Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ - Мелехов Андрей Михайлович - Страница 48

Раб-киликиец злобно зашипел и заставил Лейтенанта вновь спрятать голову под капюшон. Пославший за ним префект гвардии, по-видимому, не хотел, чтобы появление модного гладиатора привлекло к себе внимание довольно большой для такой жары толпы жителей и «гостей столицы». Прохожие удивили Ретиария своей разношерстностью: облаченные в расшитые золотом тоги состоятельные люди с упитанными лицами никогда не знавших голода буржуев мирно соседствовали с одетыми в грязные белые хитоны простолюдинами. Богачей сопровождали свиты рабов, несущих опахала и кувшины с водой, а также «клиентов» — то есть подхалимов, живущих подачками и покровительством своих более состоятельных «патронов». Поскольку в Риме даже очень влиятельному человеку считалось зазорным не помнить имени когда-то встреченного гражданина, за некоторыми из них ходили специальные секретари с восковыми дощечками. Они были нужны, чтобы при случае напомнить своему хозяину об имени очередного прохожего, решившего набраться наглости и выразить свое уважение к известной персоне. Сегодня секретари нервничали, так как от жары воск на табличках растекался и спасти носители информации можно было лишь регулярно поливая их холодной водой из уже упомянутых кувшинов. Удивился Лейтенант и пестроте прохожих: наверное, такое разнообразие нарядов и лиц можно в наши дни увидеть где-нибудь на улицах Лондона, Парижа или Нью-Йорка. У него сложилось впечатление, что не менее четверти зевак прибыли в столицу империи с Востока, а еще четверть — из Африки. То и дело сквозь толпу пробирались рабы с носилками, снабженными тентами. Некоторые пассажиры отгораживались от прохожих шторками. Другие, по случаю лета, предпочитали хоть какое-то движение воздуха и являли миру свои лица — белые и смуглые, мужские и женские, бритые и бородатые, красивые и, прямо скажем, не очень. Даже у очень молодых людей часто были испорченные зубы. «Прямо как в СССР!» — с удивлением подумал Лейтенант, вспомнив и свои визиты к московским дантистам.

Вскоре, к большому облегчению нашего героя, раб-киликиец, молча кивнувший охране из числа преторианцев, провел его в тенистые лабиринты Палатина. Попетляв между многочисленными новостройками дворцов и храмов, небольшими парками и фонтанами, они остановились у ничем не примечательной железной двери. Она, как оказалось, вела в глубокий погреб. Лестницу освещали несколько факелов. В прохладном мерцающем полумраке Ретиарий разглядел амфоры с вином, мешки с мукой, корзины с овощами и фруктами. Пахло сыростью, мышами и пряностями. В глубине помещения стояла скамья, на которой сидел лысоватый человек лет сорока с аскетическим лицом и светло-голубыми глазами. По-видимому, мужчина на скамейке был полон энергии, так как ему с трудом удавалось сохранять вальяжную позу. Такая, как успел подметить Лейтенант, отличала римских аристократов и иных жителей империи, обладавших деньгами и властью. Подобная вальяжность отличала представителей партийно-хозяйственной номенклатуры и много веков спустя.

Не представившись, Голубоглазый слегка искривил тонкие губы в неестественной улыбке и произнес высоким, почти женственным голосом:

— А вот и наш герой! Сюда, на свет, молодой человек! Снимайте плащ, от меня прятаться не надо! А ты, — это было сказано рабу-киликийцу, — иди, любезный! Подождешь на улице! Да не болтай!

Последнее, в связи с отсутствием у киликийца болтательного органа, было, скорее всего, шуткой. Очевидно, плешивый обладал своеобразным чувством юмора. Лейтенант снял плащ и невольно поежился от сырости подземелья. Впрочем, после невыносимой римской жары сейчас он испытывал облегчение.

— Вблизи вы еще выше, чем на арене! — оценил его обладатель пронзительных, слегка навыкате голубых глаз. — У вас там, в Скифии, все такие крепкие ребята? Или вы исключение?

— Я, ваша милость, ничем не лучше многих других атлетов в моей стране! — совершенно искренне ответил Лейтенант, в свою очередь разглядывая Голубоглазого. Тот был небольшим, но физически сильным человеком. Под белоснежным хитоном угадывались мускулистые запястья и выпуклая грудь борца. — Многие из моих сверстников способны на гораздо большие достижения!

