Легион Безголовый - Костин Сергей - Страница 77

— Почкуются. Интервал — два почкования в час. Если кто умный, может подсчитать, сколько Охотников будет на нашу голову через сутки.

— Много, — быстро подсчитываю я, гордо поглядывая на более медлительных. — Но это значит, что через неделю мы получим дивизию трудноубиваемых созданий, желанием которых будет только одно — убивать нас, людей, как себе неподобных.

А если пройдет месяц, год?

— А во всем виноваты вы!

Все разом смотрят на Садовника, который в результате неимоверного усилия работы головного мозга, за одну минуту нашел виновных.

— Вы, вы! — Садовник смотрит на нас с Баобабовой и грозит нам пальцем, словно нашкодившим детям, открывшим в зоопарке клетки со львами.

— А по лицу ладошкой? — резонно спрашивает Машка, заводясь с пол-оборота. За что я уважаю напарницу, так за культурность в обращении с начальством, хоть и бывшим.

— А то как же? — Садовник окончательно успокаивается и теперь режет правду-матку в его собственном понимании. — Кто, как не вы, товарищи из отдела “Подозрительной информации”, были предупреждены заранее о подозрительных событиях вокруг заведения, управляемого нашим многоуважаемым главным врачом с плохим зрением? Кому, как не вам, государство и правительство доверило охранять спокойный сон граждан? А что в ответ? Халатное отношение к должностным обязанностям? Попойки как в рабочее, так и в нерабочее время? Молчите? То-то же!

Пока Машка, сраженная красноречием человека без лица, отстегивает тройку от кровати, выступаю вперед.

— Вы не правы, — решаюсь вступиться за честь отдела. — Мы без работы не сидели. Делали все, что могли. Это Монокль со своим сыночком виноват. Дыру, или как там — портал, для Охотников открыли. Тоже мне, бюро международных экскурсий. Кстати, а где этот вундеркинд?

— За линию фронта с последними обозами отправлен, — объясняет Садовник. — С просьбами о помощи. А отец его, честнейший человек, здесь остался, чтобы с оружием в руках за жизнь потомков сражаться.

— Навоевался уже, — бурчит Машка. — А ведь клятву этого… Гиппократа давал. Весь район кровью залит. Мирные жители погибли, а трупы, представьте себе, исчезли. Экспериментаторы хреновы.

Монокль оказывается обидчивым человеком. Доказывает, что действовал он из благородных побуждений, желая оздоровить человеческий род посредством новых технологий.

— А на мышках тестировали?

Монокль затыкается, потому что на мышках тестировать даже не пытался, а без мышек и разговора никакого нет.

Садовник швыряет в нас с Машкой охапку надорванных лепестков и резонно замечает:

— Хватит лаяться. Нашли время и место. Не о том волнуетесь. Лейтенант, вот ты у нас самый умный… — Не сразу, но понимаю, что Садовник имеет в виду меня. — Ты-то нам и должен сказать, как с заразой виртуальной поскорее покончить и желательно самим остаться в живых.

— Почему я?

Может, и самый умный, но с подобными обстоятельствами сталкиваюсь впервые и брать груз ответственности на себя в момент, когда государство стоит на краю пропасти, желания большого не имею. Хотя, если хорошо подумать, государство на краю каждый день стоит и ничего, пока не свалилось.

— А потому! — не слишком доказательно объясняет Садовник. — Армия разбита, силы внутреннего городского правопорядка черт знает по каким закоулкам прячутся, сопротивление, то есть мы, в подвалах отсиживается. А ты, старший лейтенант Пономарев, до сих пор жив, даже не поседел от горя. Значит, на то есть причины.

— Да какие там причины, — я слегка растерян от доверия товарищей, но все еще пытаюсь отвертеться от ответственности.

— Есть несколько причин… — загибает палец Садовник, и все остальные товарищи, включая верную Баобабову, согласно ему кивают, подтверждая заранее все, что он скажет. — Первая причина, лейтенант Пономарев, это ты сам. А вторая — все твои незаурядные способности и невоплощенные в жизнь мечты. Третья причина — это твоя наглая ложь, что ты ничего не можешь сделать для родного района.

