Через вселенную - Рэвис Бет - Страница 33

— Давай, — говорит она.

И эта ее улыбка для меня куда прекраснее, чем звезды.

31

Старший ведет меня в сад, раскинувшийся за зданием Больницы, тот самый, который я видела утром, на пробежке. Я не заметила, как он красив — тогда у меня перед глазами стояли одни только стены, окружавшие его. Но на самом деле он просто чудесный. В нем есть что-то дикое, словно все здесь выросло само по себе, при этом есть дорожки, клумбы и совсем нет сорняков — знак того, что к созданию этого чарующего маленького хаоса приложил руку умелый садовник.

— Что это?

— Статуя Старейшины времен Чумы.

— Значит, каждого нового командира на корабле все зовут просто Старейшиной? — Он кивает. — По-дурацки как-то. Они же все перепутаются. И сколько всего было Старейшин?

— Я… эээ… не знаю.

Гляжу статуе в лицо. Она не вырезана из камня. Наверное, отлита из бетона или чего-то похожего. Естественно. Откуда им тут взять камень? Они же не могут просто выкопать его из земли.

На голову мне падает капля воды. На одно отчаянное мгновение, посмотрев вверх, я ожидаю увидеть тучи. Дождь мне всегда нравился, но только не с металлического потолка; кажется, корабельная версия дождя меня не устроит. Еще одно напоминание о том, как насквозь фальшиво все на борту «Годспида». Ни туч, ни темного неба, расчерченного молниями. Когда на «Годспиде» идет дождь, вода просто льется из разбрызгивателей на потолке. Пробую одну каплю на вкус. Она прохладная, прямо как настоящий дождь, но вкус у нее слегка застоялый, переработанный, и еле заметно отдает машинным маслом.

«Дождь» не проливной, всего несколько капелек, так что я продолжаю идти по дорожке к статуе.

— Не ожидала, что у вас тут бывает дождь.

Старший улыбается странной полуулыбкой, больше похожей на усмешку.

— Что?

— Ты забавно разговариваешь, — объясняет он. Какая ирония, мне-то как раз его слова кажутся забавным «ты-збан-раз-гварьш».

— Ха! Это у тебя акцент дурацкий!

— Ак-цЭнт ду-рАц-кЫй, — передразнивает он. Я показываю ему язык, но сама тоже смеюсь.

Несколько капель падают на лицо статуи и сбегают по щекам, словно слезы, оставляя за собой темные дорожки. Я морщусь. Лицо не такое четкое, как можно было ожидать. Такое ощущение, будто его побило непогодой.

— Когда была Чума?

— Не знаю, — отвечает Старший, отходя от статуи. — Надо будет уточнить. Почему ты удивилась, что у нас есть дождь?

— Понимаешь… — я произношу это очень четко и растягиваю, подчеркивая акцент, в наличии которого меня обвинил Старший. Он улыбается шире. — Просто… это ведь на самом деле не дождь. Зачем было делать похоже? Могли бы просто сами поливать цветы из пульверизаторов.

Старший пожимает плечами.

— Это было в изначальной конструкции корабля. — Он замолкает, а потом бормочет под нос: — Биолаборатория…

— Что?

— Я видел в Регистратеке старые чертежи корабля. Изначально уровень фермеров назывался «лабораторией биологических исследований». Мне тогда не пришло в голову, но… Погоду у нас планирует Старейшина. Получается имитация разных погодных условий, с которыми мы можем столкнуться на Центавра-Земле. Схема меняется примерно раз в пять лет. В прошлый раз… в прошлый раз дождь шел раз в месяц. Ученым пришлось помогать фермерам изобретать новые методы орошения. А… — Он так глубоко задумался, что почти забыл обо мне, о том, что я его слушаю. — Когда я был маленький, дождь шел часто. Я помогал копать дренажные канавы. Пастбища постоянно заливало. Еще Старейшина иногда заставляет нас менять всю почву — добавлять или убирать какие-нибудь минералы.

Он поднимает взгляд, но по-прежнему не видит меня.

