Гунны - Костейн Томас - Страница 8

— Она говорит на нашем языке? — шепотом осведомился он.

— Немного. Понимает, если четко выговаривать каждый звук. Отвечает с трудом. Словарный запас у нее невелик.

Не теряя времени, Аттила взял пленницу за руку и отвел в уголок. Понизил голос.

— Как тебя зовут?

— Сванхильда, о король.

— Красивое имя. Достойное тебя. Ты без труда понимаешь меня?

— О, да, король.

— Хорошо, что ты говоришь на нашем языке, дитя мое. Мы поладим. Кому нужна жена, которая не понимает, что твоих слов, ничего не отвечает и только сидит да смотрит на тебя.

Сванхильда замялась.

— Но я знаю лишь несколько слов. Этого мало.

Ему понравился и акцент, с которым она говорила на языке гуннов. Очень хотелось погладить ее по розовой щечке.

— Чувствую, ты с каждым днем все больше будешь мне нравиться, — он попытался улыбнуться. Во всяком случае, глазки его блеснули, а губы изогнулись серпом под маленьким носом. — Ты меня боишься?

— Да, — ответила девушка. — Очень боюсь.

— Это хорошо. Жена, если она хочет стать хорошей женой, должна бояться мужа, — какая же она очаровательная, какая стройная, хрупкая! Аттила коснулся ладонями ее щек. Повернулся к Айе и Генизарию. — Я женюсь на ней тотчас же. Займись подготовкой свадебной церемонии, Генизарий, — Аттила отступил на шаг и обозрел новую жемчужину своего гарема. Да, этот день порадовал его приятным сюрпризом. — Я очень доволен. Я так доволен, что хочу подумать о свадебном подарке для моей новой жены.

Но сюрпризы на том не кончились. И следующая фраза невесты, произнесенная тихим голосом, то есть предназначавшаяся только для ушей Аттилы, пренеприятно удивила его.

— Разве тебе не сказали, что я дочь Аталариха, короля Южной Тюрингии?

Аталарих из Тюрингии! Один из десяти, кого он приговорил к смерти час тому назад?

— О властелин мира! — взмолилась девушка. — Если ты хочешь, чтобы я стала твоей женой, я согласна. Я буду хорошей женой. Но, если я поняла правильно, ты что-то сказал о подарке для меня. Пожалуйста, о Аттила, подари мне свободу моего отца! Он хороший король, храбрый король, а мне он добрейший и заботливейший отец. Подданные его в печали из-за того, что он в тюрьме. А у меня просто разрывается сердце.

Аттила грубо схватил ее за руку и вывел в соседнюю комнату.

— Оставайся здесь, — бросил он, а сам вернулся к Айе и Генизарию.

— Почему вы не сказали мне, что она дочь одного из пленников?

— Я думала, тебе это известно, — ответила Айя.

— Я понятия не имел, что вместе с Аталарихом доставили членов его семьи.

— Командир отряда, посланного тобой за Аталарихом, решил, что она тебе понравится. Потому ее и прихватили.

На лице Аттилы отразилось раздражение.

— Девушка знает, что ее отца ждет смерть?

Айя покачала головой.

— Она, конечно, опасается самого худшего, но ей ничего не известно о готовящейся казни.

Аттила заговорил размеренно, словно размышляя вслух.

— Девушка прекрасна. В ней есть все, что должно быть в жене. Я уверен, что полюбил бы ее больше других жен. Но не след менять принятое решение из-за… семейных соображений. Я не могу пощадить Аталариха и казнить остальных.

— Я могу поговорить с ней, — предложила Айя.

— Нет. Толку в этом не будет. Я поговорю с ней сам, — Аттила посмотрел на женщину, которая была первой из его любимых жен. В его взгляде читалось недоумение. — Ну почему самая желанная женщина должна оказаться дочерью предателя!

— На свете есть и другие красавицы, — напомнила ему Айя.

Аттила аж взвился.

— Я возжелал эту как никакую другую.

Он прошел в маленькую комнату. Сидевшая Сванхильда тут же вскочила, побледнев как полотно.

— Мой маленький золотой цветочек! Я хочу, чтобы ты знала, что я уже тебя люблю. Но должен сказать тебе и другое. Твой отец и еще девять правителей не выполнили мой приказ поставить требуемое число людей и припасов. Что мне оставалось делать? Я не могу допустить неповиновения в моих владениях. Дитя мое, все десять должны умереть.

