Когда боги спали - Коул Аллан - Страница 51

— Я бы не назвал войны и набеги на жителей других королевств изменениями к лучшему, — сказал Сафар.

Олари посмотрел на него озадаченно.

— Я думал, что вы были друзьями.

— Мы и есть, — сказал Сафар. — Впрочем, вернее, были. Но это не означает, что я во всем с ним согласен.

Олари хмыкнул.

— Кажется, и я и Протарус получили от тебя одно и то же, — сказал он. — Ты даешь нам дружбу, но отказываешься участвовать в наших делах.

— Может быть, ты и прав, — сказал Сафар. — Но я никогда не испытывал удовольствия от смуты. И политика никогда меня не интересовала. Только наука и история магии.

— Надеюсь, рано или поздно ты обратишь свой интерес к реальной пользе, — сказал Олари. — Например, чтобы помогать людям. Улучшать их жизнь, учить с помощью твоего искусства.

— Признаюсь, я думал об этом, — сказал Сафар.

— Так вот о чем ты мечтаешь, — сказал Олари.

— Похоже, да, — сказал Сафар.

— Тогда почему же ты сторонишься моих дел и дел Протаруса? А ведь мы все одного возраста. Имеем схожие идеалы. Неужели ты не видишь, что сейчас время перемен? Громадных перемен. Мы слишком долго жили под пятой стариков.

Сафар мог бы сказать, что тоже размышляет о переменах. Только о переменах гораздо большего масштаба, нежели эти двое, мечтающие стать королями.

Но вместо этого он сказал:

— Оставь мне мои иллюзии, Олари. Я уверен, что вы с Ираджем скоро докажете, что я оказался глупым слепцом. Но я надеюсь, что, когда это время придет, вы меня простите.

— Ты уже прощен, мой друг, — сказал Олари. — И когда придет то время, ты будешь знать, какой путь выбрать.

— Мудрые слова, — сказал Сафар. — Я их запомню. Но надеюсь, что и ты запомнишь мои. Берегись Калазариса. У меня такое чувство, что он встревожен.

— Ну и что? — спросил Одари. — Что он может мне сделать? Грубая правда жизни состоит в том, что в Валарии есть две разновидности людей. Те, кто боится лезвия Тулаза. И те, кто не боится. И я, мой образованный друг, принадлежу к последним. По праву рождения и из-за денег моего отца.

В этот момент Гундара зашипел на ухо Сафару:

— Шпион поблизости!

Сафар поднял руку, призывая Олари к молчанию. И тут же послышался полный сарказма голос Эрсена:

— Похоже, у вас там веселье?

Показалась голова Эрсена. Он увидел кувшин в руке Олари.

— Ах вы жадины, — сказал он. — Пьете в то время, когда бедняга Эрсен пропадает от жажды.

Олари рассмеялся и протянул ему кувшин.

— Беру свои слова назад, — сказал Эрсен. — А как насчет Калазариса? Он-то похитрее будет.

— Именно об этом я только что и говорил Тимуру, — сказал Олари. — Так что придется придумать для него кое-что другое.

— Тогда я с вами, — сказал Эрсен. — Особенно если найдется еще кувшинчик вина. А то от этих заговоров такая жажда.

13. Месть Земана

Сразу же после последней молитвы «Трясину для дураков» заполнили жаждущие студенты. Земан в магазине, раздавая книги и собирая плату за прокат, не спускал глаз с бокового входа. От Калазариса пришло предупреждение, что вечером возможен визит Сафара с целью общения с Олари и группой его мятежников. Земану приказывалось выяснить тему разговоров и доложить.

Земан был весьма доволен собой. Когда принесли письмо Ираджа Протаруса для Сафара, дед отсутствовал. Глянув на письмо, Земан тут же понял: вот она, судьба. Но, прежде чем передать послание главному шпиону, Земан под разными углами оценил предоставившуюся возможность.

Он уже больше года работал на Калазариса. Небольшой медный ящик под кроватью хранил деньги, заработанные передачей информации главному шпиону. «Трясина для дураков» являлась идеальным местом для сбора различных слухов, которые выбалтывали подвыпившие студенты, признаваясь в своих прегрешениях — прошлых, настоящих и замышляемых. Земан чувствовал себя как рыба в воде, занимаясь этой работой. Его неуклюжесть, грубые манеры и робкие повадки сделали его объектом насмешек со стороны посетителей.

