Подразделение 000 - Костин Сергей - Страница 42

Но я всегда придерживался старых методов воспитания.

— Садитесь Бродский на свое место. Потерпите два часа. Итак, дети, серия контрольных вопросов… Иванов, не понял! Что ты сказал?

— Паяц! — отчетливо на весь класс повторил Иванов, предварительно включив записывающую аппаратуру.

— Два, Иванов! И последнее предупреждение, — в доказательство своих слов я немедленно отключил Иванову электричество и его угол погрузился в потемки. Естественно, что тут же сгорела вся записывающая аппаратура. — Вопрос первый. На засыпку. Сколько будет дважды два?

Детишки, проклиная все на свете, бросились к рабочим столам. Но я вовремя нажал кнопочку на классном ноутбуке и отключил все компьютеры.

— Головой работать надо, дети! — по рядам учеников пробежала, громыхая папиным ремнем, паника. — Слушаю ваши версии. Машенька, оторвись от своей картины и выдай дяде учителю свою версию.

Машенька, нервно отгрызая целые куски лакированных ногтей, беспомощно оглянулась в сторону Вовочки. Но Вовочка был хорошим мальчиком и никому не собирался подсказывать. Потому, что сам находился в затруднительном положении.

— А вам с точностью до какого знака. — Машенька быстро хлопала ресницами. — А можно связаться со своим адвокатом?

— Думаете, гражданка Маша с Уралмаша адвокат в курсе школьной программы? Отвечайте.

— Предположим, дважды два, где-то в районе от ста до трех с половиной тысячи. Да?

— Нет! Иванов? Ваши предположения?

— А это с какой стороны посмотреть? — Иванов схватил авто фломастер и красным цветом начал выводить на стекле формулы. — Если по десятичной системе, то ответ неопределенно бесконечен. А если принимать вторую цифру за зеркальное отображение первой, то в вопросе изначально заложена ошибка. Вот, вот, и вот. Думаю, дяденька учитель согласится с выложенными постулатами.

Я быстро пробежался глазами по столбцам написанных формул, но ошибки в своем вопросе не заметил.

— Увы, Иванов. У вас изначально знак интеграла поставлен не на свое место. Плохо. Кто следующий по списку? Миша Бродский?

«Вам письмо!» — пропел классный ноутбук.

В почтовом ящике лежал плотный конверт, на котором корявыми буквами, написанными явно левой рукой, было выведено: — «Взятка от Миши Бродского».

«Двоечник, а знает как в этой жизни не пропасть», — уважительно подумал я, распечатывая конверт. Пятьсот брюликов мелкими купюрами. Сам Миша Бродский, прижавшись носом к стеклу, усиленно моргал одним глазом.

— Спасатели мелких взяток не берут, — гордо сказал я, и брезгливо отодвинул от себя конверт. — Если вы, гражданин ученик, не знаете правильного ответа, то пятьсот брюликов вам не помогут.

В почтовый ящик шлепнулся еще один конверт, и я переключил все внимание на последнего опрашиваемого. Вундеркинда Вовочку. Он как раз закончивал собирать из двух сгоревших охранников логарифмическую линейку. Кулибин.

— Мы тут подумали! — многозначительно сказал Вовочка, двигая колесики и рычажки на собранном аппарате. — Посовещались, проконсультировались и пришли к единодушному мнению. Так больше жить нельзя. Ваши требования, дяденька учитель, явно завышены. Разве вы не знакомы с пунктом восьмым зы, параграфа тринадцать бис Общих Законов по охране прав Ребенка? А там ясно написано, что ребенок имеет право на три равноценных попытки. И если учитель, думающий, что он знает больше ученика, принуждает последнего ответить на сложные вопросы, то учитель наказывается лишением…

Выключить все микрофоны в отделе Вовочки раз плюнуть. Не хватало мне еще кошмаров, на ночь глядя.

— А теперь подведем итоги, — я пододвинул классный ноутбук поближе и радостно потер руками. — Если не возражаете, начнем с Маши с Уралмаша. Безобразные знания. Два. Владимир. Безобразные знания. Два. Иванов. Безобразные знания. Два. Миша Бродский. Безобразные знания. Четыре с минусом. Хорошо, хорошо, Бродский. С плюсом. Оценки занесены в журнал. Опротестовать решение учителя, то есть меня, вы можете в течении десяти календарных дней.

