Импульс - Коултер Кэтрин - Страница 10

— Да, это твоя кровь, по крайней мере большая ее часть. Можешь купить мне новый костюм. Ну что, живой?

— Скорее да, чем нет. Боль адская, а после этого обезболивающего, которое вколол мне Хэймс, кажется, будто мозги превратились в сахарную вату. Что произошло? Как Доминик? Как?..

Меркел поднял руку.

— Я лучше позову мистера Джованни. Он расскажет тебе все, что сочтет нужным. — Меркел встал и кивнул лежащему Маркусу. — Ты же сам знаешь, какой он, — добавил Меркел.

И Маркус закрыл глаза. Да, он знал, каков Доминик Джованни. Скорее всего он знал не больше любого другого смертного. Маркус отчетливо помнил тот октябрьский день, два с половиной года назад, в 1987-м, когда ему наконец под покровительством Таможенной службы США и «своего» человека, Росса Харли, удалось добиться встречи с Джованни. Маркусу никогда в жизни не было так страшно, но в то же время он был настроен решительно. Доминик казался таким человечным, таким обаятельным во время рассказа о курорте Порто-Бьянко. Он был остроумным, образованным джентльменом, таким он оставался и по сей день. А еще Доминик мог быть страшным занудой.

В тот вечер Маркус так и не увидел Доминика. Он всеми силами пытался побороть сон, но снова отключился и проснулся, когда уже стемнело. Его мучила жажда, и тупая боль время от времени глухо отдавалась в спине. Маркус выругался, но это не помогло. До него донесся какой-то шорох, и он увидел, что рядом с кроватью стоит Паула, держа в руке стакан воды.

— Вот, — проговорила она. — Выпей это.

Он с благодарностью пил воду, думая при этом, что, возможно, Паула вовсе не такая уж плохая.

Но Маркусу пришлось быстро изменить свое мнение после того, как она через секунду произнесла:

— Хватит с тебя, Маркус. Доктор Хэймс предупредил меня, что ты первым делом захочешь пить. А теперь, я думаю, самое время воспользоваться бутылкой для мочи. Он наказал не выпускать тебя из постели, иначе рана откроется и снова начнет кровоточить.

Маркус наблюдал за ней, не произнося ни слова, когда она протягивала ему чистый сосуд — любой нормальный человек принял бы его за пустую винную бутылку. Он посмотрел на него, затем снова перевел взгляд на молодую женщину.

Паула, улыбнувшись, откинула одеяло, и Маркус почувствовал, как ее ладонь легонько скользнула вниз по спине, затем провела по ягодицам.

На мгновение Маркус закрыл глаза.

— Паула, пожалуйста, не надо. Я хочу воспользоваться этой бутылкой. Позови ко мне Меркела. У меня ничего не получится, если ты будешь стоять рядом.

Пальцы Паулы скользнули у него между ног, и Маркус почувствовал, что она затаила дыхание.

— Тогда, возможно, чуть позже, — проговорила Паула и засмеялась. — Ты красавчик, Маркус, настоящий красавчик.

Паула оставила одеяло лежать у него в ногах, и Маркус осознал, что у него даже нет сил изогнуться и натянуть его обратно. Он уже собирался закричать, но онемел, заслышав громкий хохот Меркела.

— О Господи, голозадый! Что с тобой сделала Паула? У тебя и лицо, и задница красные! Я и не думал, что ты можешь так меня развеселить…

Меркел снова захохотал, его огромный живот так и колыхался от смеха. Маркус вздохнул. Вот уже пятнадцать месяцев он пытался добиться от Меркела живого, непосредственного смеха. Маркус испробовал всякие шутки и розыгрыши, но все напрасно. А сейчас он не делал ничего особенного — просто лежал на животе задницей кверху — а Меркел почти что бился в истерике.

Однако Маркусу отнюдь не было весело. Плечо разрывалось от боли, накатывали приступы тошноты, к тому же он чувствовал себя последним ослом. И еще Маркусу хотелось облегчиться. Он попытался приподняться, и хохот Меркела затих, по крайней мере, на какое-то время.

