Скобелев - Костин Борис Акимович - Страница 27

...Ловча. Название этого небольшого городка, который в начале войны остался несколько в стороне от основных планов русского командования, а стрелы главных ударов даже краешком не коснулись незаметного кружка, обозначающего город на картах, теперь не сходил с языка у многих. Рядом с ним непременно звучало слово «победа». Ранним утром 23 августа государь, получивший телеграмму от князя Имеретинского, потребовал к себе дежурного флигель-адъютанта Лопухина-Демидова и повелел объявить конвою о взятии Ловчи. В этот день фамилия Скобелева не сходила с царственных уст.

Но лишь только отзвучало эхо выстрелов под Ловчей, как о Скобелеве забыли, и ему вновь пришлось обивать пороги штабных палаток, чтобы решить вопрос о своем назначении. До дивизии, мол, он не дорос, рассудили вверху, а бригадные вакансии, увы, все заняты. Так Скобелев вновь оказался генералом не у дел.

Легкий фимиам успеха кружил начальственные головы и не позволял принять взвешенное решение. А оно, утверждал Скобелев, было отчетливо видно как на ладони. Требовалось развернуть весь фронт русских войск и нанести удар по Плевне со стороны Ловчи. Но войска остались недвижимы. Более того, расположив в занятом городе небольшой гарнизон, отряд князя Имеретинского сошел со стратегически выгодного направления и присоединился к остальным частям, сосредоточенным под Плевной. В штабе Дунайской армии велась ускоренная разработка нового плана генерального штурма города.

Третья Плевна

Более полутора месяцев русская армия находилась у стен Плевны, которую Осман-паша превратил в неприступную крепость.

Для русского командования Плевна стала камнем преткновения, но надо было довести дело до конца. Какими же средствами и, самое главное, как собирались брать Плевну на сей раз?

Успех у Ловчи настраивал руководство Дунайской армии на мажорный лад. А тут из России и Румынии одна за другой стали прибывать свежие пехотные дивизии, артиллерийские части. Главнокомандующий воспрянул духом и, видимо, не без его ведома армейские острословы пустили в ход присказку: «Уж теперь-то Плевну взять, как два пальца обмочить». Полевой штаб принялся лихорадочно готовить диспозицию на третий штурм Плевны. О настроении, которое сложилось накануне сражения за город, красноречиво свидетельствуют строки воспоминаний одного из участников войны: «Все верили, что Плевна на этот раз непременно будет взята, и что взять ее ввиду принятых мер – совершенные пустяки. В этом были все убеждены от генерала до последнего фургонщика». Однако задача усложнилась. Русские наращивали силы, но и турки не тратили времени даром, их редуты становились мощнее, приток резервов и обозов с боеприпасами и продовольствием не прекращался, правда, шли они по единственной, после взятия Ловчи, дороге на Софию, но все-таки подходили, и вскоре численность турецкой армии в Плевне достигла тридцати трех тысяч человек. С такими силами Осман-паша думал не только обороняться, но и в подходящий момент нанести удар по русским войскам, занимавшимся строительством укреплений, исправлением дорог и мостов.

