Легион Безголовый - Костин Сергей - Страница 9

— Ну и ладно, — говорит полковник Чуб, отворачиваясь к схеме самолета.

— Рано или поздно, — поддакивают остальные замы, зам замы и мы с Машкой. Закон чисел неумолим, но случаются осечки.

Наваливаюсь грудью на стол и тщательно, под комментарии Баобабовой, тетка которой до стюардесс работала на секретном самолетном заводе главным конструктором по обшивке кресел, изучаю схему.

— Это что?

— Крылья. — Машка чувствует, что время шуток прошло, и работает четко и немногословно. — Хвост. Не знаю. Опять не знаю. Топливные баки. Салон. Подвал. Без понятия. Туда же. А черт его знает. Ящик черный. Ящик белый. Холодильник. Пакеты использованные. Кабина. Командирское кресло. Штурвал.

— Почему круглый?

Откликается полковник Дуб, ответственный за представленные схемы. Стирает круглый руль, пририсовывает половинку баранки. Так гораздо правдоподобнее.

— А колеса где?

Полковник Дуб подрисовывает и колеса.

— Без прицепа?

Полковник тянется к хвосту рисунка добавить необходимую деталь, но его вовремя одергивают гражданские. Мне же сообщают, что прицепы в данной конструкции технически нецелесообразны и не предусмотрены.

— Определенно надо сбивать, — не унимается Баобабова, протирая ладошкой свой любимый пистолет.

— Требуется осмотр места происшествия. Подхожу к большому окну, выходящему на взлетное поле. В целях безопасности все самолеты собраны в кучу у одного из ангаров и оцеплены пожарными машинами. Само взлетное поле чисто. Садись, не хочу. Только редко кое-где высунется голова солдатика из оцепления, которому надоело прятаться в редкой траве.

Подходит начальник штаба, склоняется поближе и, озираясь на гражданских, сообщает, что:

— Есть две кассеты. Последние записи песен с “Ту”. Хотите послушать? За тридцатку уступлю. Нет? Ладно, вы мне нравитесь. Даром отдам. Впрочем, если честно, нет там ничего интересного. Помехи одни.

— Сами же сказали, что поет кто-то.

— Разве это песни? Нытье. Да такое, что сердце пошаливать начинает. Кстати, если понадобится, у нас “Скорая помощь” круглосуточно дежурит. Даже спирт есть. Берете, значит?

— Я послушаю.

Полковник на цыпочках крадется к креслам, где отдыхают, обнявшись, генерал и таможенник. Вытаскивает из уха непосредственного начальника наушники и извлекает из-под шинелей плеер. Приносит добычу мне.

— Только долго не слушайте. В сон тянет.

— Генерал спит, служба не идет, — чеканно, не шамкая, произносит генерал, переворачиваясь на какой, я уже запутался, бок. Запоздало срабатывает магия чисел, таможенника ловят расторопные полковничьи руки в двух сантиметрах от пола. Баобабова в восторге.

— Это наша работа, — смущаются полковники, укладывая таможенника на металлическую лавку, принесенную с улицы.

Отхожу подальше. Втыкаю наушник в ухо. Он все еще хранит тепло генеральской ушной раковины. Надо признать и не бояться того факта, что у генералов горячие уши. Это от природы не дается, а приходит с годами. Включаю плеер на воспроизведение.

— Как хорошо быть генералом!..

— Извините, не та кассета, — полковник самостоятельно меняет вещдоки местами. — Нет, товарищ лейтенант, это из личной фонотеки товарища генерала. Он с этими песнями и в атаку ходит, и с подчиненными разбирается. Наслаждайтесь, не буду вам мешать.

Щелкает кнопка. В мозг впиваются чужеродные, явно нечеловеческие звуки. Через мгновение понимаю, это голос диспетчера с вышки, который не выдержал психологической нагрузки и слегка сорвался. Через какое-то время все приходит в норму.

— “Борт с неизвестным номером! Отзовитесь вышке! Борт! Назовите свой бортовой номер! Уроды! Всем, кто меня слышит на неизвестном борту! Отзовитесь. Если слышите, покачайте крылом. Можно двумя. Если не слышите, помигайте иллюминаторами”.

Диспетчер в ухе неожиданно замолкает, и слышно, как играют волнами эфира всевозможные помехи. Хрипят, посвистывают, жужжат и шипят. Но и эти звуки понемногу исчезают. В голове, так же как на кассете, возникает тишина. Никаких таких запрещенных песен не слышу.

