Гунны - Костейн Томас - Страница 32

— Что ж, — вдова поправила пышные волосы, — я могла бы научить его другим способам выказывать свое восхищение. Вот о чем я подумала. Если уж я беру с собой жеребца и девушку, почему бы мне не взять и его? Я найду, чем его занять. И буду платить ему лучше, чем Аттила.

— Для меня это большая честь, госпожа, — наконец, подал голос Ивар. — Но я служу Аттиле. На носу война. И сейчас я не могу уйти от него.

— Не думай, что на моей службе тебе будет легко. Сил у тебя будет уходить не меньше, чем в жарком сражении. Но я хорошо плачу. Твои карманы будут набиты так же, как и желудок. Подумай об этом. Ты не пожалеешь о такой хозяйке как я.

Укрывшись в тени деревьев, друзья наблюдали, как караван вдовы двинулся в путь. Ей не потребовалось много времени, чтобы убедить Мацио принять план, дающий возможность спасти золотоволосую дочь и черного жеребца от загребущих рук гуннов. Когда же Николан появился у Мацио, последний ни словом не упомянул о визите вдовы, хотя чувствовалось, что с плеч его свалилась тяжелая ноша. Представителя Аттилы он удостоил лишь несколькими фразами.

— Вот список моих лошадей. А вот имена людей, которые могут носить оружие. Нужно ли тебе что-то еще? — голос его звучал враждебно, и Николан еще более утвердился в мысли о том, что старик не убежден, что свой ли план предложила ему вдова? Уходя, Николан спросил, дозволено ли ему будет присутствовать на скачках.

— Дозволено, — выдавил из себя старик.

Из своего укрытия они видели, как Ильдико, упрятав золотистые волосы под бархатный капюшон, ехала на лошади рядом с Хартагером. Жеребца укрыли старым одеялом и сажей закрасили звездочку на его лбу.

— Странно, что он отсылает одну Ильдико и оставляет дома вторую дочь, — пробормотал Николан. — Или она ему не столь дорога? Лаудио может обеспечить ему благоволение Аттилы. У нее темные волосы и черные глаза, но белоснежная кожа и изящная фигура. Интересно, что думает по этому поводу Лаудио? Характер-то у нее горячий.

Последняя лошадь скрылась поворотом дороги. Николан повернулся к своему спутнику.

— Возможно, я больше никогда не увижу Ильдико.

— Девушка она симпатичная, — признал Ивар, — но мир полон красивых женщин. Ты найдешь, с кем утешиться.

— Может, оно и к лучшему, — вздохнул Николан. — Роймарки никогда не простят меня. Как злобно говорил со мной старик этим утром. Он же смотрел сквозь меня, — он помолчал, затем гордо вскинул голову. — Одно я знаю наверняка. К ее возвращению я или умру, или стану владельцем земель Ильдербурфов!

10

Аттила не прибыл раньше назначенного срока. Одним глазом Николан следил за скачками, а другим косился на восточную дорогу, ожидая появления облака пыли. В отсутствие Хартагера скачки проходили скучно. Ранно Финнинальдер выиграл больше забегов, чем Мацио, к явному удовольствию Лаудио, которая сопровождала победителя. Выглядела она великолепно, в розовом костюме для верховой езды и высоких черных сапогах.

Давно миновал полдень, а на восточной дороге так и не поднялась пыль, свидетельствующая о приближении Аттилы.

После последнего заезда, Николан повернулся к Ивару.

— Что-то произошло, и его планы изменились. Нам не остается ничего иного, как возвращаться в столицу.

Они уже разворачивали лошадей, когда среди зрителей пробежал шумок.

— Что такое? — Николан сдержал коня. — По-моему, друг мой, нам предстоит увидеть Дуэль кнутов. Давай чуть задержимся. Приготовься к волнующему и жестокому зрелищу.

Зрители сдвинулись, оставив посередине узкую полоску травы длиной в сто пятьдесят ярдов. На концах полоски появились всадники. Каждый с очень длинным кнутом, обмотанным вокруг талии и кинжалом за поясом. Естественно, оба обходились без седел. Вперед выступил Мацио, назвал одного участника дуэли, затем второго. Зрители загудели.

