Наследие 2 - Тармашев Сергей Сергеевич - Страница 60

— Полсотни бойцов с дубинками против шеститысячной толпы с ножами и обрезами, — Васильев преданно взирал в глаза начальству, — о неоправданной жестокости по отношению к каким именно гражданам идет речь? Мы ведь тоже граждане России или нас с утра уже лишили гражданства?

— Майор! — зашипел на него генерал. — Ты, часом, не идиот? Хочешь начать подыскивать себе другую работу?! Если прокуратура докажет, что ты превысил полномочия, получишь пинка под зад! А то и сядешь в два счета!

— Никто из моих людей не нарушал закон, товарищ генерал! — отрапортовал Борис, вытягиваясь по струнке ещё сильней. — Если таковые случаи имели место, то, я уверен, это были сотрудники не моей роты! Пусть правозащитники, или кто там, предъявят фотографии или видеозапись, мы всецело за чистоту своих рядов!

— Фотографии?! — взъярился генерал. — В тонированных шлем-сферах?! Васильев!!! Ты мне тут овечкой не прикидывайся! Эти правозащитнички из меня уже всю кровь выпили с этой тонировкой! Немедленно снять!!!

— Так солнце же в глаза светить будет, товарищ генерал! — удрученно вздохнул Борис. — Как же работать? Эффективность поддержания правопорядка снизится…

— Солнце?! — побагровело начальство. — В Петербурге?! С огнем играешь, Васильев!

— Иногда бывают очень даже солнечные дни, товарищ генерал! — вновь вытянулся во фрунт Борис. — Да и не получится снять тонировку, это заводское напыление, нужно выписывать новую партию…

— Молчать! — заорал генерал. — Убирайся с глаз моих долой! Пока я собственноручно не выдрал твой длинный язык! Будешь наказан, майор, по всей строгости! Вон отсюда, я сказал!!!

— Есть! Готов понести любое наказание! — преданно гаркнул Васильев и тут же вкрадчиво добавил: — Товарищ генерал, разрешите тонировку оставить? Солнце же…

— Оставляй, — процедил сквозь зубы генерал, — а теперь пшёл вон, дебил!

Борис четко развернулся и покинул генеральский кабинет. Генерал мгновение молчал, задумчиво глядя ему вслед, после чего тяжело вздохнул и уселся в своё кресло. Один из стоящих перед ним офицеров вкрадчиво уточнил:

— Готовить документы на увольнение майора Васильева, товарищ генерал?

— Угу, — кивнул генерал, насупливая брови, — и сразу на себя, займешь его место.

— Извините… — опешил офицер. — Не понял вас…

— А что ты тут не понял, полковник? — насмешливо посмотрел на него генерал. — Вышвырнем Васильева, и ты возглавишь знаменитую роту «черные забрала», при одном упоминании о которой бастующие «заботливые» становятся очень сговорчивыми. Станешь героем новостей, прославишься тем, что смело ходишь с дубинками и щитами на ножи и огнестрельное оружие и можешь разогнать многотысячную толпу силами одной роты, тебя будут все ненавидеть, и свои, и чужие. Романтика! Готовь документы!

— А… — осекся тот и нерешительно произнес: — Виноват! Не понял вас правильно… вопросов нет!

— Мозгов у тебя нет, а не вопросов, полковник! — устало выдохнул генерал, расстегивая воротник под форменным галстуком. — Уволить всех Васильевых просто, а кто вместо них работать будет? На ножи и обрезы бросаться? Людей не хватает! Ты вокруг посмотри! Одни уродцы! И меньше их не станет, только больше! Страшилки от Шаройкиной помнишь? Мы уже испытываем некомплект, а если за всякую ерунду увольнять сотрудников и отдавать их на растерзание правозащитничкам, к нам никто не пойдет! И что тогда, сам в руки дубинку возьмешь?

— На Васильева и его людей поступают сотни жалоб, — попытался оправдаться полковник. — Рота объявила себя «чистой» и не скрывает своей враждебности по отношению к «заботливым» и их лигам. Правозащитники называют их тонированные забрала отличительным знаком, сродни фашистской атрибутике. Они требуют запретить тонировку, мотивируя это тем, что неузнаваемость лиц сотрудников роты Васильева развязывает им руки и дает возможность превышать полномочия. Масса юристов добивается его увольнения или хотя бы отстранения от должности. Кроме того, сам майор Васильев явно неуправляем, что он только что продемонстрировал.

