Высокие башни - Костейн Томас - Страница 35

— Он стал в нашем семействе четвертым, — мадам Шарль снова повторила вопрос: — Шарль, неужели необходимо продолжать? Неужели это дело стоит стольких жертв?

На сей раз он ее услышал, и у него заблестели глаза.

— Стоит ли это дело стольких жертв? Дорогая, мы должны продолжать оставаться твердыми. Мы обязаны идти дальше и закончить уже начатую работу. Я тяжело переживаю смерть Габриэля, но… уверен, что мы не должны поворачивать назад. Мы уже организовали постоянные поселения и тем самым много сделали для того, чтобы Франция могла провозгласить собственную империю к западу от Миссисипи. Продолжать? Мы должны продолжать и действовать до последнего гроша, пока не останется последний из нас. В нашем семействе осталось шесть братьев. Разве этого недостаточно?

Глава 3

Фелисите вышла в сад и взглянула на небо. Оно было свинцовым и суровым. Птицы старались прятаться от ветра среди башен замка. Фелисите грустно покачала головой и подумала: «Сегодня он не придет».

Обычно ее дни проходили по-разному. Иногда Филиппу приходилось отправляться в замок, и это были чудесные дни, наполненные счастьем, возбуждением и даже некоторыми возможностями. Порой юноша останавливался и разговаривал с девочкой или даже по-дружески гладил ее по головке. Как-то он принес ей маленькую деревянную лошадку, которую вырезал специально для нее, и этот день стал для нее особым. Девочка поставила лошадку на подоконник, над своей складной кроватью. Как только она просыпалась, сразу видела лошадку с настороженными ушками и высоко поднятой головой, четко видной при солнечном свете.

Девочка просто чувствовала, когда должен был появиться Филипп, и всегда была у юго-западных ворот, когда он там проходил. Она спокойно стояла в сторонке и тихо говорила, не поднимая головы:

— Доброе утро, мсье Филипп.

Иногда Филипп торопился и только кивал ей головой. Девочка все понимала, старалась не грустить и вспоминала те счастливые мгновения, когда он не торопился и мог остановиться и поговорить с ней. Разговор оставался односторонним, потому что она не могла набраться смелости и кроме слов «Да, мсье Филипп» ничего не смела сказать. Но она помнила все его слова.

Но были другие, грустные дни, когда Филипп не появлялся. Они случались гораздо чаще, чем те, когда она видела Филиппа. Девочка старалась пережить подобные дни, но постоянно отвлекалась от уроков, и тетушка Сулетта больно била ее линейкой по костяшкам пальцев. Однажды, когда она совершила какую-то глупую ошибку и тетушка поинтересовалась, где же находятся ее мозги, девочка расслабилась и ответила, что думает о Филиппе.

— О ком? — поразилась тетушка.

— О Филиппе. Подмастерье плотника. Экономка презрительно фыркнула.

— Об этом ничтожестве? Почему, мадемуазель, ты о нем думаешь в то время, когда ты должна заниматься уроками?

— Он добр ко мне и вырезал для меня лошадку.

На следующее утро, когда девочка проснулась, лошадки не было на прежнем месте. Тетушка Сулетта выдумала невероятное объяснение пропажи.

— Одна из бездельниц-служанок украла ее.

Она даже начала расспрашивать служанок по поводу пропажи, но они все как одна возмущенно отрицали свою причастность к этому.

— Им, конечно, нельзя верить, заявила в конце концов тетушка.

Лошадка не нашлась, и Фелисите не посмела сказать Филиппу о пропаже. Она боялась, что он подумает, будто она не ценила его подарок.

Фелисите еще раз взглянула на небо. Оно не изменилось, и девочка с грустью отправилась в дом. Она неохотно шагала в комнату, которую они занимали вместе с тетушкой. Фелисите, к своему изумлению, обнаружила, что тетушка еще лежит в постели. Такого прежде никогда не случалось. Строгая экономка никогда не болела и была пунктуальнее любых часов в замке.

— Что случилось? — спросила девочка, подбегая к постели. — Вы заболели? Как вам помочь?

— Мне никак нельзя помочь, — сурово заявила тетушка. Красный фланелевый платок прикрывал ее лицо, и в комнате резко пахло настойкой мака. — Как я страдаю! Этот зуб сводит меня с ума!