— Нет, нет! — глаза девушки наполнил ужас. — Это невозможно. Великий Аттила, ты пугаешь меня. Ты сам сказал, что жены должны тебя бояться.

— Будь это в моей власти, я бы облегчил твою боль, пощадив твоего отца, хотя он и предатель. Но решение уже принято. Я не могу позволить личным чувствам вмешиваться в дела государства, — он взял ее за руки. — Послушай меня. Ты еще ребенок. Ты переживешь то, что сейчас кажется тебе трагедией. Возможно, со временем даже о ней забудешь. Все люди должны умереть, раньше или позже, даже короли, даже Аттила, величайших из них. Ты меня слушаешь? — он тряхнул Сванхильду. — Слушай внимательно. Я с первого взгляда понял, что ты будешь мне настоящей женой, которая будет стоять рядом со мной и сидеть около моего трона, которая разделит славу моих грядущих побед. Ни одна женщина не получала такого шанса, какой предлагаю тебе я. Ты станешь у меня, моя славная Сванхильда, королевой всего мира!

Девушка упала на колени.

— Я готова стать твоей рабыней, если ты помилуешь моего отца. Моего доброго, великодушного, любимого отца! Если ты убьешь его, я умру от горя. Если ты должен кого-то убить, убей меня. Пусть это будет уроком тем правителям, у которых есть дочери.

Аттила покачал головой.

— Я не могу изменить принятого решения.

— Тогда позволь мне умереть вместе с ним! — девушка забилась в истерике, вырываясь из рук Аттилы. — Если мой отец должен умереть, я тоже не хочу жить. О, великий Аттила, поверь, он всегда был верен тебе, но не мог не думать о благосостоянии своих подданных. Пообещай мне, что еще раз подумаешь, стоит ли столь сурово наказывать моего отца.

Аттила не привык к тому, что кто-либо обсуждал его решения.

— Подумать придется тебе, — бросил он. — Я знаком с тобой лишь несколько минут, но уже предложил тебе земное королевство. Я привык отдавать приказы, а не объяснять, ради чего они отданы. Больше говорить не о чем. Если излишняя сентиментальность не позволяет тебе принять мое предложение, значит, ты не та женщина, которую я хочу видеть рядом с собой.

Сложности личной жизни не отвлекли Аттилу от повседневной работы. Покинув Двор королевских жен, он, как обычно, отправился к городским воротам, вершить суд, выслушивая жалобы и решая споры. В решениях своих он руководствовался справедливостью и здравым смыслом. Собственная полураздетость нисколько не смущала его. Отпустив последнего просителя, Аттила вернулся в обеденный зал, где в уединении откушал холодного мяса и фиников. После чего спустился вниз, на военный совет.

Его высшие командиры сидели за длинным столом. Как и он, обнаженные выше пояса, но все в высоких кожаных сапогах, обильно смазанных маслом, отчего от них ужасно воняло. Они привыкли сидеть в седле или на корточках, отчего пребывание за столом доставляло им массу неудобств. У некоторых ноги не доставали до пола, и они болтали ими в воздухе, словно малый дети.

Послушав несколько минут жаркую дискуссию о перемещении армий с востока через горную страну, именуемую Дакия, что лежала на севере Восточной Римской империи, Аттила пришел к выводу, что вонь сапог — лишь одна, и не самая главная из неприятных черт его военноначальников. Он резко встал.

— Сколько можно слушать эти глупости? — разом оборвал он разгоревшийся спор. — То, о чем вы говорите, вызовет хаос в моих владениях. Вы хотите, чтобы все армии прошли через Дакию, наступая друг другу на пятки. Они сожрут все вокруг, как стая голодной саранчи. Они начнут останавливаться и сражаться друг с другом. Я собираю армии не для того, чтобы они сталкивались на дорожных перекрестках. Им предстоит борьба с общим врагом, — глаза Аттилы пробежались по лицам сидящих за столом. Он просто кипел от гнева. — Войну выигрывает армия, наиболее подготовленная ко дню решающего сражения. Вы же готовы потерять сотни и тысячи солдат на горных дорогах. На сегодня достаточно. Я надеялся, что эти вопросы удастся решить без помощи Всегда-одетого, который занят сейчас другими делами. Но я вижу, что только он сможет распутать завязанные вами узлы.