Черная роза - Костейн Томас - Страница 25

Сначала он не придал значения ее словам. Он представлял себе дома саксов, пострадавших в то время. Нет ничего удивительного, что саксы испытывали ненависть к норманнам и она не проходила все эти годы!

— Этот брак поможет восстановить почти все владения Булейра, — продолжала Ингейн. — Это очень мудрое соглашение!

Уолтер наконец понял, в чем дело, и не сводил с девушки взгляда, не желая верить услышанному.

— Ты хочешь сказать, — наконец вымолвил он, — что выходишь замуж за Эдмонда?

— Почему бы и нет? Разве для меня это не лучшая партия? И мы с ним дальние родственники. А потом я стану графиней Лессфорда.

Уолтер не смел на нее взглянуть.

— Я всегда понимал, что это невозможно, но так сильно тебя желал, что все остальное казалось мне не важным. — Юноша пришел в ярость. — Ты знаешь, что, возвращаясь из крестового похода, мой отец потерпел кораблекрушение, и семейство его будущей жены заплатило за него выкуп. Только поэтому он и женился на этой женщине. Если бы судно не затонуло, я стал бы графом Лессфорда. — Юноша взглянул ей прямо в глаза. — И теперь из-за этого ты выходишь замуж за Эдмонда, а не за меня!

Уолтер подошел поближе и взялся за уздечку. Он никогда прежде к ней не приближался и сейчас чувствовал, что ее красота ослепляет его, как солнце в разгар дня.

— Ты говоришь о том, что могло бы случиться, — заметила Ингейн. Потом она улыбнулась, и ему следовало навеки запомнить эту улыбку. Ее глаза стали огромными, и их уголки поднимались к вискам. Казалось, они излучали тепло. Уголки губ тянулись вверх.

— Ингейн, подожди меня! — воскликнул юноша. — Я много занимаюсь, чтобы набраться знаний и заработать себе почетное место в мире. Когда-нибудь у меня будет земля, много земли. Я добьюсь для себя честного имени, и ты сможешь его носить с гордостью. Я тебе клянусь, что все так и будет! Подожди меня, хотя бы немного!

— Это разговоры мальчишки-школьника, — ответила Ингейн. Вдруг голос у нее стал нежным: — Прости, Уолтер, но тут ничего не поделаешь. Все уже решено, и мой отец не позволит откладывать свадьбу. Уолтер, ты мне всегда нравился и тебе об этом известно. Но я понимала, что у нас нет будущего.

— Ингейн, послушай меня. Я скоро вернусь, и, может, тогда твой отец даст нам свое согласие. Тебе еще рано выходить замуж. Погоди год или два, я прошу об этом.

Ингейн снова улыбнулась и протянула к нему руку в перчатке:

— Уолтер, подойди поближе.

Он повиновался, и она нагнулась к нему так, что их лица оказались совсем близко. Они крепко держались за руки.

— Ты такой высокий и красивый, — шепнула девушка, — и нравишься мне так сильно, что даже представить себе не можешь! Если бы… Если бы нам представилась возможность! — Ингейн вздохнула и еще крепче сжала пальцы Уолтера. — Мне хотелось бы выйти замуж за тебя, а не за Эдмонда. Уолтер, этого никогда не случится, и наши желания здесь ни при чем!

Девушка отняла руку и выпрямилась в седле. Уолтер взглянул на нее и понял, что между ними существует непреодолимая дистанция. Это было бескрайнее расстояние между знатной леди и незаконнорожденным отпрыском дома саксов. Им не было суждено никогда сблизиться. Ингейн тронула коня каблучком.

— Когда ты вернешься, я уже стану графиней Лессфорда, и, видимо, мы больше никогда не увидимся. Но я… надеюсь, что ты меня не забудешь, Уолтер.

— Я никогда тебя не забуду! — воскликнул юноша. — Клянусь, ты навсегда останешься в моей памяти!

Девушка быстро удалилась. Так всегда случалось между ними: несколько слов и улыбок — кокетливых, насмешливых и даже добрых, а потом она улетала от него, как шаловливый ветерок. На этот раз, наверное, она исчезла навсегда.

Уолтер разглядывал на стенах зала рисунки на библейские сюжеты. Они были выполнены темперой, и в них чувствовалась опытная рука художника. Можно было рассмотреть тщательно выписанные подписи: «Соломон и его женщины», «Ученик Христа Петр», «Тайная вечеря». Конечно, это не мог нарисовать какой-нибудь бродячий художник. Отец Уолтера нанял опытных монахов, чтобы они писали эти сцены из Библии, и можно не сомневаться, что он им хорошо заплатил за это.

