Кольцо Соломона - Страуд Джонатан - Страница 36

Я принял еще более небрежную позу, широко расставив кривые ноги, уперев в бока когтистые лапы, запрокинув башку и выпятив вперед все свои подбородки. И принялся ждать.

— Я в любой момент, как только, так сразу! — сообщил я.

Волшебник даже головы не поднял.

— Да-да…

Я снова переменил позу, решительно сложив руки на груди. Хотел было расставить ноги еще шире, но потом передумал.

— Я все еще тут! — напомнил я.

Хаба вскинул голову; глаза у него сверкнули в зеленовато-голубом сумраке, точно у гигантского паука.

— Да, это верно, — сухо и удовлетворенно сказал он. — Ты все еще тут. Все должно пройти успешно…

Я вежливо кашлянул.

— Очень рад, — сказал я. — Отпустил бы ты меня и мог бы сразу спокойно заняться своими делами… не знаю уж, какие у тебя там дела…

Тут я затих и вроде как осекся. Не нравился мне этот блеск в его больших, бледных глазах.

И он снова расплылся в этой своей тонкогубой улыбочке и подался вперед, впившись ногтями в конторку, как будто хотел пронзить слоновую кость насквозь.

— Бартимеус Урукский, — произнес он вполголоса, — неужели ты думаешь, будто после всех хлопот, что ты мне причинил, после того, как ты настроил против меня самого царя Соломона, так, что меня отправили в пустыню ловить разбойников, после того, как ты напал на беднягу Гезери тогда на стройке, после того, как ты непрерывно демонстрировал мне свою наглость и неповиновение, неужели ты думаешь, что после всего этого я возьму и отпущу тебя на волю?

Ну, если так поставить вопрос, пожалуй, это и впрямь было бы странно.

— Но ведь разбойники же, — начал я, — ведь это же благодаря мне…

— Если бы не ты, — отвечал волшебник, — мне вообще не было бы дела до разбойников!

Ну что ж, и это тоже была правда.

— Ладно, — сказал я, — а как насчет жрицы? Ты только что сказал, что…

— Ах да, очаровательная Кирина! — улыбнулся Хаба. — Которая искренне верит, будто простая девчонка из какого-то дикого захолустья может запросто явиться поболтать с Соломоном! Сегодня она будет пировать в моем обществе и дивиться чудесам дворца, а завтра, быть может, если Соломон окажется занят и ему будет не до нее, я сумею убедить ее прогуляться со мной. Быть может, она спустится сюда. Быть может, она забудет о своей дипломатической миссии. Кто знает? И да, раб, я обещал ей, что отпущу тебя на волю, и так тому и быть. Но в уплату за беды, которые ты на меня навлек, ты на прощание сослужишь мне еще одну службу.

Его рука пошарила в складках одежд, достала что-то белое и блестящее и показала его мне. Это была бутылочка. Кругленькая такая бутылочка, наверное, с детский кулачок размером. Изготовлена она была из толстого прозрачного хрусталя, граненого, блестящего и сверкающего, украшенного стеклянными цветами.

— Нравится? — спросил волшебник. — Египетский горный хрусталь. В гробнице нашел.

Я поразмыслил.

— Цветочки несколько лишние. Безвкусица.

— Хм… Ну да, пожалуй, в эпоху третьей династии вкусы и впрямь были простоваты, — согласился Хаба. — Впрочем, тебе, Бартимеус, беспокоиться не о чем. Тебе на них смотреть не придется, потому что ты будешь внутри. Вот этот сосуд, — сказал он, поворачивая его так, чтобы грани засверкали ярче, — станет твоим домом.

Моя сущность съежилась. Крошечное горлышко бутылки разверзлось передо мной, подобно открытой могиле. Я судорожно сглотнул.