— Дуэль кнутов, — объяснил Николан своему другу состоит в том, чтобы обвить кнутом шею противника и сбросить его на землю. Длина кнута двадцать футов, и ты удивишься, сколь мастерски они ими пользуются. Мальчики обучаются этому искусству с пяти лет, потому что каждый может стать участником такой дуэли. Тот, кого сбросят на землю, не имеет права защищаться. Его противник может пощадить поверженного или зарезать кинжалом. Обычно в ход идет кинжал, — внезапно он замолчал. — Я знаю одного из них. Того высокого парня. Это Ратель Доттерспеарс. Тихий, спокойный мальчик. Мы дружили в детстве. Но он никогда не отличался силой, так что, боюсь, эта дуэль для него плохо кончится.

Они спрыгнули с лошадей и протиснулись в первый ряд зрителей. Николан повернулся к соседу.

— Из-за чего ссора? — спросил он.

— Спаркан заявил, что девушка, на которой хочет жениться Ратель, с колыбели обещана ему ее отцом. Так как и отцы девушки и Спаркана умерли, Рателю ничего не остается, как сразиться со Спарканом. Поединок будет неравным. Спаркан несколько раз участвовал в Дуэли кнутов и каждый раз убивал соперника, — тут он посмотрел на Николана и лицо его помрачнело. — А тебе какое до этого дело, Николан Ильдербурф?

— Ратель был моим другом, — спокойно ответил Николан.

— Больше он тебе не друг! Сегодня он умрет, но я уверен, он не согласился бы поменяться с тобой местами.

Дуэль началась. Спаркан не уступал ростом Рателю, но был куда массивнее. Конем он управлял легко и не сводил глаз с соперника. И кнут подчинялся ему как ручной. С полдюжины раз вылетал он к шее Рателя и всякий раз от цели отделяло его не более дюйма. Ратель также мастерски управлял лошадью, но чувствовалось, что думает он не столько о нападении как о защите. Только один раз оказался позади соперника, в наилучшей позиции, но кончик кнута пролетел далеко от цели.

— Мой бедный Ратель, — выдохнул Николан. — Тебя ждет скорый конец.

И действительно, несколько мгновений спустя уже Спаркан оказался в выгодной позиции, и его кнут, как змея, обвился вокруг шеи Рателя. Короткий рывок, и последний полетел на землю. Остался лежать там, где упал, следую обычаю. Кинжал он уже отбросил в сторону.

Победитель зверем кинулся на него, замахиваясь кинжалом. Николан отвернулся. Тут же по толпе прокатился глубокий вздох, заплакали женщины.

— Это же убийство! — возмутился Ивар. — Так гибли гладиаторы, когда сидящие на трибунах опускали палец книзу.

— Мой бедный друг! — воскликнул Николан. И, хотя и не был христианином, добавил. — Пусть Бог упокоит твою душу.

Зрители словно застыли, а на пустую полоску травы вырвалась маленькая фигурка священника в серой рясе. Он подбежал к умирающему, упал рядом с ним на колени.

— Это отец Симон, — пояснил Николан. — Священник, которого мы пытались найти в Белиз-Скаур. Он рискует жизнью, показываясь на людях.

Священник прочитал молитву над распростертым на земле телом, осенил его крестом.

— Я призываю всех вас в свидетели того, что он прожил достаточно долго, чтобы получить отпущение грехов, — изрек священник. — Он не приобщился к истинной вере, мой бедный Ратель Доттерспеарс, но он был хорошим и честным человеком, и душа его всегда указывала ему правильный путь. В последние мгновения жизни он признал себя грешником и глазами просил о прощении, прежде чем отойти в мир иной. Пусть Сын Небесный даст ему вечный покой.

Родственники Рателя окружили тело. Патриарх семьи отер его щеки и лоб, водрузил на голову белую шапку. На Рателя надели белую жилетку, сложили его руки на груди, в правую всунули кинжал. Кнут обмотали вокруг талии, чтобы он мог предъявить его в царстве мертвых в доказательство того, что погиб на дуэли. Наконец, усевшись на землю, они затянули похоронную песнь. Девушка, которая собиралась выйти за него замуж, стояла в стороне, наклонив голову. Когда Спаркан, победно улыбаясь, направился к ней, засовывая за пояс окровавленный кинжал, она с криком бросилась прочь.

Кровавый исход дуэли взвинтил соседа Николана. Он повернулся к посланцу Аттилы, ткнул пальцем ему в грудь.