Подопечный - Костин Сергей - Страница 13

Странное дело. Я бежал, но не чувствовал ни капли усталости. Тело подчинялось мне удивительно. Словно и не мое оно было. Дыхание оставалось ровным, сердце стучало тихо и равномерно.

Впереди показалась дверь. По всей вероятности — выход. Но куда?

Плечо вперед, правый глаз прищурить и всей массой на закрытый выход.

Дверь оказалась не запертой. По инерции меня пронесло еще метров пять, и я чудом удержался на краю карниза. Далеко внизу суетился город.

Тысячи, сотни тысяч маленьких факелов мельтешили подо мной. Город превратился в потревоженный муравейник. Неужто все из-за меня. Как-то ненавязчиво к горлу подступила гордость. За себя, за свою Родину, за далекую планету Земля. Я б даже слезу пустил, будь немного времени.

Но преследователи уже вывалили на террасу и молча окружали меня. Я говорю "молча" потому, что ругательства и оскорбления за слова не принимаю. Я тоже помолчал немного. Полегчало.

Оглядевшись по сторонам, я понял, что у меня есть два выхода. Первый — сдастся и достаться Клавке. Второй… Никакого второго выхода не существовало.

Разве только…

Я осторожно еще раз посмотрел вниз. И-их, высотища! Как говорил дядька, который хотел долететь до самого солнца — рожденный ползать…

Хорошие мысли лучше всего высказывать в полете.

-… Летать ой как може-е-ет…

А находиться в свободном падении мне не привыкать.

Приземлился я на полу развалившийся домик какой-то местной ведьмы. И понравилось мне не то, что я ничего не сломал и не распорол (ну это же фантастика!), а слова старой кочерги: — "Ах ты собака, ну сколько можно падать на мой дом!"

В свободное от работы время я только и делаю, что лажу (или "лазаю"?) по царским башням и сваливаюсь на головы несчастных старушек.

Меня тотчас же обступили любопытные городские обыватели.

Кстати, интересные люди — эти городские. Все как один — любопытные. Вот бывало приедут к нам на деревню. И ходють, ходють. Что-то высматривают. Всем интересуются. Особенно молодые. Шпана школьная. Им все про огород расскажи. Особливо цветы любят. Мак.

Да и в возрасте тож такие. А вот расскажи им как рыбка клюет? Возьми удочку, да и иди узнавай. А куда навоз деваете? А сколько, а почему… Дурные они все, городские.

А эти что, лучше? Факелами в рожу тыкают. Пальцами показывают на срам. И ля-ля-ля, и ля-ля-ля! Никогда голого не видели. Человека.

Как говорят по телеку — пресс-конференцию депутат отложил в связи с преследованием властей.

— Некогда, товарищи дорогие мне тут с вами лясы точить. Расступитесь, пожалуйста. Освободите проход.

И народ, весело размахивая факелами словно флагами, разошелся, расступился и, я по образовавшемуся широкому проходу, величаво побежал навстречу счастью.

Как же! Дождешься! Как стояли, так и стоят. Только рты пошире растопырили.

— А ну… пошли к такой-то матери отсюда, … . . несчастные.

Во всем мире, и во всей вселенной понимают добрый русский мат. Спасибо родная страна за семилетнее незаконченное образование. А так бы помер неучем.

По образовавшемуся живому коридору, я потрусил дальше, внимательно осматриваясь по сторонам. Не хотелось именно сейчас влипнуть в какую-нибудь историю.

А погоня, между тем, не отставала. Откуда-то с прилегающих улочек выскакивали вооруженные охранники и, протискиваясь сквозь городскую толпу, устремлялись ко мне. Но пара разбитых челюстей попридержало их разгоряченный пыл. Теперь преследователи двигались чуть позади. Не приближаясь, но впрочем, и не отставая.

Вот и последние дома остались позади.

Я двигался почти на ощупь и, расстояние между мной и солдатами постепенно уменьшалось. А количество их соответственно росло. Неприятное положение. Была б, предположим, открытая степь, мчался бы вперед да вперед. А тут, рано или поздно. упрусь лбом в каменную стену и кранты. Берите меня родимые.

Как подумал, так и оказалось. Только чудом не расшибив лоб я отвернул от возносящихся ввысь камней. Разворот на девяносто градусов и теперь я бежал параллельно вертикальным стенам.

