Необоснованные претензии - Коултер Кэтрин - Страница 17

— Расскажи мне, как у тебя прошла неделя, — сказал он, продолжая держать перед ней крекер и ожидая, пока она его съест. — Я прочел все статьи об окончательном вступлении в права вдовы Тимоти Карлтона, одобренном его советом директоров, разумеется, за исключением двух старших Карлтонов. По крайней мере теперь игра пошла в открытую, и вот увидишь, они прекратят свои пакости.

— То же самое мне ежечасно говорит Адман. Одна его бровь вопросительно изогнулась, и Элизабет рассмеялась.

— Адман — это Адриан Марш, моя правая рука. Она рассказала ему о стычке с Брэдом Карлтоном, и он только посмеялся.

— Представляешь, он плюнул на письменный стол отца!

— А чего ты ожидала? Что он разберет свой лагерь, соберет манатки и гордо зашагает на запад?

— Нет, но я была так напугана. Фортепьяно никогда не подводит, не то что люди, в особенности те, кто тебя ненавидит.

— А этот Адриан Марш, ему-то можно доверять?

— Полностью. Он похож на футболиста, говорит, как евангелист с юга, обладает блестящим умом и добр.

— Расскажи мне о встрече совета директоров с дражайшей Лореттой Карлтон.

Сначала Элизабет выпила шампанское — лицо ее стало задумчивым.

— Право же, это показалось мне странным. Они все меня поддерживали — Адриан, Род, Оран, Кой, Эдгар и Бен. Я говорила тебе о Кое Сиверстоне?

Он покачал головой, но на самом деле он все знал о Кое Сиверстоне. Потрясающий противник, потрясающий союзник, человек, с радостью пользовавшийся доверием банкиров и политиков международного класса. Он был гений менеджмента и организации.

Роуи не сказал ничего, потому что все, что ему сообщила Элизабет, было ему известно.

— К сожалению, он заключил со мной краткосрочный договор, как говорит Род. Его стиль — привести все в идеальный порядок и отчалить. По словам Рода, больше всего на свете он любит, когда перед ним поставлена сложная задача и он сможет взяться за нее. Думаю, ему было достаточно взглянуть на меня, и он увидел, что перед ним стоит задача века.

Она улыбнулась.

— У него громадный золотой зуб, который ослепляет, когда он улыбается.

— Пусть тебя ничто не ослепляет, Элизабет, не допускай этого, — заметил Роуи. — Расскажи лучше о Лоретте.

— Она была царственной, как всегда, но вовсе не казалась въедливой и мерзкой. Конечно, со мной она обращается, как с насекомым, но иначе и быть не могло. Бумаги все были в порядке, и она подписала их не глядя. По крайней мере без обычных намеков на то, что я убила ее сына.

— И она, и Майкл Карлтон знали, что ничего не могут поделать, поэтому лучше принять неизбежное и сделать хорошую мину при плохой игре. Я думаю, ею владели именно такие мысли.

— Род уверен, что она что-то замышляет, — сказала Элизабет, слегка хмурясь. — А мне, знаешь, жаль ее, по крайней мере сегодня я ее пожалела. Понимаешь, все для нее обернулось трагедией.

— Прекрати, Элизабет. И кончим этот разговор, он тебя расстраивает. Что же касается старой леди, то она не привыкла проигрывать. И не поддавайся жалости, возможно. Род прав. Возможно, она что-то замышляет. Хотел бы я знать, что. Но ты хорошо отделала Брэда.

Она покачала головой.

— Тебе не наскучили мои рассказы?

— Вовсе нет, по крайней мере они мне не наскучат до тех пор, пока я не буду снова готов к бою, а уж тогда я сочиню собственные истории, в которых буду сам главным героем, разрушителем и грабителем.

— А я буду белокурой девой, которую ты похитишь и отторгнешь от ее музыкального инструмента?

— Да, и привлеку к своему инструменту.

Она все рассказывала ему о встрече, углубляясь во все мелочи, а он, да благословит его Господь, слушал, действительно слушал ее.

— Конечно, Адриан и остальные мои славные и доблестные ребята не хотят, чтобы мы обсуждали наши стратегические планы с кем-нибудь, кто предан остальным Карлтонам.

— И что же это за стратегия?