— На самом деле уровень фермеров — это биолаборатория для исследования возможных условий на Центавра-Земле. В Регистратеке записывают все новые способы борьбы с обстоятельствами. Хотя нет… это не обстоятельства. Это работа Старейшины. Это входит в его обязанности…

— Значит, и в твои, правильно? — вмешиваюсь я. — Ты ведь будешь следующим Старейшиной. — Мне хочется спросить: «Почему он сам не рассказал тебе все это?» Но, наверное, это не самый уместный вопрос. К тому же Старший и так читает его у меня на лице. Он сворачивает на тропинку, ведущую к пруду, и мне ясно: он не знает ответа. Как и у меня, у него есть одни только вопросы.

Я следую по тропинке за ним. По сторонам сгущаются пышные, цветущие кусты гортензии.

Дождь усиливается. Он льет ровно и методично, но все-таки настолько похоже на настоящий дождь, что я откидываю голову, чтобы капли падали на закрытые веки, и позволяю себе притвориться.

— Эта ваша система Старейшин… не понимаю, как она работает.

— А что?

Мы останавливаемся возле пруда, напоминающего размером бассейн у меня в школе. Дальше по дорожке парень с девушкой, смеясь под дождем, плюхаются на скамейку.

— Он — человек жестокий. Его, наверное, слушаются только из страха. — Не хочу вслух признавать, что он и меня запугал, но, кажется, Старший и сам догадывается.

— Старейшина — очень хороший лидер. Я не всегда согласен с ним и с его методами, но они действуют. Этого ты отрицать не можешь.

— Старик — просто диктатор, вот и все, — бормочу я и вдруг замечаю, что Старший усмехается. — Что?

— Мне нравится, что ты называешь его «старик». Большинство людей тут готовы ноги ему целовать.

— Мне он показался козлом. Нет, не просто козлом. Если честно, то редкостным подонком. Я понимаю, он у вас главный, и все дела, но он реально хотел меня убить.

— Может, он и не решился бы выбросить тебя с корабля.

— Да ну?

Старший изучает взглядом цветы у наших ног.

— Ну, может быть. Да. Наверное, решился бы.

Крупным, похожим на тигровые лилий красно-оранжевым цветам, что растут по краю бассейна, достается от меня ботинком.

Парочка на скамейке распалилась не на шутку. Одной рукой парень залез девушке под рубашку, другой — в штаны. Проследив за тем, куда я смотрю, Старший уперся взглядом прямо в происходящее.

— Старейшина говорил, что скоро начнется Сезон.

— Значит, это — Сезон? На людях так себя не ведут. — По крайней мере, раньше не вели. Так вот что получается, когда набиваешь на один корабль кучу людей, или, может, я просто ханжа с устаревшими взглядами?

Старший не смотрит в сторону парочки на скамейке, он смотрит на меня. Дождь льет все сильнее, и я уже подумываю о том, чтобы вернуться в здание, но мне до странности нравится это чувство, будто дождь привязывает меня, роднит с этим местом. Хоть я и знаю, что дождь — подделка, все же ощущения от него, как от настоящего, а мне сейчас отчаянно нужно хоть что-нибудь настоящее.

32

Сидящие на скамейке невдалеке от нас парень с девушкой используют дождь как предлог для того, чтобы избавится от одежды. Он срывает с нее рубашку, и она выгибает спину, прижимаясь к нему.

— Гадость какая, — говорит Эми.

Хоть эта парочка и наводит на кое-какие идеи, я все же не хочу обсуждать Сезон. Мне хочется знать, чем ограничивается ее ненависть к Старейшине — человеком или должностью.

— Он не так ужасен, — начинаю я. — Старейшина — все же хороший командир. — Делаю шаг в ее сторону. — Да, я знаю, он может и надавить, зато все на борту дружно трудятся и счастливы.

Эми фыркает.

— И ты, значит, тоже будешь ненавидеть всех, кто от вас отличается?

— Тебя я никогда не буду ненавидеть!

Именно ее необычность — рыжие волосы, культура Сол-Земли, то, как она отказалась слепо повиноваться Старейшине, — больше всего заставляет меня ею восхищаться.

Дождь уже превратился в ливень, но нам обоим все равно. Эми смотрит на меня выжидающе, словно хочет доказательств, что я не Старейшина.

Вместо этого я, протянув руку, вытаскиваю кисти, которыми она завязала волосы в пучок. Красным всполохом волосы струятся вниз, а потом дождь наливает водой тяжелые локоны, и они темнеют настолько, что кажутся почти каштановыми, как у меня. Почти. Я заправляю одну из оранжево-золотых нитей ей за ухо. Она вздрагивает, когда я касаюсь ее кожи кончиками пальцев.