В Милуоки в стикбол не играют - Коулмен Рид Фаррел - Страница 26

Я застыл, руки приклеились к раковине. Я не мог заставить себя посмотреть на то, что, как я знал, увижу в комнате. Не важно, в какие игры я играл, не важно, какой тактический ход должен был сделать, сдвинуться с места я не мог. А затем, как по сценарию, я услышал в отдалении звук сирены. Разумеется, они все время действуют по сценарию. Теперь, если я хочу выжить, мне ничего не остается, как бежать.

Свадьбы не будет. Не будет невесты. Не будет попойки в «Ржавом шпигате», не будет Макклу, который расплачется посреди своего тоста в честь жениха и невесты. Не будет никого, кто поднимет нас на стульях в тот момент, когда клезмер-оркестр – тот, что знает какие-нибудь народные японские песни, – грянет хору. Не будет смущенных сродственников, пытающихся примирить суши с маринованной селедкой. Не будет смеха над нелепыми подарками. Не будет ни поцелуя у алтаря, ни разбитых бокалов, ни слов «мазель товс» – «возрадуйтесь», ни пожеланий счастья на японском. Кира была мертва.

Я не стал задерживаться на ней взглядом. Она ушла в лучший мир. С кровати, головой вниз, свисало только ее тело. Я знал, что обнаружит полиция. Мою кожу и кровь у нее под ногтями. Мою сперму в ее влагалище. Они могут прочесать ее лобковые волосы и найти мои. Она будет в синяках, может, в порезах, чтобы показать, что борьба была нешуточная. Копы найдут пустую бутылку из-под шампанского и, возможно, подброшенные наркотики. Я заметил, что плачу, прощаясь с ней.

Я побежал в номер Макклу. По пути моя скорбь сменилась отвращением к себе. Я не только добился того, что Киру убили, но и сотворил из себя наиглупейшего и идеальнейшего подозреваемого. Когда полиция начнет расследовать это преступление, то увидит по моему поведению, что я за кем-то следил. Официантка Сандра заявит, что я все утро расспрашивал ее о Кире. Она с чистой совестью заявит, что отвечала мне, потому что испугалась меня и мое поведение показалось ей параноидным – что-то там про мужчин, которые меня преследуют. Деньги она взяла, только чтобы не разозлить меня. Парень в магазине одежды скажет, что я купил одежду для маскировки – «В таком наряде да еще с этими очками вас и родная мать не узнает» – и повел себя странно, велев отослать старую одежду в Саунд-Хилл. Кассирша вспомнит мою неадекватную реакцию в ответ на простое требование пить кофе из соответствующей емкости. Студенты припомнят, что видели, как я торчал около всех аудиторий, где в тот день занималась Кира, кто-нибудь вспомнит, что видел, как я шел за ней. Ну а в качестве piece de resistance[17] преподаватель Джейн Курто перескажет мою довольно нескладную историю о желании использовать рисунки Киры для своей следующей книги. По-видимому, я вел себя иррационально, как одержимый, как параноик. Психоаналитики будут теоретизировать, что я был глубоко уязвлен своим недавним провалом в Голливуде, трагической смертью отца и исчезновением любимого племянника:

«Когда мистер Клейн обнаружил, что между его племянником и этой девушкой ранее существовали отношения, мисс Ватанабэ превратилась для него в навязчивую идею: пошатнувшаяся психика обусловила веру мистера Клейна в то, что мисс Ватанабэ каким-то образом виновата в исчезновении его племянника. Когда навязчивая идея превратилась в одержимость, параноидная мания мистера Клейна стала нарастать, пока не сменилась уверенностью в том, что мисс Ватанабэ не только ответственна за исчезновение его племянника, но и должна в конце концов понести наказание за свои действия».

На мне не было ничего, кроме гостиничного банного полотенца. Я и сам не понимал, почему бегу в номер Макклу, не знал я и что буду делать, когда туда попаду. Но о способности Макклу предчувствовать события ходили легенды, и, как говорили мне его старые приятели, Джонни видел неприятность, поджидающую за углом, еще до того, как они видели этот угол. Я знал, что Макклу там нет, но молился, чтобы он припрятал где-нибудь запасной ключ. Я цеплялся за соломинку. Даже соломинка представляется прекрасной альтернативой пропитанному кровью полотенцу.

