Ставка на проигрыш - Обухова Оксана Николаевна - Страница 3

– Вес, я думаю, килограмм восемьдесят пять, не меньше… Волосы… то ли седые, то ли просто серые, собраны сзади в хвост и накрывают уши… – Бормоча все это, я, убей бог, не понимала, зачем усердствую. За «клетчатым» следили! Причем слежку вели профессионалы, обученные давать словесные портреты и насобачившиеся в этом за долгие годы службы! – Господин подполковник, – не чувствуя в себе энтузиазма, снова взбрыкнула я, – все же не совсем понятно… Почему описанием вашего «объекта» занимаюсь я, а не ваши люди?

Огурцов печально посмотрел в мои глаза, догадался о сомнениях и решил добавить мне чувства ответственности емкой фразой:

– А потому, что только вы, Софья Николаевна, видели его в лицо.

– Как? Только я?!

– Да, – просто ответил службист.

– Но ведь вы за ним следили!

– Мы следили за человеком, который пришел с ним на встречу, – сложив лицо в недовольную гримасу, пробубнил Огурцов. – Но «передача» прошла так быстро и скрытно, что, кроме спины и клетчатой кепки, никто ничего не увидел.

– Поня-а-а-атно, – протянула я.

– Надеюсь, – став очень-очень серьезным, сказал подполковник, – теперь вы понимаете всю полноту ответственности.

Казенно-протокольная фраза легла на мои плечи всем грузом этой – черт ее забери! – ответственности. Я прилежно сощурила глаза, сосредоточилась и восстановила в памяти каждую секунду короткой встречи с иностранцем. Мимо моего столика он действительно проходил очень близко…

Но прежде чем приступить к детализации портрета, для успокоения совести решила все же уточнить:

– Михаил Николаевич, а этот гражданин мог изменить внешность?

– Мог, – четко и твердо сказал Огурцов.

– Тогда… Длинные волосы, скорее всего, парик.

– Почему вы так решили? – оживился подполковник.

– Потому что я женщина, – весомо напомнила я. – И на такие особенности обращаю внимание. Волосы незнакомца имели тусклый, неживой вид. Как пакля. Они совершенно закрывали уши, частично шею и скулы. Лицо у гражданина скорее круглое, чем овальное, но этот эффект могла дать низко надвинутая кепка… Дайте-ка лист бумаги, я попробую нарисовать…

Подполковник тут же выудил из-под стола два листа формата А4, карандаш и положил их передо мной. Я пробормотала «та-а-ак», нахмурила лоб, прикусила нижнюю губу и приступила к начертанию портрета, чего в принципе никогда не умела делать. (Но на пристани белый теплоход уже разводил пары, цейтнот добавил мне талантов и прыти, и портрет получился вменяемым с первого раза.)

– Кепка низко надвинута, парик меняет контуры лица, – старательно рисуя, бубнила я, – щеки чуть-чуть раздуты… как будто он за них что-то подсунул… Нос… нос довольно бесформенный…

Губы… – Я подняла от листка голову, посмотрела на потолок «газели» и, не найдя там подсказки, сконцентрировалась на внутренних ощущениях лица, промелькнувшего буквально в трех метрах от меня, когда «клетчатый» сосредоточенно рысил к прилавку. – Губы не помню. Они почти сливались тоном со щеками. Думаю… он сравнял их гримом…

– Ну попробуйте хотя бы примерно! – взмолился подполковник. – Толстые, средние, узкие? Нижняя часть лица совсем уплывает!

– Нет, – твердо отрезала я и отложила карандаш. – Я смотрела на очки а-ля Джон Леннон, на кепи, на странную прическу, губы остались за кадром.

– А подбородок? Оттолкнитесь от подбородка!

Я старательно оттолкнулась с тем же результатом.

– Нет. Губ нет.

– А щетина? Светлая, темная, рыжая?

– Чисто выбрит. Шея?.. Шея… пряталась в приподнятом вороте рубашки, высоко торчащей из-под пиджака. Пожалуй, это все, чем я могу быть вам полезна.

Михаил Николаевич обреченно посмотрел на портрет в формате А4, – рисунок первоклашки, мало применимый для разработки, – и решительно произнес:

– Через… – он глянул на наручные часы, – минут десять мы тут сворачиваемся, поедете с нами,

Софья Николаевна, наши специалисты помогут вам составить более качественный портрет.