19 августа турки, выйдя из укреплений, атаковали русские позиции у Пелишата-Сгаловца. Вот тут-то и можно было навязать противнику генеральное сражение. Кстати, сам Николай Николаевич еще 21 июля в письме к Александру II писал о таком случае как о весьма желаемом, но... уж коль Господь Бог военного дара не послал, то появившуюся возможность упустили. Мало того, наступление турок оказалось неожиданным и застало врасплох русское командование. П. Д. Зотов, получив известие о переходе турок в наступление против 4-го корпуса, не решился ударить вр фланг туркам 9-м корпусом, находившимся в непосредственной близости, опасаясь их прорыва к императорской квартире, расположившейся в недалеком тылу, в Горном Студене. Прибывшие к Плевне части Румынской армии оставались пассивными наблюдателями боя, как в поговорке: «Двое дерутся – третий не суйся». И не совались. На сей раз в результате десятичасового кровопролитного боя русским войскам удалось, благодаря героизму солдат, отразить наступление с большими потерями для турок. Боевые офицеры роптали и без обиняков заявляли вслух: «Управляют нами дураки». Опровергнуть подобное утверждение стоило огромного труда. Судьба Третьей Плевны была доверена явно не тем людям. Так, в должность начальника Западного отряда 22 августа вступил князь Карл Румынский, о военных познаниях которого даже Александр II, предложивший князю этот пост, имел весьма туманное представление. Но правитель Румынии безудержно рвался к славе, а победный исход войны освобождал его отечество от унизительной роли вассала Турции. Зотов отошел в тень и затаил недовольство, поскольку, возглавляя штаб Западного отряда, он ничем не мог повлиять на исход сражения. Все наиболее важные решения принимались непосредственно в Полевом штабе и, как правило, шли через его голову. Складывалась парадоксальная ситуация: армейская верхушка отрицала даже саму мысль о какой-либо неудаче, командиры полков, батальонов с трудом верили в успех и все же не щадили сил для подготовки к штурму. Опыт двух неудачных приступов был учтен.

Чем же занимался в это время Скобелев? А все тем же: уговаривал, настаивал, возмущался, пытался вразумить, что брать Плевну в лоб – истинное безумие. «Да, Гривицкий редут – ворота Плевны, – отстаивал свое мнение Скобелев. – Займем мы его, и вся система обороны турок рухнет, как карточный домик. Но ведь не всякий короткий путь краток и преодолим». Его слушали с показным вниманием, поддакивали, играли на тщеславии. Еще бы! Ведь генерал, ни много ни мало, отсек правую руку Осман-паши! Но лишь только за Скобелевым захлопывалась дверь, как вослед ему неслись ядовитые смешки, а предложения ложились под сукно.

И все же настойчивость Скобелева принесла свои плоды – его утвердили командиром авангарда в левофланговый отряд князя Имеретинского. Скобелев без промедления занялся формированием авангарда, который пока существовал только на бумаге.

Как же предполагалось осуществить штурм русско-румынскими войсками? «Основу наступления должно составлять предварительное, возможно продолжительное, обстреливание неприятельских укреплений артиллерией, усиливаемое с постепенным к ним приближением; такое же постепенное, производимое незаметно под прикрытием местности, приближение к укреплениям пехоты и, наконец, атака их открытой силой».

Тем временем войска занимали исходное положение для наступления. Одновременно началась и артиллерийская подготовка, в которой кроме всей артиллерии Западного отряда принимали участие и двадцать осадных орудий большого калибра, доставленных из России.

Однако ни серьезных повреждений, ни потерь из-за бесплановости и распыленности огня противник не понес, а незначительные – восстанавливались по ночам.

На массированный обстрел турки отвечали не менее жестоким огнем. Вот какую оценку действиям русской артиллерии дал А. Н. Куропаткин: «Артиллерийские действия при подготовке, вследствие неправильного употребления артиллерии, неудачны». Громадным преобладанием артиллерии русское командование не воспользовалось.

В отчете генерал-лейтенант П. Д. Зотов писал, что после трехдневной бомбардировки неприятеля пришли к заключению не особенно торопиться с атакой его укрепленного лагеря, а терпеливо дать артиллерии еще и еще делать свое дело разрушения преград, нравственного истомления и материальной дезорганизации обороняющегося, чем так особенно бывает сильна многочисленная артиллерия наступающего, что известно всякому, кто когда-либо стаивал на укреплениях под сосредоточенным ее огнем. Поэтому 28 августа решено было продолжать артиллерийский бой еще день, два, три.

Но обстоятельства обратили это решение в ничто. Продолжать артиллерийский бой оказалось невозможным по двум причинам, из которых и одной вполне достаточно. Обнаружилось, что в артиллерии «легко мог оказаться недостаток в снарядах» и что «от усиленной и непрерывной трехсуточной стрельбы некоторые лафеты осадной артиллерии, а также многие из девятифунтовых орудий полевой артиллерии начали приходить в негодность». Но все-таки бомбардировка продолжалась, поскольку на другое у высшего командования просто не хватило фантазии.