И когда ручка под моей рукой повернулась, я подумал, что Макклу еще раз оправдал свою легендарную репутацию. При других обстоятельствах я, может быть, даже вошел бы с большей осторожностью, но сегодня утром осторожность в меню не значилась. Я ворвался в номер без колебаний. Там все было перевернуто вверх дном, как в комнате Зака или в доме Калипарри. Еще одно доказательство в пользу предчувствий Макклу. Я натянул, какую смог найти, одежду и пару тесных мне туфель Джона.

Пробежав в конец коридора, я спустился по пожарной лестнице. Снег валил, как не знаю что, ветер чуть не сдул меня с последней секции лестницы. Я спрыгнул в сугроб. Отряхиваясь, услышал, как у входа в гостиницу завывают сирены. Подумал было, не воспользоваться ли машиной, которую я взял напрокат, но в такую метель уехать быстро и далеко мне бы не удалось. И поэтому я двинулся пешком в свете пасмурной зари. Мне нужно было несколько часов. Требовалось уплатить кое-какие долги. Если понадобится, буду прятаться за хлопья снега.

Преступления Старого моряка

Поздняя не по сезону метель и смятение, вызванное пожаром в Сайклон-Ридже, были мне на руку. По платному телефону я вызвал такси, попросив, чтобы оно подхватило меня по дороге и отвезло в аэропорт. Из-за летящего снега водитель смог разглядеть мое поцарапанное лицо, только когда я сел на заднее сиденье и мы уже ехали полным ходом. Это был лысый мужчина, около шестидесяти, его внешний вид говорил о том, что единственная физическая нагрузка, которую он себе позволяет, – прогулка до пончиковой и обратно. Он жевал незажженный окурок сигары, за правым ухом у него торчал желтый карандаш. Мужчина этот напомнил мне моего отца.

В зеркало заднего обзора я увидел, как его тусклые карие глаза расширились и заблестели, когда он увидел мое лицо. Прочитав его имя на правах, я как можно сильнее уперся согнутым пальцем в спинку водительского сиденья.

– Жена, дети есть, Милтон? – спросил я голосом, полным холодного любопытства.

– Двое взрослых детей и трое внуков. Жена умерла.

– Моя тоже… Значит, так…

Это привлекло внимание водителя, как я и хотел. Он принялся лихорадочно жевать сигару.

– Послушай, Милтон, – заговорил я, нажимая на спинку сиденья, – мы можем разобраться с применением силы, а можем полюбовно. На сегодня применения силы с меня уже хватит. Как насчет полюбовно?

– Мне нравится, когда решают полюбовно.

– Отлично. Вези меня к границе.

Я заставил его отдать мне пальто и кепку, лежавшие на переднем сиденье. Взяв двадцать долларов, я поклялся вернуть ему вещи и деньги, деньги с процентами. Он сказал, что в этом нет необходимости. Когда мы отъехали от Риверсборо на несколько миль, я перестал давить на спинку винилового сиденья и сделал вид, что убираю несуществующий пистолет в карман.

– Остановись, – приказал я. – Мне надо отлить.

Тут он начал здорово потеть, и мне было очень неприятно все это с ним проделывать, но положение у меня было аховое.

– Прошу вас, мистер, не уби…

– Успокойся и остановись.

Он сделал, как я сказал. Выйдя из машины, я отошел достаточно далеко, чтобы Милтон уверился – я не смогу его догнать или пристрелить. Я смотрел и ждал, укрывшись за кучей камней и надеясь, что он ухватится за возможность сбежать от свихнувшегося убийцы, каким я себя перед ним изобразил. Как любой разумный человек, он воспользовался моментом. Задние габаритные огни его старой «импалы» мотались, как сумасшедшие, когда он припустил по обледеневшей дороге. Теперь ему нужно было только сказать копам, что я направился к границе.

Минут через десять я притормозил полуприцеп, направлявшийся в город. Водителю я сказал, что мой джип застрял в снегу на въезде на шоссе в полумиле от того места, где он меня подобрал. Похоже, водитель вполне мне поверил. Свое поврежденное лицо я надежно замаскировал поднятым воротником рубашки Макклу и капюшоном пальто Милтона. Все шло прекрасно, пока водитель не включил радио.