— Маловат, пожалуй…

— Я уже давно интересуюсь заклинанием Бесконечного Заточения, — сказал Хаба. — Как ты, Бартимеус, сам вскоре убедишься, оно, по сути дела, является заклятием Отсылания, только вместо того, чтобы вернуть демона в его родное измерение, оно переносит его в какую-нибудь материальную тюрьму. Вон в тех клетках, — он указал себе за спину, на чудовищные сооружения, громоздящиеся за колоннами, — томятся бывшие слуги, которых я «отпустил на волю» подобным же образом. Я бы сделал то же самое с тобой, но бутылка будет полезнее. Запечатав тебя внутри, я преподнесу тебя в дар царю Соломону, в знак моей преданности. Ты пополнишь его коллекцию диковинок. Скажу, что этот предмет называется «Могучий узник» или еще какую-нибудь чушь в этом духе. Это придется ему по вкусу, у него такие примитивные наклонности. Быть может, когда ему надоест глазеть на своих шутов, он будет время от времени разглядывать сквозь стекло твои искаженные черты, а может быть, просто засунет тебя подальше вместе с прочими безделушками и никогда больше в руки не возьмет… — Волшебник пожал плечами. — Но, думаю, в любом случае пройдет не меньше ста лет, прежде чем кто-нибудь взломает печать и выпустит тебя на волю. Как бы то ни было, тебе хватит времени пожалеть о своей дерзости и непочтительности, пока твоя сущность будет медленно разлагаться.

Меня охватила ярость; я шагнул вперед, к краю круга.

— Ну-ну, спокойно! — сказал Хаба. — По условиям заклятия, которым ты призван, ты не можешь причинить мне вреда. Да если бы даже и мог, это было бы неразумно, джиннчик! У меня ведь есть защитник, как ты, возможно, уже знаешь.

Он щелкнул пальцами. Существа в клетках внезапно затихли.

Тень, лежавшая за спиной у Хабы, оторвалась от пола. Она, сворачиваясь, поднималась вверх, точно скручивающийся свиток, все выше и выше, выше головы волшебника, тонкий, как бумага, клок тьмы без каких-либо черт и обличья. Она вздымалась, пока ее плоская черная голова не коснулась каменных блоков потолка. Волшебник рядом с ней казался куклой. И вот она распростерла свои плоские черные руки, все шире, шире, до самых краев свода, и наклонилась, намереваясь охватить меня.

20

Бартимеус

— Что, Бартимеус, никак язык отсох? — осведомился Хаба. — Это на тебя не похоже!

Ну, что правда, то правда. Мне было не до разговоров. Я озирался по сторонам, трезво оценивая свое положение. Минусы его были очевидны. Я находился глубоко под землей, в логове злого волшебника, припертый к стенке его гигантским рабом-тенью, который тянул ко мне алчные пальцы. Еще пара секунд — и меня загонят в красивенькую бутылочку с цветуечками и сделают из меня дешевую побрякушку, возможно — навеки. Это что касается минусов. А что касается плюсов…

Плюсов я пока не обнаружил.

Но в одном я был совершенно уверен. Если уж меня ждет кошмарная участь, я не намерен встретить ее в обличье приземистого, пузатого бесенка. Я вытянулся во весь рост и сменит облик: сделался выше ростом, превратился в высокого и изящного юношу с ослепительно-белыми крыльями за плечами. Именно так выглядел я много веков назад, когда служил копьеносцем Гильгамеша в Шумере. Вплоть до голубых вен на тонких запястьях.

В результате я, безусловно, почувствовал себя куда лучше. Но это был не единственный результат!

— М-м, великолепно! — сказал Хаба. — Тем забавнее ты будешь выглядеть, когда я загоню тебя в эту дырочку. Жаль, что я не смогу этим полюбоваться… Аммет!

И он, не оглядываясь на черный столп, колыхающийся у него за спиной, поднял хрустальную бутылочку. Призрачная рука, пальцы которой только что тянулись к моей шее, тотчас отдернулась, согнулась, как тростинка, с безошибочной точностью взяла бутылку из руки волшебника и подняла ее в воздух.

— Заклинание Бесконечного Заточения, — говорил Хаба, похлопывая по конторке полоской папируса, — весьма длинное и требует много сил. У меня сейчас нет на него времени. Но Аммет может произнести его вместо меня.

Он поднял глаза, и гигантская голова тени опустилась на уровень его лица.

— Дорогой Аммет, приближается час пира, мне предстоит встретиться во дворце с восхитительной юной дамой, и потому я не могу больше ждать. Заверши здесь наши дела, как мы договаривались. Все нужные слова я записал — ты увидишь, что они подходят джинну такого уровня. Когда все будет сделано и Бартимеус окажется внутри, запечатай бутылку расплавленным свинцом и пометь всеми положенными рунами. Когда остынет, принеси ее мне. Мы с Гезери будем в зале Волшебников.