В Милуоки в стикбол не играют - Коулмен Рид Фаррел - Страница 21

– Ты действительно где-то витаешь сегодня. – В ее голосе снова прозвучала озабоченность.

– Да. – Я чмокнул ее в щеку.

Она вышла на улицу. Когда дверь закрылась, отражение Макклу исчезло. Настало время поговорить с ним самим.

В моем номере его не было. Я пошел к нему и, придя туда, получил холодную бутылку своего любимого эля. Я выпил полбутылки одним глотком, но не смог заставить себя встретиться с Джоном взглядом. С отражением было легче – я мог одновременно и видеть его, и смотреть сквозь него.

– Как покатался?

Он ответил, что не катался на лыжах. Болтался в баре, гулял по территории, морочил голову обслуге. Это был Джон в полном блеске. Если бы вы провели с ним десять минут за пивом, то поняли бы, почему он с такой легкостью добивался признаний у подозреваемых. Полагаю, скатанную в трубку газету он приберегал для особых случаев.

– Маркем там работал, это точно, – сказал Макклу. – Два года. Делал что прикажут. Работал на подъемнике, был официантом, но в основном отгонял на стоянку машины. Хочешь угадать, когда его уволили?

Голова у меня кружилась.

– Нет.

– На следующий день после ареста Валенсии Джонс. Думаешь, кто-то немного разозлился на него за то, что он подложил «Изотоп» не в тот автомобиль?

– Думаю, да, – согласился я. – Но он крутился тут целый год. Зачем убивать его теперь?

– Насколько я смог разузнать про Маркема, никто не стоял к нему в очередь с предложением работы. Может, он сообразил, что в связи с приближающимся судом ему удастся выжать из своих бывших хозяев немного деньжат. Быть убитым – несколько суровый способ узнать, что шантаж не столь легкий способ добычи денег, как показывают в ящике.

– Что-нибудь еще? Что-нибудь про Зака?

– О твоем племяннике ничего. Извини. Но там осталось несколько зданий, с которыми мне бы хотелось познакомиться изнутри. – Он решил поменяться ролями: – А ты чем занимался? Получил результаты анализа?

Я ответил, что не получил и что у меня были другие дела.

– Другие дела! – Он не поверил своим ушам. – Ты ждешь результатов этого чертова анализа на СПИД, какие еще другие дела у тебя могут быть?

– Не задавай вопрос, пока не готов услышать ответ, – перефразировал я услышанное ранее от Ларри Фелда предостережение.

Он оставил это без внимания, продолжая расспрашивать, как я провел день. Опустив звонок Фелду и два визита в публичную библиотеку, я изложил ему события прошедшего дня. Поведал о кофейне и знакомстве с мифическим Гуппи. Я пересказал нашу беседу настолько близко к оригиналу, насколько это было возможно без стенограммы. Макклу очень хотелось знать, что, по моему мнению, это значило.

– Сначала, в кофейне, я подумал, что это ничего не значит, – сказал я. – Просто еще один заинтересованный участник, вступающий в соревнование, вооруженный добрыми намерениями и туманными намеками на то и на это. Но по мере того, как я прокручивал разговор в голове, мне стало казаться, что парень передал мне какое-то закодированное сообщение. Не знаю.

– Думаешь, он что-то знает?

– Все было как-то странно, Джон. Он словно хотел, чтобы я понял, что он передает сообщение, но чтобы я понял это, только когда он уйдет. И его поведение было таким спокойным, безмятежным, словно он хотел ободрить меня. Но если он что-то знает, почему не взять и не сказать прямо?

– Может, – предположил Макклу, – ты вовсе и не с Гуппи разговаривал?

– Но это был он.

– Откуда ты знаешь? Будет тебе, Клейн, воспользуйся своей yiddisha kop[16], которую дал тебе Господь, – проговорил он с идеальным акцентом и хлопнул меня по лбу. – Откуда ты знаешь, как выглядит Гуппи? Интересно, не правда ли? Ты все утро ходишь по кампусу, расспрашивая о Гуппи, но никто не знает, кто он, где живет, как с ним связаться. Потом – раз! Три часа спустя Гуппи сам преподносит себя тебе на тарелочке с голубой каемочкой. Все, что ты знаешь, – у тебя состоялась странная беседа с парнем по имени Раджив Гупта и ты даже не можешь быть в этом уверен.

