

Он подсадил ее в седло, хотя плечо пронзила резкая боль. Но Берк просто должен был прикоснуться к девушке. Такая тоненькая талия, и сама Ариель стройная, словно молодой тополек. Если больше ничто не сможет спасти его, по крайней мере лучше сознавать, что у нее тело совсем молоденькой девушки — сплошные углы, впадины и прямые линии, никаких округлостей. Но почему так остро покалывает кончики пальцев?

Берк стоял неподвижно, словно влюбленный фигляр, глядя вслед Ариель. Она все-таки обернулась, увидела его и весело махнула на прощанье рукой.