Путешественник - Дженнингс Гэри - Страница 35

– Орудуй только большим, указательным и средним пальцами правой руки, – тихим голосом предостерегал меня отец. – Пальцы левой руки арабы считают непристойными, потому и используют их для того, чтобы над кем-нибудь поглумиться. Кроме того, сидеть надо только на левом бедре, брать тремя пальцами небольшие порции еды, хорошенько пережевывать пищу и не смотреть на своих приятелей во время трапезы, в противном случае ты поставишь их в неловкое положение, что заставит остальных потерять аппетит.

Как я постепенно узнал, то, как арабы пользуются своими руками, – это целая наука. Если во время разговора араб поглаживает бороду, самую драгоценную свою собственность, а затем клянется ею, то его слова правдивы. Если он касается указательным пальцем глаза, это знак того, что он согласен со словами собеседника или признает его власть. Если кладет руку на голову, то клянется, что головой ответит за неповиновение. Однако если араб проделывает все эти жесты левой рукой, он просто смеется над вами, а уж если он коснется ею собеседника – то это самое ужасное оскорбление.

Глава 3

Когда несколько дней спустя мы выяснили, что командир крестоносцев находится в городском замке, то отправились засвидетельствовать ему свое почтение. Внешний двор замка был полон рыцарей, принадлежащих к разным орденам: одни просто неспешно прогуливались, другие играли в кости, спокойно беседовали или ссорились, а еще, несмотря на раннее время, нам попалось несколько пьяных. Казалось, никто не собирался бросаться в битву с сарацинами. Больше того, не похоже, чтобы хоть кто-то жаждал этого или сожалел, что у него нет такой возможности. Когда отец объяснил цель нашей миссии двоим сонным рыцарям, охраняющим замковые ворота, они ничего не сказали, а лишь кивнули головой в знак того, что мы можем войти. Оказавшись внутри, отец рассказал о нашем деле какому-то лакею, который проводил нас вперед и передал другому. Таким образом, из одного зала мы следовали в другой, пока нас не ввели в комнату, увешанную боевыми знаменами, где попросили подождать. Спустя некоторое время вошла дама. Лет тридцати, не то чтобы миловидная, но очень воспитанная и обходительная. На голове у нее была золотая корона. Дама обратилась к нам по-французски с сильным кастильским акцентом:

– Я принцесса Элеонор.

– Никколо Поло, – представился отец, отвешивая поклон. – А это мой брат Маттео и мой сын Марко. – И в шестой или в седьмой раз он рассказал, почему просил аудиенции.

Дама произнесла с изумлением и даже легкой опаской:

– Вы собираетесь в Китай? Боже, надеюсь, мой супруг не надумает отправиться с вами. Он вообще-то любит путешествовать да к тому же испытывает отвращение к этой мрачной Акре.

Дверь в комнату снова отворилась, и появился мужчина примерно такого же возраста, что и принцесса.

– Вот и он. Принц Эдуард. Мой дорогой, это…

– Семейство Поло, – произнес он бесцеремонно с английским акцентом. – Вы прибыли на судне, которое привезло крестоносцам припасы. – На принце тоже были корона и плащ, украшенный крестом госпитальеров. – Чем я могу помочь вам? – Он сделал ударение на последнем слове, словно мы были просителями из длинной очереди подающих апелляцию.

В седьмой или восьмой раз отец снова все объяснил, заключив:

– Мы просто просим ваше королевское высочество представить нас главному прелату, начальствующему над всеми капелланами крестоносцев. Мы хотим обратиться к нему с просьбой отпустить с нами на время некоторых из его священнослужителей.

– По мне, так можете забрать их всех. А заодно и всех крестоносцев. Элеонор, моя дорогая, не попросишь ли ты его преподобие присоединиться к нам?

Стоило принцессе покинуть комнату, как дядюшка дерзко сказал: – Ваше королевское высочество, а вы, кажется, не слишком-то довольны этим Крестовым походом?

Эдуард скорчил гримасу.