— Так ведь кто прав, кто виноват — не разберешь! — восклицаю я, нутром чуя, что складные речи Садовника до добра не доведут. Но мои слова заглушаются мощным грохотом голоса человека, силой воли своей и полномочиями организовавшего отдел “Пи”.

— И последняя причина — это я! — рявкает Садовник, разом лишая лепестков четыре ромашки. — В конце концов, кто здесь представитель серого правительства Земли и под чьим командованием вы работаете? Лейтенант, или всех нас спасаешь, или не будет тебе в жизни счастья.

Отлично! Старшие лейтенанты спасают мир! Звучит. Хотите знать, что думает Лешка Пономарев?

Встаю в полный рост, как на параде:

— Желаете знать, как мы уничтожим Охотников?

Все кивают. Полный подвал любопытных.

— Мы дадим агрессору из компьютерной клоаки последний и решительный бой! Вот как! — Меня уже не остановить. Запрыгиваю на поскрипывающий ящик, кулаком упираюсь в низкие подвальные потолки и горланю, перекрикивая возмущенные вопли Баобабовой: — Мы соберем их всех в одном месте и покажем им, на что пригодны простые парни земляне и простые прапорщики землянки! Их тысячи, но и нас немало! Да здравствует всеобщая мобилизация! Да здравствует мировое сопротивление! Даешь полную победу в кратчайшие сроки! Все вместе!..

Нет ничего более прекрасного, чем суровый хор Из нескольких десятков лучших голосов города, поющих в подвале. Такое нельзя видеть, такое необходимо слышать.

— Это есть наш последний…

Баобабова, которая уже только для вида пытается меня пристрелить, шмыгает носом и присоединяется к общему хору.

— И решительный…

Садовник, сотрудник серого правительства, человек старой закалки, стоит по стойке “смирно”, задрав голову к единственному фонарю-лампочке. Его лица, хоть убейся, не видно, но голос, могучий, чуть с хрипотцой от сырости, раскатывается по бескрайним просторам подвалов.

— Бой…

Монокль и Пейпиво, схватившись за руки, раскачивают ими в такт песне и, преданно взирая прямо перед собой, подпевают:

— И с Пономаревым…

Лети, русская песня! Достигни самых дальних кладовок и подвалов! Доберись до каждого настоящего русского уха. Вставай, народ! Пришла беда, откуда не ждали. День простояли, ночь простояли, кому как не вам стоять все остальное время суток?!

— Воспрянет род людской!

Потолок над головой содрогается от мощного взрыва. На голову летит сырая штукатурка и куски бетона.

— Облава! — вопит Садовник, разбивая ящиком фонарь. — Охотники! Уходим черным ходом!

Может, и зря мы песни горланили, но спетого не перепеть. Поднять народ на справедливую борьбу легко, труднее не выдать шумовыми эффектами своего местоположения.

Чувствую, как в темноте меня хватают за рукав. Крепкие руки, возможно, и баобабовские, волокут куда-то, постоянно стукая об углы и другие бетонные выступающие части. Впереди и сзади тяжелый топот, легкая перебранка и сбивающееся дыхание. В голове возникает образ спасающихся от ястреба тушканчиков. Несемся куда попало и не знаем, что ждет нас впереди.

Ночное небо вспыхивает над головой яркими звездами и не менее яркой луной. Первые не затмевают красоты второй, а вторая не имеет ничего против первых. Свежий воздух пьянит после сырого и провонялого мочой и крысами подвала. Жить хочется так, как не хотелось жить ни одному загнанному в поле тушканчику.

— Пригнись, дурень!

Верный напарник и прапорщик Баобабова силком прижимает меня пониже к асфальту. Тотчас чуть выше макушки противно свистят шмели, осы, пчелы и прочие больно жалящие гады. Замечаю краем глаза, как чуть в стороне, не обращая внимания на загипсованную ногу, ловко петляет по улице Садовник. За ним, так и не расцепившись, бегут Пей-пиво и Монокль. Прочие — здоровые и не совсем — бойцы городского сопротивления рассредоточены по всей улице. Кто-то падает, сраженный хоть виртуальной, но вполне ощутимой пулей. Кто-то спотыкается и затаптывается ногами товарищей. Паника — вот что это такое.

— Вправо уходите! В подворотню! — на бегу кричит Садовник, резко меняя маршрут.