— Он продемонстрировал, что много болтает не по чину! — генерал иронично усмехнулся. — За это получит выговор и отправится в отпуск зимой, после новогоднего дежурства. Но он очень даже управляем. Неуправляемый офицер не ходил бы с горсткой людей на усмирение огромных толп по первому же требованию. Васильев — это страшилка для «заботливых», а его «черные забрала» — лишний козырь в нашем рукаве. Зачастую достаточно просто прислать его роту к месту проведения очередного митинга в защиту лигов, и неприкосновенность общественного порядка обеспечена! Такие ресурсы надо беречь, полковник! Разогнать их всегда успеем.

Генерал поерзал в кресле, быстро перебирая бумаги, которыми минуту назад потрясал перед Васильевым, и вновь посмотрел на застывших перед ним офицеров полиции.

— Кстати, о «черных забралах»! — он постучал пальцем по стопке официальных жалоб. — Решение-то действенное. Стоит затонировать лицевые щитки всему ОМОНу, надо только организовать какое-нибудь оправдание данному процессу. Вроде того, что Васильеву солнце в глаза светит.

— Это вызовет скандал, товарищ генерал, — осторожно возразил все тот же полковник.

— Знаю, — не стало спорить начальство. — А вы пораскиньте мозгами, чтобы причина была более убедительной. Закажите исследования в один из наших институтов, проведите испытания, тендер, в конце концов. Сейчас не те времена, долго возмущаться не будут. Это они смелые, пока на страданиях «заботливых» и их лигах делают деньги и карьеру. А как те же самые голодные лиги и их родители, страдая от нищеты, начинают таскать еду с прилавков, выдергивать мелочь из касс или отбирать бумажники в подворотнях, так сразу же бегут в полицию. В этот момент никто из них почему-то не вспоминает, что полиция плохая или ОМОН жестокий.

Генерал просмотрел ещё пару жалоб и пренебрежительно фыркнул, отбрасывая одну из них:

— Нет, это ж надо, четверо детей-лигов было затоптано разбегающейся толпой! — Он скривился, словно человек, только что услышавший редкостную глупость. — А зачем надо было тащить с собой детей на беспорядки, заведомо завершающиеся столкновением с полицией?! Мозги где?! — и, вновь посмотрев на полковника, закончил: — Пока шумиха не уляжется, Васильевым толпу лучше не дразнить. Деньте его куда-нибудь на несколько дней. Вон, отправьте в Москву, пусть везет под конвоем подозреваемых по делу МАГБ. Служба Безопасности «Сёрвайвинг Корпорэйшн» как раз выразила желание получить их в своё московское представительство.

— Это ужасное, чудовищное обвинение! — негодование Эмиля Эдуардовича более походило на вспышку злобы. — Это кощунственно! Вы обвиняете роддом в краже ребенка! Наши врачи посвятили жизни делу акушерства! Жизни! Мы живем тем, что помогаем маленьким человечкам появляться на свет, а вы заявляете мне такое!

— Не повышайте на меня голос, — Марина негромко, но твердо оборвала поток докторского возмущения. — Я никого не обвиняю, это прерогатива суда. И я не утверждаю, что моего ребенка похитили, в этом пусть полиция разберется. Но я убеждена, что мне отдали чужого младенца, и докажу это! Поэтому сейчас я прошу вас, доктор, помочь мне разыскать моего ребенка!

Она сидела в кабинете Эмиля Эдуардовича почти полчаса, и всё это время доктор не мог поверить в серьезность её заявления. Поначалу он даже прямо спросил у неё, не пытается ли она таким образом изменить своё прежнее решение об отказе от добровольной эвтаназии. И даже сказал, что при определенных стараниях это можно организовать, правда, потребуется время и куча отписок. Когда же Марина четко и ясно объяснила, что намерена сохранить ребенка, каким бы он ни был, но при этом желает воспитывать именно своего сына, а не чужого, Эмиль Эдуардович недвусмысленно выразил сомнения в искренности её слов.

— Извините, Марина Вячеславовна, но ваши доводы выглядят, мягко говоря, надуманными! — заявил доктор. — Ни в коем случае не хочу вас обидеть, но единственное, на чем основана ваша уверенность, это родинка на пяточке младенца, которую вы якобы видели в момент родов! Позволю себе заметить, что в процессе родов женщина испытывает болевой шок, её психика далека от стабильности, внимание рассеяно, а окружающая действительность воспринимается весьма отличной от реальности! Галлюцинации или обман зрения в таких случаях — обычное дело. Подумайте сами, пяточка новорожденного совсем крохотная, а вы умудрились разглядеть на ней родинку! Да ещё в том же месте, где она имеется у вашего мужа! Более вероятным представляется, что вы просто хотели увидеть её там и, будучи, по сути, в пограничном состоянии, увидели то, чего на самом деле не было. Вы приняли желаемое за действительное! Женщинам это свойственно!