– Одно несчастье за другим. Наша последняя надежда была на то, что этот поход возглавит благочестивый Людовик Французский, поскольку тот уже добился успеха в предыдущем походе, но он заболел и умер на пути сюда. Его место занял брат, но Карл всего лишь политик и ведет бесконечные переговоры. Какой уж из него полководец. Увы, каждый христианский монарх, оказываясь втянутым в эту неразбериху, преследует лишь свои собственные интересы, а не интересы христианства. Так стоит ли удивляться тому, что рыцари стали такими равнодушными и утратили былые иллюзии?!

На это отец заметил:

– Да уж, те, которых мы встретили возле замка, не выказывали особого энтузиазма.

– Чтобы от этого похода был хоть какой-то толк, я вынужден изредка совать нос в их девственные постели, чтобы заставить рыцарей совершить вылазки против врага. Однако сии доблестные воины – поразительные сони. Недавно ночью они сладко спали, в то время как сарацинские ассасины проскользнули мимо часовых прямо в мой шатер, можете себе представить? А я не имею привычки прятать меч под одеялом. Мне пришлось схватить подсвечник и заколоть ассасина его острием. – Принц глубоко вздохнул. – Поскольку надеяться мне не на кого, я вынужден сам искать выход из положения. Я лично обратился к послу монголов, надеясь заручиться его поддержкой и заключить союз против нашего извечного врага – мусульман.

– Так вот оно что, – сказал дядюшка, – а мы-то удивлялись, когда встретили парочку монголов в городе.

Отец с надеждой в голосе произнес:

– Тогда наша миссия прекрасно согласуется с целями вашего королевского…

И в этот момент дверь снова отворилась: вернулась принцесса Элеонор, ведя за собой высокого и довольно толстого человека, одетого в богато расшитый далматик. Принц Эдуард представил нас друг другу:

– Преподобный Теобальд Висконти, архидиакон Льежский. Этот добрый человек пришел в отчаяние от неверия его собратьев во Фландрии и испросил у Папы должность легата, чтобы сопровождать меня сюда. Тео, эти люди – почти что твои земляки, поскольку живут неподалеку от твоей родной Пьяченцы. Поло прибыли из Венеции.

– Да, конечно, i Pantaleoni, – сказал старик, назвав нас презрительным прозвищем: так обращались к венецианцам жители других соперничающих городов. – Вы здесь для того, чтобы продолжить с язычниками свою подлую торговлю во благо Венецианской республики?

– Ну хватит, Тео, – сказал принц, который выглядел сбитым с толку.

– Действительно, Тео, – сконфузилась принцесса. – Я же объяснила вам: эти господа здесь вовсе не для того, чтобы торговать.

– Тогда для каких же иных прегрешений? – спросил архидиакон. – Я никогда не поверю, что венецианцы способны делать хоть что-то, что не принесет пользу Венеции. Льеж – большое зло, но Венеция столь же печально известна в Европе, как и Вавилон. Это город алчных мужчин и распутных женщин.

Казалось, он уставился прямо на меня, словно знал о моих недавних приключениях в этом Вавилоне. Я уже приготовился было защищаться, возразив, что никогда не был алчным, но отец заговорил первым. Тон его был умиротворяющим.

– Возможно, наш город действительно пользуется такой славой, ваше преподобие. Tutti semo fatti de carne[103]. Но мы путешествуем не по поручению венецианского дожа. Напротив, нас послал великий хан монголов, и если мы выполним его просьбу, это может обернуться на пользу всей Европе и Святой Церкви.

И отец подробно объяснил, почему Хубилай просил прислать ему миссионеров-священников. Висконти позволил ему высказаться, а затем надменно спросил:

– Но почему вы обращаетесь ко мне, Поло? Я всего лишь член монашеского ордена, я даже не посвящен в духовный сан.

Этот человек даже не пытался быть вежливым, и я очень надеялся, что отец осадит его. Но он всего лишь сказал:

– Вы занимаете очень высокое положение, будучи папским легатом в Святой земле.

– Папы в настоящее время нет, – резко возразил Висконти. – И пока его выбирают, какое я имею право направлять сотню христианских священников в далекие неизвестные земли по прихоти варвара-язычника?