— Знаю, знаю! — с одобрением отозвался собеседник, улыбаясь в этот раз гораздо искреннее, чем в начале разговора, и продолжил заговорщицким тоном: — Приходилось бывать в ваших местах! И Борисфен видел, и Тавриду, и далекое северное море!

И неожиданно подмигнул. Впрочем, возможно, это он просто так моргнул из-за мерцающего света и сажи от факелов, пропитанных чем-то похожим на нефть.

— У вашего народа большое будущее! — тем же тихим голосом очень убежденно сказал Голубоглазый, кривя тонкие губы в знающей улыбочке.

Почему-то стало ясно, что он придает сказанному большое значение. По какой-то причине префекта гвардии волновали исторические судьбы нынешнего населения Причерноморья. Лейтенант на всякий случай кивнул и поклонился:

— Благодарю за добрые слова, мой господин! Надеюсь, что я, ничтожный, смогу отблагодарить вас за снисхождение! — так Лейтенант намекнул Голубоглазому, что пора бы перейти к делу.

Его собеседник намек понял и, оценив то, с каким тактом это было сделано, одобрительно кивнул головой. У Лейтенанта складывалось впечатление, что он попал на собеседование. Как будто кадровик в чине полковника старался составить о нем первое впечатление. Судя по всему, лысоватый дядька с сильными руками и массой энергии пока не разочаровался увиденным.

— Что вас успел сказать Недобитый? — вдруг спросил Голубоглазый.

— Ничего, мой господин! — искренне ответил Лейтенант. — Разве что предостерег от ждущих меня в Риме соблазнов!

Его собеседник одобрительно покивал головой:

— Старик прав! Великий Рим подвергается агрессии пострашнее военной! Тлетворное влияние Востока развращает нашу молодежь и когда-нибудь погубит нацию! А греческие декаденты со своими половыми извращениями и демократическими идеями будут пострашнее, чем орды германцев или парфянское войско! Впрочем, именно парфяне и мутят воду, засылая к нам своих развратителей! Именно им невыгоден здоровый и сильный Рим! Понимаете, Ретиарий? Всем этим заезжим жрецам Изиды, Зороастра и Яхве, тайком склоняющим наших граждан забыть о своих собственных богах, платит могущественная сверхдержава Востока!

Лейтенант неуверенно кивнул головой. Ему пока было трудно понять озабоченность Голубоглазого действиями зарубежных проповедников, но уничижительные комментарии о греческих демократах ему не понравились. Нечто подобное доводилось слышать в иной реальности — от советских военных и партийных ретроградов.

— Проклятый парфянин Вологез, — продолжил тему Голубоглазый, — у которого не хватило сил честно победить римские легионы в бою, рассчитывает исподволь истребить нашу волю к победе! Думает, это поможет им посадить своего человека на армянский трон! Не тут-то было!

— Да, патрон, вы абсолютно правы! Этот красавец Тиридат все равно примет свою корону из наших рук! И за нею ему придется приехать сюда, в Рим!

Ретиарий вздрогнул, услышав голос вдруг оказавшегося за его спиной человека. Этот оказался гораздо моложе Голубоглазого. Пожалуй, ему можно было дать лет двадцать пять.

У него было смазливое лицо с пунцовыми женскими губами, легко возникающей белозубой улыбкой и влажными карими глазами. Судя по всему, обладатель приятного баритона редко получал по морде, мог вывернуться из всякой передряги и без мыла забраться в любое тесное отверстие. Одним словом, он поразительно напоминал представителей бравой когорты освобожденных комсомольских работников XX века. Наш герой, мысленно подивился тому, как его отравленный плазмодиями мозг спроецировал недобрые впечатления о советских реалиях на бред с древнеримским уклоном.

— А насчет смазливой морды, — тихо поддержал его Голубоглазый, — так ведь судьба может и наказать! Найдется кто-нибудь, да плеснет ему зелья в тарелку с супом!

— Ага! Или в чашу с пивом! — поддакнул похожий на комсомольца патриций с наглыми глазами. — Так, что всю харю прыщами обнесет — как у прокаженного! Узнает, националист чертов, как Родину любить! Тогда ему и Восток не поможет! До самой смерти будет собственных детей пугать!