Высокие башни - Костейн Томас - Страница 44

— Тетушка, я… я рада вас видеть. Мсье Шарль привез меня, сегодня — день моего рождения. Мне исполнилось десять лет. Вы не забыли?

— Я все помню, — монотонно ответила старуха. Она не улыбнулась Фелисите. Она хмуро рассматривала свою бывшую подопечную.

— Ты изменилась, — наконец сказала тетушка, — сильно изменилась. Тебя трудно узнать.

Фелисите хотела снять напряжение, и она начала быстро говорить:

— Да, тетушка Сулетта. Я действительно сильно изменилась и выросла с тех пор, как мы виделись в последний раз. Наверно, я буду высокого роста.

Старуха не сводила с нее взгляда.

— Ты стала более симпатичной. Становишься похожей на мать. Но если ты думаешь, что мне это приятно, ты ошибаешься. Я знаю, ты во многом будешь походить на свою мать и станешь женщиной, которая думает только о мужчинах, — она сделала отталкивающий жест рукой. — Ты теперь для меня чужая.

Фелисите была поражена, когда тетушка повернулась и закрыла за собой дверь кухни.

Девочка медленно поднялась по лестнице, держа в руках не принятый подарок. Барон в зале разговаривал с арендатором, и девочка отправилась к нему и протянула ему подарок.

— Мсье Шарль, она не захотела взять это у меня… Она мне не рада.

Барон шепотом выругал экономку.

— Не печалься, малышка. Она — злобная старуха и никогда не угадаешь, что она еще может придумать. Кругом множество людей, кто будет счастлив получить вино. У меня идея, — и он обратился к арендатору: — Мы отдадим вино старику Киркинхенду. Я слышал, у него плохо со здоровьем.

Арендатор покачал головой.

— Мсье Шарль, не стоит отсылать вино старику Киркин-хеду. Он его не сможет выпить. Он совсем не в себе и даже не узнает собственную дочь, постоянно спрашивает, кто эта женщина. Что касается Проспера, — арендатор захихикал, — то он считает, что Проспер — это человек, с которым он много лет назад здорово поругался, и все время ему угрожает. Однажды он потребовал нож и стал вопить, что прикончит этого бездельника. Бедняга Проспер боится входить в его комнату!

Фелисите поняла, почему Филипп после приезда сразу исчез. Ему приходится находиться со стариком, и девочка была уверена, что он останется с ним весь день. Конечно, она расстроилась, но больше всего ей было жаль Филиппа. «Бедный Филипп! Ему никогда не удается повеселиться».

Барон взял корзинку у девочки.

— Мне жаль старика Киркинхеда, — сказал он, покачав головой. — В прежние дни он с удовольствием выпил бы это вино! Жорж, — сказал он арендатору, отдавая ему корзинку, — это тебе. Вино просто отличное. Выпей за здоровье жителей Лонгея, которые сейчас находятся на юге.

С запада ползло черное облако, когда Филипп вышел из леса и побежал по общинному выгону. С ближайшей башни послышались чистые звуки горна. Барон еще не повесил колокола в церкви, хотя часто говорил об этом. Филипп подумал: «Я не смогу поговорить с отцом де Франшевиллем до окончания вечернего богослужения».

Караульный у ворот спросил его:

— Как дела у твоего хозяина?

Юноша покачал головой и ответил:

Жюль, я пришел за священником. Он не переживет сегодняшней ночи.

Фелисите шла за бароном по вымощенной булыжниками тропинке в церковь. Она сразу увидела Филиппа и поняла, что у него беда. Девочка вздохнула, — она ведь не могла ему помочь. «Ему нужна помощь, а мне всего десять лет, и я не могу ему помочь».

Она не обратила внимания на барона, когда он вытянул руку вверх ладонью, и сказал:

— Опоздавшие промокнут до нитки.

Люди в церкви читали молитву, стоя на коленях. Вокруг сразу сильно потемнело. Свечи мерцали и чадили на сквозняке, проникающем через полуоткрытые окна. Все слышали шаркающие шаги ризничего и видели, что уже поздно закрывать окна.

Засверкала молния, настолько яркая, что на северной стене образовался золотой полукруг огня, и почти сразу раздался гром. Он был страшным, женщины закрыли уши руками. Поднялся сильный ветер. Все в ужасе смотрели друг на друга, потому что раздался удивительный звук, и ветер с яростью накинулся на стены замка, собирая по дороге мусор в темные вихри.