Сколько это длилось, не знаю. Но вот впереди, слева, со всех сторон показались блики огней. Они становились все ярче и ярче. Пока не превратились в бряцающие оружием, освещенные факелами силуэтами.

Загнали. Словно волка. Еще десять, двадцать шагов и все. Единственный свободный путь в небольшую выемку в скалах. Я пятился от наступавших людей, прижимаясь к камням и судорожно искал куда бы укрыться. Ничего. И никто не поможет.

Мечи уперлись в грудь, заставляя пятиться все глубже в небольшую пещерку.

Под ноги что-то попало, и я опрокинулся на спину.

— Отойти всем назад! — властный окрик остановил наступавших, заставив их четко выполнить сказанное.

Клавдия, блин. Щас начнет колдовать, и мне кранты.

— От меня думал убечь. Не выйдет, касатик! — Клавка довольно хохотнула, — Теперь то мы с тобой разберемся.

— Не о чем нам разбираться, — сплюнул я на землю. Да не на землю, а на круглый металлический блин. Да и не блин это вовсе, а обыкновенный канализационный люк. Откуда он здесь?

— Не хочешь со мной говорить? — Клавка вмиг озверела. Глаза запылали странным злым огнем, — А-а, ну ее эту любовь. Ну ка слуги мои верные, убейте его!

Вот и смертушка пришла, подумал я. Но надежда умирает последней. Наблюдая за приближающимися остриями мечей, я попытался сдвинуть люк ногой. К моему удивлению он пошел что-то слишком легко. Почти без помощи.

Щель быстро увеличивалась, крышка люка сползла в сторону и, под удивленный ропот стражников, из нее показалась зевающая, чумазая рожа Мустафы.

— Васильич! Ты что так сегодня долго! Давай, прыгай.

— Подожди!— остановил меня крик Клавки.

Почему бы не выполнить просьбу женщины. Пусть даже не слишком порядочной.

— Да не слушай ты эту мымру, — ангел теперь сидел на краю колодца и болтал ногами.

— Подожди, — отмахнулся я, — Еще пару минут и я с тобой навеки. Кстати, а куда ведет колодец. Еще дальше вниз?

— Увидишь сам. И не пожалеешь. Общайся быстрее с барышней и в дорогу. Только попроси ее отозвать своих оболтусов подальше.

Я так и поступил. Не знаю, чем руководствовалась Клавка, но сделала все, о чем я просил. Солдаты гурьбой двинули на выход. С Хозяйкой осталось какая то пара-тройка десятков солдат.

— Ну, Клавдия, как до такой жизни докатилась?— я примостился рядышком с Мустафой. На всякий случай.

Клавка разволновалась, покраснела. Конечно, такой кусок вырывается из загребущих рук.

— Любава где?

— Любава тебе нужна? — дурная баба сощурила глаза, — Раз нужна тогда сам ищи.

— Ну раз так, я пошел, — и в самом деле я сделал вид уходящего человека. Клавка дуэль проиграла.

— Да подожди ты! Любка твоя на поверхности где-то. Точно не знаю. Про то только духи ведают. Может останешься? Люб ты мне.

Последний вопрос был настолько слезлив, что я даже пожалел глупую женщину. А потом пожалел, что пожалел.

— Дурак ты Васька. Как был деревенским дураком, так и остался. Привык быкам хвосты крутить и не знаешь в чем счастье человеческое. Ты вон у своего дружка, непонятно откуда взявшегося, спроси, в чем оно счастье?

— Счастье, это когда ты предано служишь горячо любимой родине с большой буквы, — глядя в потолок процитировал Мустафа кого-то из классиков.

— Дурак твой дружок. Такой же как и ты, дурак, — ой, злиться Клавка. Как злиться, — А счастье во власти и в богатстве. И все это у меня есть. Захочу — золотом осыплю. А захочу — заживо сгною. Все в моей силе.

— Да не все, Клав, — это я, — Вот сейчас не в твоей власти меня задержать. Хоть все золото на меня посыпь. И Любаву не заставишь разлюбить. Так что не права ты.

— Значит — нет?

— Я с ума не сходил. Это ты со своих привилегий незаслуженных бесишься.

— Нет?

Начинался пустой разговор. То ли время тянет, то ли придуривается.

— Пошли, Мустафа, — и Клавке, — Дура ты сама. Прощай. Варись в своем счастье. Сама по себе. А я сам по себе.