Несколько минут спустя Меркел передал бутылку одному из мальчиков-слуг со смиренным лицом, и тот взял ее, не произнеся ни слова. Когда Маркус перевернулся обратно на живот, обернув одеяло вокруг спины, Меркел опять захихикал:

— Тебе повезло, что наш старый приятель Делорио не вломился сюда, когда Паула развлекалась с тобой. Его бы хватил удар. Он бы во всем обвинил тебя, хотя любому дураку понятно: явись сюда эта миниатюрная блондиночка, Джоэнни Филдз, ты и то вряд ли пошевелился бы. — Он снова захохотал, мысленно представив себе эту сцену и придя в неописуемый восторг.

— Мог бы оставить хотя бы трусы.

— А их на тебе и не было. Ты что, не помнишь? Только обрезанные джинсы и футболка. Хэймсу было все равно. Прийти сюда и увидеть тебя, лежащего с голым задом! — Снова раздался гогот, и Маркус стиснул зубы, сожалея о том, что когда-то давал себе клятву выжать смех из этой чертовой безмолвной каменной глыбы.

— Итак, мой мальчик, я смотрю, тебе наконец удалось рассмешить Меркела. Великое достижение, и, должен добавить, немного неожиданное, если учитывать твое нынешнее состояние.

Как только Доминик вошел в спальню, Меркел сразу же замолчал. Он уважительно вытянулся по стойке «смирно» и придал лицу отсутствующее выражение.

— Если только, конечно, Меркел смеялся не потому, что он тайный садист и ему нравится видеть тебя поверженным.

— Сэр, разумеется, нет! Что вы, я…

— Я знаю, Меркел, — перебил его Доминик. — Оставь нас наедине. Двое из наших охранников еще окончательно не пришли в себя. Проверь, как они, и позаботься о том, чтобы Лэйси помог им скорей вернуться к своим обязанностям. Ах да, насчет голландцев. Думаю, пусть посидят еще немного в сарае для инструментов. Мне бы хотелось подождать до тех пор, пока наш герой дня, Маркус, сможет вместе со мной допросить их. Пусть Дюки даст им поесть, но не слишком много.

— Слушаюсь, сэр, — проговорил Меркел и удалился, даже не взглянув на Маркуса.

— Хороший солдат, — произнес Доминик рассеянно, глядя вслед Меркелу. — Да, мой мальчик, ты мог бы выглядеть и получше. С другой стороны, ты с тем же успехом мог оказаться на том свете, что не доставило бы мне ни малейшего удовольствия. Сейчас голова работает нормально?

— Вполне. Расскажите мне, что произошло. Я думал, что с Корбо и Ван Весселом вы уже обо всем договорились. Кто эта женщина, Тюльп? Она была у них лидером — я почувствовал это сразу же, как только увидел ее. Что она вам говорила?

Доминик ласково улыбнулся и поднял узкую красивую руку в останавливающем жесте.

— Я все расскажу, ты только расслабься.

Маркус наблюдал за тем, как Доминик Джованни опустил свое аристократическое худое тело в кресло, в котором еще недавно сидели Паула и Меркел. И благодаря ему обыкновенное кресло стало выглядеть, как трон… Странно, но было что-то такое в Доминике: он знал вещи и умел подгонять их под себя. Рука Доминика была забинтована, и сейчас он был одет в рубашку с короткими рукавами и чистые белые брюки. Доминик казался обходительным и вполне спокойным, несмотря на бойню, разыгравшуюся на острове, в результате которой он оказался ранен, охранники отравлены газом, а сделка прогорела. В пятьдесят шесть лет Доминик выглядел значительно моложе. Крепкие кости, подумал Маркус, разглядывая его. И мышцы в отличной форме — пример для мужчины любого возраста. Коко в ненавязчивой французской манере настаивала на том, чтобы Доминик оставался всегда подтянутым. Бледно-голубые бездонные глаза, от которых, казалось, ничто не ускользало. Когда-то черные волосы были слегка тронуты сединой, отчего он казался еще более всемогущим, еще более загадочным. Маркус молчал, зная, что Доминик заговорит только тогда, когда сам сочтет нужным. Он заставил себя быть терпеливым, попытался расслабиться и перестать сопротивляться накатывающим волнам боли. Маркус прекрасно знал, что, напрягая мышцы, он только делает себе хуже. Внезапно ему вспомнился тот первый раз, когда он поверил в безграничную человечность Доминика. Тогда тот демонстрировал Маркусу собранную коллекцию живописи. Доминик напоминал гордого отца, хвалящего детей, и Маркус чуть не позабыл о том, кто он есть на самом деле. Маркус прогнал воспоминание прочь.

— Делорио вернулся? — спросил он наконец.