Как только Уолтер прибыл в замок, его проводили в не очень большую, но прекрасно обставленную комнату. На стенах под рисунками были драпировки из алого с золотом бархата. На скамьях, стоявших вдоль стен, лежали подушечки, украшенные перламутровыми пуговицами. На полу был разостлан испанский ковер. Юноша понял, что Нормандская женщина привезла в Булейр огромные богатства.

Сначала Уолтер оставался в комнате один. Он так глубоко задумался, что не сразу заметил, что здесь, кроме него, появились еще люди, и был поражен, услышав раздраженный голос Саймона Ботри:

— Гатер, почему ты обращаешься ко мне? Ты, а не я должен об этом беспокоиться.

Рядом с законником стоял сенешаль, который открывал окно эркера вчера вечером.

— Но нужно что-то делать, — протестовал старик. — Мне запрещено разговаривать с леди Матильдой, а вы говорите, что сейчас необходимо потратить все наличные деньги, чтобы оплатить расходы. Если вы не найдете для меня денег, как тогда я смогу заплатить по счетам? Сорок семь домашних слуг ничего не получали в течение месяца, к ним можно приплюсовать тридцать лучников. Нет, теперь их осталось двадцать девять, потому что Хью убили прошлой ночью. Человек, раздающий милостыню, заявил, что его кошелек пуст. Отец Гутид написал длинный список того, что следует привезти из Лондона. Что мне делать, если нет денег?

— Обойдись без них. Люди, служащие в замке, могут подождать, — заявил Саймон Ботри.

— Но у нас запасов пищи всего на один день, — продолжал настаивать расстроенный сенешаль.

В этот момент в комнате появились другие люди. Саймон Ботри отмахнулся от старика и занял место за столом, стоявшим в другом конце помещения. Уолтер не двинулся со своего места. Он увидел, что на столе стояли разные дорогие вещи — блюда, ювелирные украшения, кубки, служебники, семейная Библия. Видимо, в соответствии с завещанием здесь станут раздавать реликвии покойного.

В комнату вошла вдова в сопровождении Эдмонда, и все встали. Эдмонд на всех поглядывал гордо, как новый хозяин. Он опустился рядом с адвокатом за стол. Мать села с другой стороны.

Уолтеру не предложили сесть поближе, и он оставался в дальнем конце комнаты. Он был поражен, увидев вдову отца.

Казалось, что Нормандская женщина постарела за ночь, она выглядела очень усталой и была в плохом настроении. Возможно, она понимала, что предстоящая церемония означала конец того, что она ценила больше всего в жизни. Она не взглянула на Уолтера, но он не сомневался, что ей известно о его присутствии.

Саймон Ботри разгладил лежавший перед ним документ и начал читать:

— «Я, Рауф, граф Лессфорда и владелец поместья Булейр и других нижеперечисленных земель, заявляю, что это мое последнее пожелание…»

Сначала прочли распоряжение о приданом вдовы и распределении главных поместий. В бумаге были перечислены все фермы и поместья, отходящие Эдмонду. Уолтер думал, что адвокат никогда не закончит их зачитывать. Он прислушивался к монотонному голосу Ботри и все сильнее жаждал получить хотя бы клочок земли. Его устроил бы самый крохотный надел, лишь бы это была плодородная, зеленая земля и там можно было бы пасти скот и засевать ее пшеницей. Ему мечталось пропустить ее всю сквозь пальцы и с душой обрабатывать. Тогда он смог бы исправить ошибку собственного рождения и завести себе нормальный дом. Только если вы владеете землей, то можете занимать достойное положение и быть уважаемым человеком. Уолтер не хотел ничего особенного, но отец, видимо, понимал его желание и мог для него кое-что сделать.

Он был так увлечен собственными рассуждениями и расстроен сообщенной ему Ингейн новостью, что мало обращал внимания на дальнейшие перечисленные Ботри пункты. Отец был щедр к своим бедным родственникам и оставлял им приличные денежные суммы и разные ценные вещи. Уолтер как во сне слышал упоминания о пожертвованных кроватях с балдахинами, серебряных мисках, чашах, подносах, кубках, гобеленах и коврах из Азии. Все это так щедро раздаривалось, что на старообразном лице Эдмонда показался румянец возмущения. Уолтер понимал, что его сводный братец полностью унаследовал жадность и скупость норманнов.