Три длинных гудка. Щелчок.

— Лейтенант… ш-ш-ш…

Вздрагиваю. Голос у меня в голове. Или кажется? Оглядываюсь, может, полковники шутят во время служебно-боевых действий?

— Хи-хи-хи… — Это точно в голове. Полковники, на которых грешил, за столом. Обсуждают что-то. Баобабова тоже не в пределах видимости. Про генерала и таможенника не говорю. Спят. Отворачиваюсь ото всех.

— Кто это?

— Хи-хи-хи….

— Эй! Кто вы?

Мне совершенно не страшно. А по идее должно быть. Но я за время работы в отделе “Пи” видел не только разъяренную Баобабову и недовольного капитана Угробова. Приходилось бывать в переделках более серьезных. Если кто центральную периодику не пролистывает, могу напомнить про историю с обезвреживанием летающей тарелки, которая занималась контрабандной перевозкой иностранных гражданок на территорию нашего города. Воронка от тарелки вот такая, а мне хоть бы что. Небольшая пересадка кожи на некоторые опаленные участки тела. Или хотя бы тот случай, когда…

— Лейтенант!.. Не спи…

Поправляю ухо. Голос в голове отчасти прав. Я, когда хочу быстро заснуть, вспоминаю особо опасные случаи из служебной жизни.

— Я слушаю вас. Назовитесь. У вас есть имя?

— Значит, не узнал.

— Мне для протокола надо.

— А-а… Если для протокола только. Мое имя… Выключаю плеер. Если предположение верно, то голос в мозгах исчезнет. И я не сумасшедший. Голоса не слышно. Включаю плеер.

— …балуешь, лейтенант? Кому нужна информация, мне или твоему отделу? Если не перестанешь отсоединяться, то…

Отключаю плеер. Делаю десять приседаний, пару раз отжимаюсь. Больше настроения нет. Показываю стекольному отражению язык. За спиной затихают полковники. Им впервые приходится воочию наблюдать за работой сотрудников засекреченного во всех отношениях отдела “Пи”.

Голос не подает признаков жизни, из чего делаю вывод — я совершенно нормален. Ненормальна кассета. Генералу слышится одно, полковникам другое. Всем остальным третье. А мне везет больше. Со мной разговаривают.

Подключаемся.

— Старший лейтенант Пономарев на плеере!

— Ну ты сволочь, Пономарев. У тебя совесть есть?

— Здесь вопросы задаю я. Назовите себя и место, с которого вещаете. Але, вы меня хорошо слышите?

— Слышу, — отвечает после некоторого раздумья голос. — А ты, лейтенант, другим стал. Зазнался?

— Не понимаю вас. Если хотите сотрудничать со следствием, сообщите место передатчика. Прием!

— Место хорошее. Санитары, правда, звери. Но я не обижаюсь.

Кажется, я слегка ахаю.

— Догадался, наконец, кто? — Голос хихикает.

— Не может быть. Как же так? Вы?

— А ты думал — мозги запарились?

— Откуда вы…

— Оттуда же, откуда всегда. Подожди минуту, санитарки за неважно чем пришли.

В ухе слышится грохот металлической посуды, кряхтенье и женское ворчание.

— Я на месте. — Голос возвращается. — Какие новости, лейтенант? Судя по тону, очередные неприятности? Или задание слишком таинственное? Баобабова далеко? Привет передавай. Слышал от доверенных лиц — бронежилет новый прикупила?

— К черту бронежилет! — взрываюсь я. Полковники заслоняют грудью спящего генерала. Кто знает, что в голове у старшего лейтенанта, болтающего с пустотой. — Каким образом вы со мной разговариваете? До ближайшего телефона двадцать шагов и толпа полковников.

— Сие таинство мне неизвестно, — признается Садовник. — Звоню тебе в кабинет, а меня напрямую соединяют. Значит, так судьбой прописано. Лейтенант, у меня мало времени. Да и мелочь заканчивается. С мелочью в нашем департаменте тяжело. Боятся, что глотать и выносить будем. Давай о главном. О работе.

Упираюсь лбом в стекло. В том, что Садовник нашел меня в трудную для отдела “Пи” минуту, ничего удивительного. Он нам всегда помогал как мог. Денег, правда, не давал, но морально постоянно находился на нашей стороне. Другой вопрос, каким образом голос Садовника слышен только при включенном плеере? С той самой кассеты, на которую будто бы записаны так называемые песни с летающего над аэропортом пустого “Ту”.