В память о Саре - Муни Крис - Страница 16

— Что? Что ты сказал?

— Я не могу дать вам того, чего у меня нет. Я не могу вернуть вам дочь, и я не могу забрать у вас вину, которую вы испытываете оттого, что разрешили Саре самой подняться на гору.

Когда Майк пришел в себя, Тугодум Эд с напарником прижимали его к полу, а в нескольких шагах от него изломанной куклой неподвижно лежал Джоуна, распухшее лицо которого кровоточило и стало неузнаваемым. Каким образом он сумел так изувечить Джоуну, Майк не понимал до сих пор…

Зазвонил мобильный телефон, и его громкое чириканье нарушило мертвую тишину, изрядно напугав Майка. Он забыл отключить звонок и переключить телефон в режим вибрации. Он сорвал телефон с пояса, чтобы отключить, но тут же спохватился, подумав, что это может быть его офицер по надзору за условно-досрочно освобожденными лицами, и решил ответить.

— Алло, — прошептал Майк.

— Если ты прямо сейчас сойдешь с крыльца, я постараюсь забыть о том, что видел тебя, — сказал Тугодум Эд.

Майк оглядел темную улицу в поисках патрульной машины.

Тугодум Эд продолжал:

— Считаю до десяти. За это время ты должен успеть добежать до своего грузовичка.

— Он ходил сегодня исповедоваться к отцу Коннелли, — прошептал Майк. — Ты же католик. Ты понимаешь, что это значит.

— Десять.

— Меррик допрашивал его?

— Девять.

— Эд, не делай этого.

— Восемь… семь…

ГЛАВА 11

Папочка, ты мне нужен.

По погруженному в темноту дому прошелестел голос Сары.

— Папочка, пожалуйста.

Майк откинул простыни и выскочил в коридор. Отворив дверь в комнату Сары, он обнаружил, что она залита солнечными лучами. Сара лежала на кровати, с головой укрывшись одеялом. Он заметил, что дом стоит на льдине, которая тянулась на много миль во все стороны. Лед выглядел толстым, он мог без проблем выдержать вес дома.

Одна из подушек Сары валялась на полу. Он поднял ее и увидел, что в окно заглядывает какая-то женщина.

Это была его мать.

— Никогда нельзя полагаться на крепость льда, Майкл, — сказала она. — Ты считаешь себя в безопасности, а лед иногда ломается без видимой причины. Стоит тебе соскользнуть под воду, и уже не имеет значения, хорошо ты плаваешь или нет. Намокшая одежда утянет тебя на дно, и ты утонешь.

Сара спросила:

— Почему ты не обращаешь на меня внимания?

Майк отдернул одеяло. Он не видел ее лица, но слышал, как она заплакала, не в силах успокоиться. И тогда он положил подушку ей на лицо и надавил, а его мать стала напевать композицию «Битлз» «Неизвестно, что будет завтра», которую пела всегда, когда была расстроена…

Он проснулся. Сердце гулко колотилось в груди.

Кошмар еще не отступил, но лицо Сары вновь ускользало от него. Он крепко зажмурился, стараясь дышать глубоко и ровно, и устремился за ней в погоню. Фанг, сто тридцать фунтов живого веса, спокойно похрапывал на второй половине королевской кровати, на том месте, где раньше спала Джесс. Иногда Сара втискивалась между ними, когда ей снились кошмары. А воображение у нее было очень богатое. Каким-то образом ей удавалось убедить себя, что под кроватью у нее притаились чудовища и что единственный способ избавиться от них — включить фонарь и на всю ночь оставить его под кроватью. Майк ясно видел ее тело, закутанное в простыни, а рядом лежал фиолетовый плюшевый мишка из серии «Бини Бэйби», с которым дочка не расставалась ни на секунду. Фиолетовый был ее любимым цветом. Однажды она высыпала целую пачку красновато-лилового «Кул эйда» в стиральную машину с белым бельем, потому что хотела, чтобы вся ее одежда стала фиолетовой. Сара сунула бутерброд с арахисовым маслом в приемное гнездо видеомагнитофона. Сара просунула руку сквозь спинку колыбельки и заграбастала его маркеры, лежавшие в ящике стола, и он видел, как она стоит в своей кроватке, показывая на стену, где был нарисован спичечный домик, раскрашенный в коричневый и фиолетовый цвета, а вокруг растет трава и светит зеленое солнце. Но вот лица дочки он по-прежнему разглядеть не мог, и это наполняло его сердце ужасом.