— Боже, с чего начать? Ну, сегодня я поняла разницу между объединением и приобретением и всю механику этих преобразований. От всего этого — биржи, правила — у меня, честно говоря, голова идет кругом. Мои ребята хотят приобрести “Белл-Хэйверсон”. Они говорят, что этой компанией не очень хорошо управляют и она стоит первой в списке, в их списке, я хочу сказать. Они мне сказали, что уже начали скупать акции, и что-то о том, как вести себя с Комиссией по ценным бумагам после повышения акций на четыре пункта и как изложить свои намерения комиссии. Они употребляют диковинные термины вроде “белого рыцаря” — это о тех случаях, когда компания не собирается взять на себя управление полностью, а добивается какой-то другой цели и хочет приобрести что-то…

— Да, я все знаю о “белых рыцарях” и “серых рыцарях” тоже и так далее. Она улыбнулась:

— Я все забываю, что ты сам во всем разбираешься, а для меня столько загадок.

— И твоя “благородная шестерка” считает, что “Белл-Хэйверсон” попадется на эту удочку с “белым рыцарем”?

— Нет, они, точнее, мы собираемся постараться поладить с ними по-хорошему, подкупить их, предложить всевозможные блага директорам “Белл-Хэйверсон”. Судя по всему, нужно завершить сделку с хорошо оборудованной компанией, специализировавшейся на электронике, а это как раз то, что надо.

— Да, — задумчиво произнес Роуи. — В этом действительно есть смысл. “Белл-Хэйверсон” — главная компания, получающая контракты от Министерства обороны. Да, разумный ход. И поможет АКИ проникнуть еще в одну дверь.

— Так ты одобряешь эту идею? Он улыбнулся, услышав неуверенность в ее голосе, и поцеловал в шею.

— Да, моя хорошая. А теперь, солнышко, для меня, похоже, наступил момент, когда я снова могу стать насильником и совратителем.

Элизабет понимала, что ее растущая уверенность в себе объяснялась поддержкой Рода, Адриана и Роуи.

Впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой — она и припомнить не могла, когда была так счастлива.

Может быть, только в первый год жизни с Тимоти? Может быть. Теперь все это вспоминалось как-то неясно, казалось подернутым дымкой. Она уже начала думать о своих сторонниках, о своей группе, как о “благородной семерке”, потому что Роуи, возможно, больше других принимал участие в ней и ее делах, и с ним она чувствовала себя в безопасности. Имея таких великолепных советчиков, к которым она могла прибегнуть в любой день и час, может быть, ей удастся вернуться к музыке! И потихоньку она снова начала играть — все чаше и чаще.

Элизабет была только номинальным руководителем, и ее это ничуть не беспокоило. Она откладывала встречи с президентами и генеральными менеджерами других компаний АКИ — ей не хотелось покидать Нью-Йорк и расставаться с Роуи.

Двенадцатого апреля АКИ заявила о своих намерениях Комиссии по ценным бумагам и биржам в отношении “бескровного” взятия под контроль “Белл-Хэйверсон”. Это было нечто, что принято называть “мягким предложением”, и эта терминология вызвала у Элизабет изумление — она смеялась и качала головой.

Правда, временами ее охватывало какое-то неясное беспокойство.

Это продолжалось до тех пор, пока Адриан не вошел в офис на четырнадцатом этаже, его мускулистая шея была покрыта красными пятнами — он был разгневан.

— Прочтите, — сказал он, указывая на помеченную им колонку в “Уолл-стритджорнэл”. Элизабет прочла статью.

— Я.., я не понимаю, Адриан. Вы говорили мне, что сделка с “Белл-Хэйверсон” должна быть дружеской акцией.

— Так оно и было. По крайней мере подразумевалось именно это.

— Но они нашли “белого рыцаря”?

— Да, — ответил он с раздражением, едва не брызгая слюной. — Право же, это черт знает что, безумие какое-то! Такое впечатление, будто они.., ну ладно, черт с ним, забудем об этом!

— Так нам не видать этой компании?

— Вы что, не слушали меня, Элизабет?

Он взъерошил пальцами свои черные волосы.

— Простите. Нет, мы ее не получим. Но не стоит ломать из-за этого голову и убиваться. С этим все кончено, прежде чем началось. А хотите узнать, кто их спас?