Свечи взметнули вверх пламя и сразу погасли. Мгновение царила тишина, а потом дико закричала женщина. Странно, что только она одна потеряла над собой контроль, потому что все были объяты ужасом. Известно, что если во время службы тухнет свеча, — это означает смерть. Что же их ждет, если сразу погасли все свечи? Возможно, это предвещает много смертей? Конечно, кое-кто подумает, что это всего лишь старая примета, но многие из них вспомнили, что в такую ужасную ночь ирокезы напали на Лачин во время грозы. Неужели все опять повторяется? Возможно, сюда шествуют воинственные отряды индейцев? А что, если они нанесли удары, и тот факт, что погасли свечи, означает, что множество поселенцев уже мертвы? Послышался страшный крик. Это переполнило чашу терпения. Люди вскочили и устремились к дверям.

Барон пробирался по проходу и повторял:

— Спокойно! Спокойно! Нет оснований волноваться.

Он остановился у входа и начал отдавать команды — кому стоять в карауле у ворот и на наблюдательных башнях. Он пытался организовать людей таким образом, чтобы наиболее смелые собрали оставшихся дома людей и отвели их в замок. Сам мсье Шарль вместе с одним человеком решил тоже отправиться в путь и предупредить людей на Шамбли-роуд.

Фелисите была страшно испугана и шла за бароном, держась за его сюртук. Девочка немного успокоилась, видя доброе лицо отца де Франшевилля. Он пытался утихомирить женщин и детей. Она слышала, как священник говорил:

— Когда Бог решает прекратить человеческие жизни, он протягивает руку. Ему не нужно насылать ветер и тушить свечи в церкви в качестве предупреждения, подобно ведьме, которая костлявым пальцем стучит в окно посредине ночи.

Одна женщина продолжала биться в истерике и кричала:

— Отец, так всегда бывает! Я сама видела это много раз! Фелисите потеряла Филиппа из вида, но потом обнаружила, что он стоит рядом с отцом де Франшевиллем и спокойно с ним разговаривает. Священник его слушал и кивал головой. Девочка пробралась к ним и услышала слова Филиппа:

— У него не осталось сил, и он еле говорит. Святой Отец, ему долго не протянуть. Он спрашивает о вас.

Священник ему ответил:

— Как только я смогу оставить это испуганное стадо овец, я сразу отправлюсь с тобой, сын мой.

Люди понемногу начали успокаиваться, на лицах появились смущенные улыбки. Все начали приходить в себя. На западе небо посветлело, и темные облака быстро уплывали прочь. Один человек промолвил:

— Дьявол сейчас не на свободе. Ему кто-то ответил:

— Возможно, они орудуют дальше, вниз по реке.

Конечно, потухшие свечи не означали, что в лесах находятся орущие страшные дикари, как это случилось много лет назад, но все равно все были испуганы надвигающейся опасностью.

Спустя некоторое время, когда люди начали разговаривать нормальными голосами, отец де Франшевилль кивнул Филиппу, и они отправились в путь. Человек умирал, и даже страх оттого, что их могла поджидать смерть в окружавших церковь лесах, не мог удержать старого священника от выполнения долга.

Фелисите провела два часа на наблюдательной башне, не сводя взгляда с участка, где находился дом Жирара. Гроза ушла прочь, продолжая что-то гневно бормотать. С реки дул ветерок, волновавший верхушки деревьев. Девочка постоянно задавала вопросы караульному: «Нет ли каких-нибудь признаков беды? Может, он что-то слышит?»

Наконец караульному надоело:

— Ты меня спрашиваешь, не вижу ли я беды вниз по реке? Я тебе десятки раз отвечал, что ничего не вижу. Ничего не вижу на севере, востоке, юге или западе… Ты меня спрашивала, не слышу ли я чего-либо? И я тебе отвечал, что ничего не слышу. Мне надоели вопросы, помолчи лучше, а то я тебя спущу с башни.

Фелисите попыталась извиниться:

— Мсье, у меня там друзья… Охранник развел руками:

— Легкомысленная головка, у меня повсюду друзья. Тебя беспокоит судьба одного семейства, а меня — судьба десятков.