В Милуоки в стикбол не играют - Коулмен Рид Фаррел - Страница 4

«Ржавый шпигат» на Дьюган-стрит, идущей от причала, на протяжении ста лет оставался единственным баром в городке, когда его купил Макклу. Он владел им уже два года, когда я перенес свой офис из Нью-Йорка в комнату над книжным магазином. Саунд-Хилл нуждался в следователе страховой компании не больше, чем в смотрителе площадки для гольфа, но я все равно переехал сюда. Дела в Бруклине шли из рук вон, большие ранчо я ненавидел, и агент из меня был никакой. Если бы у моей компании был девиз, он звучал бы так: «Если вам нужна посредственность, вам нужен я». Полагаю, я один из восьми человек за всю историю человечества, который действительно верил, что заработает больше денег писательством. Мне посчастливилось убедить в этом нескольких издателей.

С другой стороны, Джеффри был Джеффри. В соответствии с каким-то высшим планом, в который мы, простые смертные, посвящены не были, Джеффри действовал как персонаж из Gotterdammerung[4]. Я никогда не относился к тем, кто считает, что с успехом не поспоришь, но список достижений моего брата явно превращал подобный спор в трудное дело. Диплом с отличием университета Нью-Йорка, редактор юридического обозрения в Колумбийском университете, главная тяжущаяся сторона в компании Маркса, О'Ши и Дассо, доход, исчисляющийся семизначной цифрой, красавица жена, двое здоровых детей и поместье в пять акров с видом на реку Гудзон – Джеффри достиг таких высот, о которых большинство мужчин смеет только мечтать. Если бы он сумел хоть немного смягчить свою надменную манеру держаться, я смог бы находиться с ним в одной комнате дольше десяти минут. Не поймите меня превратно, Джефф был моим старшим братом, и я его любил. Мое восхищение им не поддавалось выражению. Я только хотел, чтобы он нравился мне чуть больше, а любил бы я его чуть меньше.

Макклу был верен себе, не вызывая при этом раздражения. Летом, когда Саунд-Хилл переживал скромный сезонный бум и извлекал выгоду из прилива отдыхающих, наезжавших в летние деревни Хэмптоне, в девять тридцать вечера бар «Шпигата» бывал полон под завязку. Но не в последнюю неделю февраля. К восьми вечера все местные уже накачивались своим «Будвайзером». Толпа из колледжа рассасывалась к девяти.

До этого мы с Джонни договорились, что не станем попусту тратить силы на размышления о Заке. Мы оба были уверены, что новости Джеффри и без того окажутся достаточно тяжелым бременем. За несколько минут до запланированного приезда моего брата Макклу поставил в музыкальном автомате песню Пэтси Клайн и принялся, скрывшись из виду, что-то искать под стойкой бара. Пэтси он слушал только когда думал об утраченной любви или об отсутствующих друзьях. Все дело было в ее голосе, в нем звучала боль. И пела она всегда так, будто знала – в следующую секунду ждет тебя новая боль.

Джонни снова появился, поставив на стойку два стакана рядом с хорошо знакомой мне красивой хрустальной бутылкой. Она была почти пуста. Тем не менее он налил в каждый из стаканов на два пальца янтарной жидкости и подождал, пока Пэтси закончит свои стенания.

– Аминь, Пэтси. Аминь. – Он склонил голову. – Клейн! Шевели своей тощей еврейской задницей в сторону бара.

– Чего тебе?

– Ты знаешь, что это такое? – Макклу указал на бутылку, пока я шел, куда велено.

– Черт возьми! – При желании я мог очень ясно выражать свои мысли. – Так ведь это же коньяк «Наполеон», который твой отец…

– … стащил у мертвого бутлегера. Совершенно верно, Клейн. Не забыл. Но готов поспорить на пятерку, что ты не помнишь имени бутлегера.

– Иззи Три Ноги Вайнштейн, – немедленно отозвался я.

– Чтоб тебя, христопродавец! За твоего отца!

– Ненавижу коньяк.

– Это единственный достойный способ проводить человека на встречу с его богом.

– То же самое ты сказал, когда полировали табличку на маяке: «Это единственный достойный способ отпраздновать чистку таблички».

– Клейн!

– Джон, я просто не могу, – уже серьезно сказал я. – В бутылке осталось от силы еще на одну порцию. Не стоит тратить ее на меня. Она часть твоей семьи.