Майк открыл глаза и уставился в потолок.

— Я не забыл тебя, маленькая, — сказал он пустой комнате. — У папочки просто стало плохо с памятью.

Папочка.

Зазвонил телефон. Майк подскочил на месте, повернулся и взял трубку, лежавшую на прикроватной тумбочке. Фанг вскинул голову, сонно поглядел на него и зевнул во всю пасть.

— Алло!

— Я собираюсь умереть в мире, — прошелестел Джоуна. — И этого тебе у меня не отнять, понял? Ни тебе, ни полиции, ни прессе. И держись от меня подальше, иначе на п от раз я упеку тебя за решетку.

Джоуна повесил трубку.

Майк рывком отдернул руку от уха и уставился на телефон, словно тот был змеей, готовой укусить. Он начал бы-ло набирать «*69» [5], но потом остановился.

Условия запретительного судебного постановления были недвусмысленными: никаких контактов вообще, включая телефонные звонки. Если он сейчас перезвонит Джоуне, тот обратится в полицию, а полиция, в свою очередь, свяжется с телефонной компанией, которая предоставит им запись звонка Майка. И не имеет значения, что Джоуна позвонил ему первым. Джоуна обладал этой свободой и этим правом, а Майк — нет.

Но почему Джоуна позвонил? Он никогда не делал этого раньше.

И этого тебе у меня не отнять.

Отнять что?

Телефон зазвонил опять.

— Майк, это Фрэнсис.

Фрэнсис Меррик, детектив, расследующий исчезновение С ары.

— Прошу прощения, что беспокою вас в такой час, — сказал Меррик, — но мне нужно, чтобы вы приехали в Парк Роби.

Сердце замерло у Майка в груди, а потом рванулось куда-то к горлу.

— Что происходит?

— Я все объясню, когда вы сюда приедете.

ГЛАВА 12

Въезд на Холм перегораживали два патрульных автомобиля. Посреди шоссе Ист-Дунстейбл Роуд стоял полицейский в форме, жестом подгоняя немногочисленные в этот час автомобили. Майк поставил свой грузовичок на обочине, распахнул дверцу и подбежал к полицейскому. Снег валил густыми хлопьями.

Коп оказался напарником Тугодума Эда, Чарли Рипкеном.

— Меррик наверху, — пробормотал Рип, старательно отводя глаза и тыча мимо слепящей круговерти синих и белых вспышек куда-то в сторону вершины Холма, залитой светом прожектора. — Ступай туда.

Поблизости от того места, куда еще сегодня утром Майк положил сирень, в землю были воткнуты четыре вешки, и на них трепыхалась желтая полицейская лента. Рядом стояли два детектива в штатском и о чем-то разговаривали, подсвечивая себе фонариками куда-то за ленту, на предмет, накрытый синей пластиковой пленкой.

Из снежной пелены вынырнул Меррик, держа над собой раскрытый зонт-гольф. Как всегда, его черные волосы и усы были безупречно приглажены. Стоило Майку завидеть его, как в памяти всплывал образ мужчины, увиденного однажды в церкви: грузный человек с обрюзгшим лицом, в наглаженных армейских брюках и отутюженной рубашке, идущий по проходу с корзинкой для пожертвований в руках. Даже с девятимиллиметровой кобурой на боку детектив все равно выглядел рохлей.

— Давайте-ка отойдем в сторонку, — предложил Меррик, и Майк последовал за ним к тому месту, где стояли два детектива. Один из них, в бейсболке «Ред Сокс», подтолкнул второго локтем, и оба перешли на другую сторону ограждения. На руках у обоих, отметил Майк, были латексные перчатки. Что бы ни лежало под пленкой, оно являло собой вещественное доказательство.

Меррик остановился перед ограждением. Майк встал рядом с ним под зонтик, глядя, как два детектива взялись за пленку с обоих концов, бережно стряхнули снег и откинули ее.

Он заметил розовое пятно, и у него перехватило дыхание.

Два детектива отступили, и Майк почувствовал, как и него впились три пары глаз.

Меррик сказал:

— Мне нужно знать, принадлежит ли это вашей дочери.

Розовая куртка от зимнего комбинезона Сары была наглухо застегнута под самое горло. Капюшон был расправлен и надвинут вперед, а оба рукава раскинуты в стороны. Из одного торчала деревянная палка — судя по ее виду, размером два на четыре дюйма.