Графиня - Коултер Кэтрин - Страница 14

У Пратта сделалось такое лицо, словно его припер к стене разбойник с огромным револьвером. Он не шевельнулся и, похоже, даже перестал дышать, только таращился на протянутый бокал и бутылку портвейна, как на ядовитую змею, готовую укусить. Потом он немного опомнился и умоляюще взглянул на моего мужа. Я поняла, что опять совершила не подобающий леди поступок. Настоящая дама не учинила бы такое ни за что в жизни.

Я выжидала. Что еще оставалось делать?

Лоренс посмотрел на меня, заметил, что я не шучу, и хотел было что-то сказать. Вероятно, пожурить меня.

Но тут он меня удивил: всего лишь кивнул, и Пратт немедленно налил вина и мне. Значит, Лоренс не считает меня потаскушкой, или как там еще называют дам, которые не прочь выпить портвейна и бренди.

Я готова была улыбнуться, когда Пратт, не встречаясь со мной взглядом, нацедил мне всего несколько капель.

Я вспомнила, как фыркала и плевалась, когда дедушка впервые угостил меня портвейном. Тогда он надменно взглянул на меня и презрительно скривил губы:

— Это что еще? Воротишь нос от моего превосходного портвейна, мисс? Моего изумительного портвейна, проделавшего путь от самого Дору в северной Португалии?

— Может, он испортился в таком долгом путешествии?

— Довольно! Это лучший портвейн в мире! Кстати, портвейн, если ты так невежественна, назван по имени города Порту. Слушайте меня, мисс Ханжа с жалкими вкусовыми сосочками, недостойными даже упоминания, это часть твоего образования, очень важная часть. Я разовью у тебя изысканный вкус. И никогда не увижу, как ты пьешь тошнотворный миндальный ликер, который какой-то идиот провозгласил самым подходящим напитком для дам. Пей — и только посмей поморщиться или снова фыркнуть!

Я послушалась. И теперь люблю выпить за ужином глоток-другой портвейна, хотя в свое время у меня ушло более трех месяцев, чтобы привыкнуть к этому.

Почти пять лет меня допускали к мужской беседе за бокалом вина после обеда. Продолжится ли эта традиция?

Как только Пратт и Бетти, нагруженные блюдами, тарелками и серебром, покинули гостиную, Лоренс откинулся на спинку стула, задумчиво вертя ножку бокала изящными пальцами и рассматривая меня из-под густых бровей. Я хотела объяснить ему, что дедушка разрешал мне пить портвейн и при этом был старше Лоренса на целое поколение. Нет, лучше держать рот на замке и поскорее придумать, чем оправдать мою привычку. Я знала, что он не простит моей оплошности.

Упрек не заставил себя ждать, хотя не было ни криков, ни воплей, к которым я так привыкла.

— Насколько я понимаю, это герцог развил в вас столь необычные привычки? — холодно и невозмутимо осведомился Лоренс.

— Разумеется, это не моя идея, — начала я в надежде обезоружить его чистосердечием. — В тринадцать лет я находила портвейн омерзительным. Но в четырнадцать я услышала от деда, что он доволен моими успехами. Теперь это действительно превратилось в привычку. Надеюсь, вас это не оскорбляет?

Неплохой способ обороны, и к тому же почти не пришлось лгать. Я принялась было размышлять, не стоило ли придумать что-нибудь более правдоподобное, когда муж заявил с таким же спокойствием, правда, ни на минуту меня не одурачившим:

— Леди в высшей степени неприлично пить портвейн. Подобные вещи позволяют себе простолюдинки или потаскушки в пивных. Это пахнет банальностью и посредственностью. Я всегда презирал посредственность.

— А по-моему, этот замечательный портвейн слишком дорог, чтобы потаскушки могли его себе позволить. О Боже, милорд, не осуждайте меня. Вернее, мой болтливый язык. К сожалению, он часто опережает мысли. Простите меня.

Я решила не упоминать о своем пристрастии к коньяку, напитку из Франции, любимому многими мужчинами.

Лоренс пялился на меня, как на сказочное чудовище, вдруг возникшее перед ним.

— Моего дедушку, — медленно пояснила я, готовая ринуться в бой, — никак нельзя было назвать банальным, и если он что-то одобрял, значит, не он, а всякий, кто посмел бы оспорить его мнение, мог считаться посредственностью!

Я думала, что муж вскочит и опрокинет на меня стол, но ничего подобного не произошло. Лоренс лишь глубоко вздохнул.

— Мне следовало бы помнить о необходимости приспосабливаться к привычкам своей половины. В конце концов именно у меня есть опыт в браке. Вы же слишком молоды. Я не хочу сломить ваш дух, Андреа, то есть Энди, но не могу позволить вам подобного на людях. Нет, не спорьте со мной. Я предлагаю компромисс: вы пьете портвейн исключительно в моем присутствии. Справедливо?

— Я никогда не пила в компании, — заверила я. — Только вместе с дедушкой.

— В таком случае не о чем волноваться, — объявил он и легонько коснулся моего бокала своим. — За мою прелестную юную жену. Пусть она никогда не думает, что вышла замуж за ворчливого дряхлого старика.

— Верно, верно, — поддержала я, расплываясь в улыбке, как чудом избежавший Страшного суда грешник, и пригубила портвейн. Далеко не так хорош, как дедушкин. Будь дедушка здесь, я наверняка бы презрительно скривилась и вылила вино, но сейчас продолжала пить. Лоренс действительно справедлив, но жизнь не всегда бывает таковой. Некоторые люди, вероятно, сказали бы, что я попала в капкан, который сама и поставила.

— Похоже, у вас сильная воля?

— Вовсе нет, — призналась я, рассматривая салфетку. Потом развернула ее и снова сложила, повторив эту процедуру раз десять. — Если я чем-то огорчу вас, вы должны сразу мне сказать. Вы правы: в браке важнее всего взаимные уступки. Кому-то следует сдаться первым, даже если правда на его стороне.

— Насколько я понял, вы только что разрешили мне поправлять вас, если я сочту нужным?

Я вовсе не это имела в виду, но он казался таким снисходительным… впрочем, как многие старые мужья по отношению к хорошеньким молодым женам. Потрясенная его добротой, я весело заключила:

— Совершенно верно. Вы джентльмен, Лоренс, такой, каким был в свое время дедушка.

Не успели слова сорваться с губ, я окаменела, вперившись глазами в мужа, и, к своему полному ужасу, зарыдала.

Клянусь, я понятия не имела, откуда берутся проклятые слезы, но они отчего-то лились из глаз, текли по щекам и орошали подбородок.