Он терпел насмешки годами. Подобно большинству людей без воображения, Земан переоценивал себя, и насмешки ранили его глубоко. С годами воспринимая выпады все более мужественно, он пользовался любой предоставившейся возможностью, чтобы обмануть насмешников. Однако, став платным осведомителем, он перестал реагировать на издевательства. «Какая разница, что они говорят, — думал Земан, — если всегда остается возможность отомстить». Теперь за каждое оскорбление он, пользуясь тайной властью, платил черной отметиной напротив имени насмешника. К тому же на Земана, когда он оказывался рядом, никто не обращал внимания. Студентам он был настолько безразличен, что они свободно высказывались в его присутствии, и не подозревая, что все ими сказанное передается Калазарису.

Сафар был одним из немногих, кто не участвовал в веселой травле Земана. И за это Земан его ненавидел. Тут он со стороны Тимура усматривал не доброту, а снисходительность. К тому же Земан твердо верил, что у Сафара есть свои виды на «Трясину для дураков». Достаточно было посмотреть, как этот Тимур внимательно прислушивается к словам Катала, словно действительно ему интересно. С точки зрения Земана, дед был старым безответственным безумцем, обитающим в мире, где пища для ума важнее пищи для стола. К тому же Катал уже сообщил ему несколько месяцев назад, что по смерти своей оставляет долю наследства для Тимура и для этой маленькой воровки Нерисы.

Земана эта несправедливость возмутила. Старик раздаривал то, что по праву принадлежало внуку. И потому Земан уверовал, что все это — результат давно задуманного Сафаром плана. Этот Тимур воспользовался доверчивостью Катала, и если Земан не остановит происходящего в самом начале, то дед все имущество передаст Сафару, оставив Земана ни с чем. Что же касается Нерисы, то ясно как полная луна, что эта воровка находится в заговоре с Тимуром. Ловко играя на слабостях старика, притворяясь несчастной сиротой, подлизываясь к Каталу, она проникла и в дом, и к столу. Земан не сомневался и в скандальности отношений ее с Тимуром. Он уверенно полагал, что они спят вместе, и Нериса в его глазах превращалась в маленькую шлюху, а Тимур — в сутенера, торгующего детским телом.

Земан почитал своим священным долгом все это прекратить. Он долго и тщательно готовил тот камень, которым можно было бы прихлопнуть их обоих. И теперь письмо, в совокупности с кражей Нерисы, давало ему такую возможность. Когда он наконец доставил письмо, то в приложенном донесении связал этих двоих с заговором против Валарии.

План его готов был дать плоды. Обнаружено еще одно доказательство против Тимура. По крайней мере, так он понял, когда пришел срочный приказ наблюдать за Сафаром и докладывать обо всем. Земан чувствовал приближение кризиса — по крайней мере, кризиса для Сафара и Нерисы. А если таковой произойдет, то для совершенства мира Земану не будет доставать лишь небольшого штриха — смерти деда. Он еще не знал, как этого достигнуть. Но не сомневался, что уж что-нибудь да придумает.

Размышления его прервал чей-то голос:

— Что с тобой, Земан? Уши заложило?

Он поднял глаза и увидел иронию в глазах юного клиента.

— Я уже дважды сказал тебе, — сказал студент, — что ты даешь слишком много сдачи.

Земан глянул на взятую напрокат студентом книгу, затем на монеты на столе. Он так задумался, что забыл о первоначальном намерении — при любом удобном случае недодавать сдачу студентам. Он быстро пересчитал монеты и увидел, что действительно переплатил.

— Я не хочу тебя обманывать, — сказал студент. — Хотя ты меня грабил не раз. Но дело не в тебе. А в старом Катале.

— А никто не заставляет тебя приходить сюда, — огрызнулся Земан, забирая лишнее. — Если тебе не нравится, как я веду дела, отправляйся в другое место. Я по тебе скучать не буду.

Студент же, вместо того чтобы рассердиться, рассмеялся.

— Да ты-то тут при чем, Земан? — сказал он. — Ведь не ты же владелец. А твой дед. Мы с тобой имеем дело только из-за старика Катала.