– Гуппи скользкая рыбка. Отличное название для детской книжки, ты не находишь?

– Если они могли подослать к тебе девчонку, легко могли найти и клоуна, который навешает тебе лапши на уши, смутит тебя, собьет со следа.

– Насчет девушки. – Я был почти признателен Макклу, что он поднял это тему. – Боюсь, я не смогу долго разыгрывать свою роль. И сегодня вечером, когда ты видел нас в вестибюле, мне показалось, она заподозрила что-то неладное.

– Я знаю, это трудно, когда ты зол на кого-то, – посочувствовал он.

Я посмеялся над ним за эти слова.

– Мне трудно не из-за злости, Джон. Из-за недостатка ее.

– Она настолько убедительна, настолько хороша?

– Лучше. Она непроницаема. Когда я целую ее, когда смотрю в ее глаза, то не могу поверить, что она играет. Боже, я буду рад убраться отсюда.

– Ладно, еще одно представление. – Макклу потер мое плечо. – Мы скормим ей немного дезинформации, которую она передаст своим хозяевам. Вдвоем в такие игры играть можно.

– Ты знал, да, Джон? Ты и мой братец Джефф.

– Это еще что такое?

Я не хотел верить словам, которые вылетели у меня потом:

– Ты убил Эрнандеса, а Джефф помог тебе это скрыть.

– Нет, Клейн, это то, что, как тебе кажется, ты знаешь.

– Это то, что я знаю!

– И кто тебе это сказал? – презрительно усмехнулся он.

– Ты, Джон.

Я вытащил из-под пальто экземпляр «Кони-Айленда в огне», который украл в публичной библиотеке, возвращаясь в «Старую водяную мельницу», и передал его Макклу.

Настала его очередь смеяться.

– Если бы это было так просто, я бы так сильно себя не ненавидел.

– Тогда объясни мне. Я хочу понять.

– Ты достаточно скоро поймешь, – повторил он слова, сказанные на стоянке для отдыха.

Достаточно скоро никак не могло достаточно скоро наступить для меня.

Размеры эго

Он оставил мне записку. Ему пришлось вернуться домой, чтобы уладить какое-то личное дело и проверить «Ржавый шпигат». Я не стал притворяться перед самим собой, что не почувствовал облегчения. Он написал, что всю ночь не спал, читая мою книгу. Ему нечего сказать на предмет участия моего брата или их взаимного участия в деле Боутсвейна – Эрнандеса. Однако, пародируя рецензию на мою книгу, опубликованную в «Паблишере угасли», Макклу прокомментировал, что «Кони-Айленд в огне» рисует захватывающие характеры, отличается живыми, динамичными диалогами, но что сюжет слишком уж запутан и моя попытка соединить крутой детектив с триллером сегодняшнего дня удается лишь местами. Я не мог не восхититься этим человеком. Я был поражен его способностью запомнить ту рецензию и тем, что она, похоже, ранила его больше, чем меня. Я был поражен его способностью держаться за свое чувство юмора. Я отнюдь не был уверен, что смогу так.

Я и раньше встречал убийц, и сам, и с помощью Джонни. Я ел и пил с ними, рассказывал непристойности, играл с убийцами в покер. Я даже слушал, как некоторые из них с бесстрастной точностью описывали каждую деталь своего преступления. Беспокоило ли это меня? Да, думаю, немного беспокоило, но их преступления были так же далеки от меня, как и те, которые описывал в своих романах я. Сами по себе убийцы были какими-то двухмерными персонажами из мультфильма; несущими некое зло, но нереальными.

Что ж, я оказался лицемером, потому что с Макклу все было по-другому. Ни один из тех людей не был моим лучшим другом. А Джон был. Никто из них не рисковал своей жизнью, спасая мою. А Джон рисковал. Я едва помнил лица тех людей. Лицо же Джона я знал лучше собственного. Он был близок мне, как брат. Нет, ближе. Мы понимали друг друга лучше иных братьев. Я привык так считать. Теперь я уже не был в этом столь уверен. Может, это было меркой в нескончаемом потоке мирового зла: убийство имеет значение только тогда, когда касается непосредственно тебя. Скорей всего, это было меркой моей слабости. Я понимал – если то, что я думал, было правдой, что Джон хладнокровно убил Эрнандеса, я уже никогда не смогу посмотреть на него прежними глазами. И когда эта заваруха закончится, мне придется скорбеть по двум людям.