Детишки, кроме Мишки Бродского, слегка побузили, побили мебель о стеклянные стены, помахали флагами и транспарантами, но быстро угомонились. Дети быстро забывают неприятные моменты в жизни.

— Дяденька учитель?! — Вовочка оторвался от собирания из частей перегоревших охранников муфельной печи. — А, сколько на самом деле будет дважды два?

Я мысленно улыбнулся и скосил глаза на учительский компьютер, где еще в начале урока решил эту непростую задачку. Экран монитора был черен, как борт Милашки после химчистки. По сравнительному анализу детских глаз я сразу же понял, чьих это рук дело. Вовочка, ковыряясь в закопченных деталях, изредка, хитро прищурившись, бросал на меня косые взгляды. Жаль, что я поставил умнику такую высокую оценку.

Мое затянувшееся молчание привлекло нездоровый интерес остальных троих учеников, включая и Машеньку, рисовавшую на стекле акварелью мой портрет с подбитыми глазами и свернутыми набок ушами.

— Сколько? — дружно спросили дети, потянув ручки к дневникам, где напротив рисунка с изображением ремня и детской попки горела красным пламенем контрольная лампочка.

Все попытки оживить учительский компьютер успеха не принесли. И вопрос детишек, по-прежнему оставался без ответа.

Спасатель подразделения 000 должен находить выход из любой ситуации, какой бы неразрешимой она не казалась. Если же спасатель не знает, что делать, он должен проконсультироваться с товарищами.

Уронив на пол наглядное пособие «дезорибонуклеиновая молекула в разрезе», я сдернул незаметно с шеи связь-галстук и вызвал спецмашину.

— Командор просит о срочной помощи! Положение критическое. Командор требует выйти с ним на связь!

Милашка вышла на связь не сразу, но хоть вышла, и то слава Директору! В ушах зазвенел веселый детский гогот, звук скручиваемого металла и кусок из классического шлягера месяца «Жизель и ее команда».

— Командор! Слышу вас хорошо. Что у вас?

— Мыша! Быстро! Сколько будет дважды два?

— Один момент, командор. Еще один момент. А можно сделать звонок Директору? У меня тут пара первичных логических цепей детки спалили.

Пока Милашка общалась с Директором Службы, я успел разобрать и собрать обратно все пятьдесят четыре тысячи кубика дезорибонуклеиновай молекулы в разрезе".

— Командор! Плохие новости. Директор не может нам помочь. Он сейчас на огороде картошку селекционирует и под рукой ничего нет. Но по его совету я связаллась со столичным центральным пунктом вычислительной информации. Ребята, помня вас, как замечательного спасателя, заложили данные в столичный мозг и просчитали все возможные варианты. Сейчас распечатывают. Обещали к вечеру связаться с вами лично.

Это был полный провал достоинства и чести спасателя. Но безвыходных положений не бывает.

— Милашка! Слушай меня внимательно. Делай что хочешь, но отыщи министра образования!

— А чего ее искать? Рядом стоит. Детишек на горку силком загоняет. А кто не хочет, того в комнату смеха.

— Не понял? Это где?

— В кабине, — прошептала динамиками Милашка. — Извините, командор, но я ваши фотографии по стенам развешала. Деткам очень нравится. Плачут, правда, сильно.

— Ладно, ладно, потом разберемся, кто кого повесит. Не забыла, что мне нужно. Вот и задай вопрос Министру. Только вежливо.

Некоторое время в связь-галстуке царила тишина и спокойствие. Внезапно она разорвалась ревом сошедшего со штапелей эскадренного миноносца.

— Милашка?! Что случилось? Милашка?!!

— Да все нормально, командор, — голос спецмашины, действительно, был абсолютно спокоен. — Это не я. Это Министр. Не хочу вмешиваться в ход учебного процесса, командор. Но она вместе с проверяющими, родителями, бабушками и дедушками, не считая адвокатов и налоговых инспекторов, бежит к вам.

Больше Милашка сказать ничего не успела. Двери шлюзов распахнулись, и Министр в эффектном прыжке пролетела к учительскому столу и разом нажала на восемь клавиш.

Бронированные листы с глухим шелестом опустились перед вытянутыми лицами учеников. Свет по всему помещению потух, а вместо него загорелось аварийное освещение. Мерзкий и противный, лишенный выражения возвестил, что в школе объявляется карантин.