Фелисите обладала практической жилкой и сказала:

— Надо звать зубодера. Я попрошу, чтобы за ним послали, подогрею воду и приготовлю полотенца к его приходу.

Тетушка Сулетта начала волноваться.

— Никаких зубодеров, не шуми и не приставай ко мне. У тебя сегодня не будет уроков. Вместо этого отправляйся в зал и начинай чистить вилки и ножи, чтобы не бездельничать. Полируй, пока все не заблестит!

Тетушка говорила это по привычке, потому что Фелисите все выполняла быстро и тщательно. Но боль продолжалась, и тетушка сказала:

— Рене сказала мне, что это лучшее в мире лекарство, но мне оно не помогает. Господи, какая сильная боль! Наверное, я умираю.

Фелисите испугалась:

— Если вы умираете, сюда нужно позвать святого отца де Франшевилля, — сказала девочка.

Экономка рывком поднялась в постели и начала грозить ей пальцем.

— У тебя слишком живое воображение! — закричала она. — Ты собираешься привести сюда доктора, а потом священника! Когда мне кто-то понадобиться, я сама скажу тебе об этом! Ты все поняла? Теперь отправляйся и делай, что тебе приказано.

Когда Фелисите подошла к гостиной, ей очень не хотелось туда входить. На окнах были плотно задернуты занавески, и там было темно, как ночью. Девочка отодвинула в сторону уголок одной занавески, чтобы ей были видны столовые приборы. Она заметила, что пол застлан черной материей, а над камином висит огромный бант из соболей. Фелисите задрожала, — ей было известно, что бант повесили в знак траура об умершем брате главы семейства. Вечером гонец пересек реку и принес грустные вести о смерти Габриэля, и все в замке начали рыдать и молиться за упокой его души.

Сначала девочка боялась одна оставаться в комнате, она нервно вздрагивала и оглядывалась при каждом звуке. Фелисите полировала столовые приборы и все время повторяла:

— Как бы я хотела, чтобы тут был Филипп. Тогда я бы ничего не боялась.

Через некоторое время она попривыкла и ловко продолжала свою работу. Но все время повторяла:

— Я не должна бояться! Иначе они станут надо мной смеяться и скажут, что я — глупая гусыня! Я не должна показывать, как я боюсь.

Девочка очень обрадовалась, когда услышала звуки колокольчиков, — к дому приближались сани. Звук послышался от Шамбли-роуд, и Фелисите поняла, что это значит.

— Дети поехали в школу, — вслух произнесла девочка. В закрытой комнате звук собственного голоса показался ей глухим, и она опять испугалась.

Отец де Франшевилль вел уроки в старой комнате для охраны. Это было длинное каменное помещение, где на стенах висели мушкеты, а в углу стояла огромная бочка с порохом, прикрытая тяжелым брезентом. Ребята из поместья обычно ходили на уроки в замок пешком, но когда стояла такая погода, за ними посылали сани. Фелисите часто наблюдала за ними. Красавчик Гиацинт Дессен погонял лошадей, на коленях у него лежал мушкет. На запятках стоял важный Дамасе с другим мушкетом. Каждый раз Фелисите вся в слезах спрашивала у старой экономки, почему она не может быть на уроках. Ответ всегда был один и тот же:

— Неблагодарная девчонка, разве я не учу тебя тому, что тебе следует знать?

Девочка не подошла к окну, зная, что оно выходит в закрытый двор с другой стороны, и она увидит, как подкатят сани с шумными ребятишками. Она даже подумала, не поспешить ли ей к воротам? В первый раз рядом не было тетушки Сулетты, которая не выпускала ее из поля зрения ни на минуту. «Если даже она ничего об этом не узнает, мне не стоит этого делать», — подумала девочка.

Потом она, покачав головкой, решила все-таки рискнуть заслужить неудовольствие своей наставницы. Фелисите вытерла руки и поставила чашку с полировкой на буфет, туда же положила кусочек замши. Она все делала очень аккуратно, но когда вышла из комнаты, сразу припустила бегом.

Ей не удалось отойти далеко. Бертран стоял в конце коридора, и как только он ее увидел, у него разгорелись глаза.