– Как и ты, идиот. Пей.

– За Гарри Клейна! – Я опрокинул стакан одним махом. – Фу, какая гадость.

– Гадость?

– При всем уважении к семейным ценностям, французскому императору и усопшему бутлегеру, я не выношу эту гадость.

– Чертов неандерталец, – проворчал Джонни и швырнул на стойку пятидолларовую бумажку. – Вот твоя пятерка.

Я сложил ее и убрал в карман пиджака, где уже лежала черная ермолка из похоронного бюро. Не знаю почему, но, покинув сегодня утром самолет, я так и не принял душ и не переоделся. Кладбищенская пыль, как сувенир с того света, все еще покрывала мои туфли. Когда я, оторвавшись от их созерцания, поднял глаза, хрустальная бутылка и стаканы исчезли. Вместо них появились «рыжее пиво» и двойная порция «Бушмиллса».

– За Три Ноги и пять долларов! – поднял я свою пинту.

Джефф вошел в самый неподходящий момент.

– Если ты так веселишься в день похорон своего отца, да к тому же узнав об исчезновении племянника, то в хорошие дни наверняка переходишь все границы.

– Вы все не так поняли, советник, – бросился на мою защиту Макклу.

– Нет, мистер Макклу, я все прекрасно понял. Я знаю своего младшего братца.

– Давай к делу, Джеффри, – сказал я. – Что там насчет Зака?

Он бросил на стойку коричневый конверт. Макклу схватил его и ознакомился с содержимым, пока Джефф говорил.

– Зак не позвонил домой на неделе перед февральскими каникулами. Мы не особенно встревожились. Он почти такой же безответственный, как и его дядя Дилан.

– Черт бы тебя побрал, Джефф.

Макклу швырнул свой «Бушмиллс», который, просвистев рядом с моим ухом, со всей силы врезался в кучу угля в старом камине. Разлетевшееся стекло отвлекло наше внимание.

– Либо ведите себя как подобает братьям, а не супружеской паре, либо убирайтесь к чертовой матери из моего паба. Понял, Клейн?

– Понял.

– Советник? – спросил Макклу.

– Понял.

– Продолжайте, советник, что вы хотели сказать.

– Даже когда он не появился дома в пятницу вечером на каникулярной неделе, мы с Тессой не обеспокоились. Такое случалось не в первый раз.

– Да, – ухмыльнулся Макклу. – Я так и понял.

– Но к вечеру воскресенья, – продолжал Джефф, – я заволновался. Тесса тоже. Чтобы как-то развеять ее страхи, я сказал, что у нас с Заком случилась размолвка по поводу его школьных занятий и своим отсутствием он просто хочет показать, что обиделся.

– Я так понимаю, ваша жена вполне вам поверила.

– Совершенно верно, мистер Макклу. Тем временем я обзвонил его друзей и соседей по общежитию. Похоже, никто ничего не знал. Я осторожно навел справки через одного близкого делового партнера, выпускника Риверсборо, имеющего хорошие связи.

– Зак учится в колледже Риверсборо, – ни к селу ни к городу пояснил я – Рядом с канадской границей.

– Я это понял, Клейн. – Макклу повернулся к брату: – Удалось что-нибудь узнать?

– Ничего, – вздохнул мой брат. – На следующее утро я поехал в полицейский участок Каслон-Хадсона и заявил об исчезновении Зака.

– Никаких требований выкупа? Телефонных звонков с угрозами?

– Я, можно сказать, даже жалею, что их нет, – сказал Джефф. – Тогда я хотя бы знал, что происходит. В конце концов мне пришлось сообщить Тессе. Младший брат Зака, Линдси, ничего не знает.

– Он знает, – заметил я. – Может, не во всех подробностях, но знает. Как Тесса?

– Она самый сильный человек из всех, кого я знаю. До того, как все случилось с папой, она держалась просто молодцом. Когда полиция ничего не добилась, я нанял человека из «Хенч секьюрити». Это копия их досье по данному делу.

– «Хенч»? – удивился я.

– Хорошая фирма, – заверил Макклу. – Все бывшие фэбээровцы и агенты Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия. Еще говорят, будто бы у них на зарплате несколько компьютерных гениев из Агентства национальной безопасности. Но я думал, что их основное занятие – промышленная безопасность, а не пропавшие люди.