– Михаил Николаевич, а я не могу, – весело, тем не менее твердо проговорила я. – Через два часа у меня теплоход отходит. – Через два часа ко мне домой только Туполев «подплывал» – и то, скорее всего, с опозданием, – но тратить время на составление портретов всяких там злоумышленников, я, тем не менее, не собиралась. Девушке перед дорогой надо еще душ принять, макияж поправить, в идеале чаю попить и упрятать в чемодан плащ-накидку, резиновые сапоги. – Простите, но я должна…

– Вы должны поехать с ними, – прерывая мою трескотню, бухнул подполковник. – Речь идет о безопасности государства.

Вот, что называется, и поплавали. Безопасность, оказывается. А я-то по наивности думала, менты карманника ловят. Или наркодилера.

Ну не идиотка ли?! Такая облава. Спецсредства. Подполковник лично в «газели» парится. Куча мужиков по набережной носится…

– А-а-а, – протянула я, – прямо тут… нельзя?

– Нельзя, – сурово поставил точку Огурцов.

– Так я же опоздаю!!

– Мы вас вертолетом на любую пристань доставим, – прокряхтел подполковник, тяжело поднимаясь со стула. Приоткрыл дверь «газели» и вышел на улицу.

Зримый образ вертолета добил меня окончательно. Уничтожил прямо-таки. Всего неделю назад Туполев сделал мне последнее китайское предупреждение и сформулировал его так:

– Твоя редкая особенность влипать в истории наводит меня на тяжкие размышления. – Вступление Назар Савельевич произнес весьма игриво, сделал паузу и тут же бабахнул из всех стволов: – Надеюсь, эта поездка пройдет без эксцессов. Пообещай мне, Софья, – никаких историй. Хорошо?

– Клянусь! – мяукнула я и даже проделала ладошкой в воздухе знак, отдаленно напоминающий крестное знамение. – Никаких историй. Только ты, я и белый теплоход.

– Надеюсь, – хмуро кивнул Туполев и поцеловал меня в щеку. – Будь умницей.

Интересно, что он скажет, когда «умницу» Софью доставят к любой пристани на вертолете?

Думаю, ничего не скажет. Только чемоданы за борт выкинет. Назара Савельевича родная мама «человек-топор» зовет.

Ох, я и влипла!..

Начать звонить генералу Артемьевичу и орать: «Караул, спасайте!»?

Пожалуй, не стоит. Артемьич вмиг уважаемому олигарху стукнет, и результат будет тем же. Чемоданы за бортом плавают, Софья с пристани мокрым платочком машет.

Мамочки родные, что же делать-то?!

Оторвав онемевшее седалище от табурета, я было метнулась на выход, но путь из «газели» мне перегородило чье-то плечо. Сгибаясь и неловко переставляя ноги, обутые в роликовые коньки, в автобус забирался тот самый юнец, что недавно нарезал круги по площади перед магазином.

– Здравствуйте, – улыбнулся спортсмен, и я отметила, что «юноше» хорошо под тридцать. Улыбка собрала вокруг его глаз глубокие «гусиные лапки». «Юнец» тяжело опустился на оставленный начальством откидной стул и потянулся к крошечному ящику, оказавшемуся мини-холодильником, битком забитым минеральной водой в пол-литровых бутылках. – Софья Николаевна, кажется? – фыркнув открывшейся минералкой, спросил он и отхлебнул водички.

– Угу, – кивнула я и тут же завопила: – Слушайте! Скажите вашему Огурцову, что я никуда не поеду! У меня билеты пропадают! У меня цейтнот! Жених, пароход и так далее! Я что, обязана вам всяческие портреты составлять?!

«Юноша» поерзал, пожал плечами, сунул ополовиненную бутылку в широкий карман у колена на спортивных штанах и уклончиво ответил:

– Думаю, это не займет много времени.

– Да у меня его вообще нет! Мне еще сапоги… у меня еще столько дел!

Господи, ну зачем я поперлась на эту пристань?! Сидела бы спокойно у собранных чемоданов, книжечку почитывала… Так ведь нет! Как последняя дурища, следующая советам мамы, собрала пожитки с вечера, с утра разнервничалась с предвкушениями и побежала теплоходом любоваться! Голову проветрить, нервы охладить…

Энергию девать некуда?!

– Ну пожалуйста, – заскулила я, – пожалуйста, объясните вашему подполковнику, что не могу я ехать… И вообще. – Решительно распахнув дверцу, но не имея возможности проскочить через вытянутые ноги в роликовых коньках, я высунулась в дверную щель и завопила: – Никуда не поеду! Арестовывать меня вы не имеете права!